— А когда уезжаем? Дорогая моя, когда? — не выдержал он, обращаясь к Раде своим скрипучим голосом.

— Гертруда на день раньше приехала, значит завтра, — в задумчивости произнесла Радя.

— Ну и слава… А кому ж слава-то? Не Тираэлю — это точно. Ну его этого Тираэля в жопу с его сложностями. А знаешь почему? Спрашиваешь ты почему. Потому что, а как по-другому, вот почему, — пробухтел он. — Гертруде слава, — улыбнулся он и госпожа де Штольнбах улыбнулась в ответ. — И Чёрному, раз на то пошло, один чёрт я всё равно других богов не знаю.

— А как же Аэми и Аэти? — удивилась Гертруда.

Йен пожал плечами.

— Кстати, дорогая моя, я про Чёрного вспомнил. Столько воды утекло, что думал, что позабыл уже давно. Заходил один пустомеля ко мне в храм, одет был точь-в-точь как статуя в храме. Не поздоровался, не представился, с порога заявил, чтоб мы ждали какого-то спасителя по имени Гарри с прорвой народу и всех при оружии.

— Не звучит как мутное предсказание, — заметил Милфорт. — Звучит как план, — он нахмурился.

Радя пребывала в задумчивости.

— И ты думаешь, что есть шанс, что в АнНуриен нам на головы свалится целая армия во главе с каким-то Гарри? — сощурилась она.

Григо покачал головой, ухмыляясь. А вот Милфорт и Гертруда принялись доказывать, что в этом нет ничего странного, и люди постоянно в Аленой попадают.

— А что тебя в этом смущает? — толкнула в бок Радю Гретруда.

— Прорва народу при оружии могла бы сильно изменить ход дела, — задумчиво проронила Радя. — А особенно, если с этим Гарри удалось бы договориться. Слишком уж удачный расклад. Так не бывает — очень похоже на рояль в кустах…

Гарри

27-ой день ханты Жёлтых Листьев

— Эй, там, в кустах! Ты тут не замёрз? А, вижу, у тебя коврик с собой.

Это был Дима. Повеселевший и озабоченный.

— Староста приехал? — спросил я. Речь моя вновь начинала походить на ту, что была до этого. Плоть нарастала на щеке и губе, дико чесались зубы, хотелось содрать все бинты с лица, но я силой воли одёргивал руки.

Боль, что тьмой застилала сознание, постепенно отпускала. По меньшей мере моё сознание было при мне: воспалённое, тревожное, орущее на меня за причинённую боль, но при мне.

— Да, приехал. А ещё госпожа Натис, гроссмейстер Кинур, с ними хлыщ, помогавший нашему Йену вводить денежную систему в Аленое. А ещё с десяток рыцарей, а то и больше. Где мы их размещать-то будем? Ещё эта, как её, Штейнбах приехала, будет вести корреспонденцию. Что-то намечается и я приглашён.

Последнее он сказал без особого энтузиазма. Впрочем Дима всё же дышал свободнее, нежели раньше. Уже не нужны были обходы часовых, не нужно было рисковать жизнью, хоть он и числился начальником местной дружины.

— А вот меня никто не приглашал. Нужно срочно это исправить.

— Я вот поражаюсь, сколько в тебе энергии, — фыркнул Дима.

Я встал, отряхнулся, сложил коврик, поправил тёплый плащ и стал ломиться через кусты на дорогу. Дима рассмеялся.

— Я знаю, что над слепыми смеяться не принято, но ты нашёл единственный куст в этом поле, и, видать, не первый раз через него ходишь.

Я зашагал вслед за Димой, ориентируясь на его ауру.

— Вот мне чисто любопытно, как ты меня видишь? — раздался его голос.

— Для меня ты светишься, — отозвался я и остановился и принялся показывать рукой. — Там Марьяна, вон там Сеамни, вон там Курт, а там подозрительно много народу. Мы туда идём?

Дима, наверное, кивнул.

— Я не вижу, когда ты киваешь, — с досадой произнёс я.

— Да, к храму, — смутившись, отозвался он.

— И будем сидеть в храме?

— Я буду, а ты не знаю, — усмехнулся Дима.

В храм — это плохо. Я так старательно обходил его стороной, даже будучи с расщеплённым сознанием. Эх, и никуда ж не денешься, не уговоришь всех перенести сие мероприятие на открытый воздух. А что может случиться? Да очень многое. Меня определённо почувствует хозяин того места, а там дальше разверстые порталы, рогатые твари, Ишиан Рихар собственной персоной, или Седрик завалится в гости и увидит, что бить меня всё же можно и я вполне себе смертный. Нет, к такому повороту событий я был ещё не готов, но не смотря на напряжение и внутреннее сопротивление я понимал, что «готов» или «не готов» у меня не спрашивали и спрашивать не будут, а значит нужно идти.

Около храма толпились люди и именно люди: распрягали лошадей, привязывали их. Какие-то оруженосцы слонялись туда-сюда, стучали молотки, звучали команды, слышались хлопки натягиваемых и встряхиваемых тентов — раскладывали походный лагерь.

Довольно дисциплинированные, намного более дисциплинированные, чем те пятеро, что попали под моё командование после Димы. К тому же ещё и вооружены неплохо: на паре рыцарей я заметил сильные обереги от магии и оружия, временные активизируемые щиты и одноразовые чары.

Если их человек двадцать, то это будет два отряда по десять, довольно сильные и манёвренные, но на моей стороне огнестрел, а в условиях битвы в городе не составит труда держать дистанцию и вести партизанскую перестрелку. Разве что магия, которая защитит рыцарей от пуль, а она защитит, если я её не смогу снять. А ведь я смогу! Так что в случае вооружённого конфликта я был в выигрыше. Должен был быть.

Никогда ничего нельзя утверждать наверняка.

— Я знал, что ты будешь здесь, — раздался сбоку голос Леголаса. Единственный, ауру которого я перестал видеть, как только сюда попал. А с тем, что он ещё и подкрадывался обычно бесшумно, он перестал для меня существовать.

— Я не вижу твою ауру. Почему? — задал я прямой вопрос.

— Не лучшее время и место для обсуждения, — выдал эльф. — Тебе помощь нужна?

— Пока нет, но на всякий случай организуй прикрытие, — рассудил я. — Мне нужно, чтобы в случае чего у меня была возможность пустить кому надо пулю в голову, или стрелу, — сухо отозвался я, повернул голову в сторону эльфа и улыбнулся.

Я даже не был уверен, что улыбнулся Леголасу, потому что тот ничего не ответил.

— Что ты задумал? — в голосе Димы сквозила паника. — Ты хочешь устроить бойню?

— Успокойся. Просто прикрываю спину. Калеку всякий норовит обидеть, — я хохотнул.

— Это мирное заседание. Какие пули в головы? — взъелся Дима, но тут раздался скрипучий старческий голос.

— Господа, — словно колесо несмазанной телеги, словно медленно закрывающаяся дверь. Старый, с хрипотцой, могущий принадлежать здесь лишь Йену Григо. И аура износившаяся, с чёткими признаками старения в области первого отдела. И с алой пульсирующей печенью. О нём Дима отзывался как и обо мне: «гнилой труп, одной ногой в могиле», называя иногда его «живчиком». — Я так полагаю что Аннуриен претерпел некоторые изменения в моё отсутствие.

— Обосраться… — раздался женский громкий шёпот, выражающий восхищение и негодование одновременно.

Чем, интересно, вызвана столь бурная реакция?

— Изменения лишь в том, — стал разъяснять я, — что ещё одна часть деревни стала заселена. Аэльи эти пришли со мной, меня слушают и мне отчитываются, посему советую не скидывать меня со счетов. Моё имя Гарри, просто Гарри, без титулов, без фамилии, без прозвищ, — я задумался и добавил: — Обращаться на ты.

— Госпожа Радя, соизволите ли объяснить нам, почему этот труп заявляет о своих правах на место в совете? На каком основании? — пробасил другой голос.

Раздражение, обида, негодование. Самое простое предположение — кто-то уже заявлял право на место в совете, и ему это не понравилось. При этом сделал заведомо ложное предположение, сам же в него поверил и сам от этого разозлился. Замечательно.

Пока госпожа Радя подбирала слова, я решил, что ситуацию нужно скрасить.

— Нет, постойте, — поднял я руку. — Не место в совете. По крайней мере не на правах принимающего решения. Скорее на правах слушающего, — я улыбнулся и порвал губу, трогая её свободной рукой, от чего тут же потекли слёзы из скрытых за бинтами глаз, а в желудке началось извержение. — Хотелось бы знать новости из первых уст, — добавил я и сглотнул ком, подступивший к горлу.