Чёрный

Солёное озеро осталось позади и лишь ветер доносил запах водорослей и сырость. Серая фигура на фоне зелёного пейзажа вышагивала по бездорожью: низко опущенный капюшон, мантия в пол, лишь торчащая чёрная борода выглядывала, да острый подбородок.

Чёрный шагал по направлению к АнНуриен Юндил. У Замка Древней. Чёрный фыркнул: создатель этого мира фантазией не обладал. Впрочем мир был интересен другими своими свойствами — огромное количество самых разнообразных аэльев здесь оказывались в беспамятстве, и каждый новый добавлял капельку безумия в общий котёл.

И всё по воле Безымянного.

Его террариум Чёрному не нравился, потому что выглядело всё так, будто главная задача его покровителя — навести побольше шума. Нужно, чтоб Гарри выжил? При этом собирается засунуть его в самое пекло.

И вообще, при чём здесь Гарри?

Безымянный никогда не раскрывал всей идеи своего плана, и на то были причины. Что известно даже одному, может быть прослушано в астрале. Чёрный так же не хотел слишком сильно распространяться даже мыслями о той малой части плана, которую ему нужно было реализовать. И всё же сир ему кое-что поведал.

Гарри, по замыслу Чёрного, должен был стать одним из ключевых в Восьмёрке, на равне с Алисой, Хоргом Риштом, Тираэлем и остальными столь же звучными именами. Одним из тех, кто должен был быть ударной силой в войне, ещё не начавшейся.

Но точно так же Гарри мог им стать, управляя сейчас огромной империей. Ему же выдали роль третьесортного управляющего в крепости, полной униженных и побитых аэльев.

Нет, Чёрный хоть и отличался смирением, но здесь даже он негодовал от недопонимания, хотя настаивал совершенно на ином.

Деревня медленно и неуверенно приближалась. Чтоб не привлекать внимания, Чёрный оградил себя отводом глаз и беспрепятственно прошёл через всю деревню: одинаковые домики, ровные улочки, замок из чёрного камня на фоне гор. Он прошёл дальше, входя в большое и просторное каменное строение.

Здесь было свежо и пусто. А ещё необычайно приятно. Храм Чёрного — его собственная святыня, коих осталось по мирам Сущего не то, чтоб очень много. Он никогда не хвастал своей значимостью, но изображали его всегда с размахом — Чёрный был не прочь.

Пройдя на второй этаж, он увидел старика в очках с толстыми линзами. Тот сидел над бумагами и никого не замечал.

— Приёмные часы ещё не наступили, — проскрипел он противным старческим голосом.

— Я думаю, что меня Вы в состоянии принять, — произнёс Чёрный.

Йен Григо, сидящий за столом, поднял взор и нахмурился, но не удивился.

— Внемли моим словам: ближе к зиме сюда прийдёт человек по имени Гарри, а с ним достойные защитники сей земли, и встретить их надобно радушно, ибо Гарри — решение всех ваших бед.

— И с какой стати… — стал возмущаться старик, но Чёрный уже вернул заклинание, и Йен Григо замолчал, озираясь по сторонам. — Грубиян какой-то.

Дмитрий Купель

3-ий год, 17 день ханты Жёлтых Листьев

Не получится назвать конкретную причину, по которой что-то пошло не так. Обычно это происходит у нас в голове: хлоп, и всё плохо. А вроде всё до какого-то момента было хорошо. А вроде и не изменилось же ничего. Но песчинка спровоцировала лавину.

Дима почему-то это «плохо» ощутил очень заранее.

Он потянулся, очень аккуратно, чтоб не словить судорогу. Жена уже встала, готовила что-то на кухне. Судя по запаху достала из кладовки кусок вяка. Вяков в родном мире Димы не было. Свиньи были, коровы были, битруши были, а вяков не было. Когда он в первый раз вяка увидел, то подумал, что это крокодил, которому зубы выбили и ещё две лапы пришили.

А Вяк в этом году получился у них жирный, сальный, с мясистым хребтом. Не зря ему Анрэ в лес бегал стрикунов ловить — мелких кусючих тварей, на стрекоз похожих. Ежели искусают, будешь весь синий и вялый, будто бухал до этого неделю беспробудно.

Дима втянул ароматный воздух и потрогал спину.

Последняя встреча, в которой Вирт старший лишился руки, в которую они гнали гнилого кабана через всю деревню, не прошла бесследно, хотя то было в ханту Урожая, больше полсотни дней назад. Синяк на всю спину пришлось отхаживать магией, за что Марьяне пришлось заплатить цену, о которой до сих пор было стыдно.

Мысль о стыде засела в голове, больше ни о чём не думалось. Дима встал с кровати и прошёл на кухню.

— Чего такой хмурый? — встретила его с улыбкой Роксана — его жена.

Миленькое деревенское личико, нежные плечи, глубокие чёрные глаза, острый подбородок. Она сразу же, с первых долек, сразила его своей красотой, нежностью и заботой, а большего ему и не требовалось.

Роксана наложила ему мяса и дольки муньки (чем-то напоминает тыкву, только жёстче и солёная), посыпанные засушенной зеленью.

— Спина болит, — буркнул он и принялся есть.

Дима уселся за стол, глядя в застеклённое окно, из которого задувало. На веранде было прохладно, от чего он ёжился и тёр заледенелые руки. За окном ветер трепал серые листья стоящего за забором деревца. То, что раньше было зелёным, коричневым, белым, всё сделалось серым и гнулось под гнётом гнусной природы. Серое небо едва пропускало солнечный свет.

Еда должна была быть невероятно вкусной, но вкуса он не почувствовал.

Нужно было сходить на посты вокруг Аннуриена и развести часовых, а потом идти на поле и собирать муньки, хотя бы ещё штук пять, а то мало на зиму будет. А за окном уже холодно, ветер воет. Не то, чтоб нужно было меховой плащ надевать, но задувает так, что затылок начинает трещать.

Глядя на проплывающие серые тучи хотелось пойти и напиться, но нечего. Брага ещё не настоялась, а с прошлого года всё выпили.

Открылась дверь, вихрем влетел Анрэ в коротких шортах, без рубахи и босиком. Мальчуган лет двенадцати на вид не отличался особыми выходками, но иногда за ним такое поведение замечалось.

— Ты где бегал в таком виде? — поднял бровь Дима, глядя на оборванца.

— На край поля к большой как её там, с круглыми штуками, смотри, — он показал красное спелое яблоко, уже с одной стороны надкусанное, и шмыгнул носом.

— Только попробуй мне заболеть, — строго приказал Дима и продолжил есть.

— Ну па-ап, — протянул Анрэ, откусывая яблоко в очередной раз и вновь шмыгнув носом.

— Не папкай, — отозвалась Роксана возле печи, помешивая суп. — Слушай лучше, что отец тебе говорит.

Парень надулся и пошёл в дом, ёжась от холода.

От одной мысли, что ещё Анрэ заболеет, у него опускались руки, а в груди образовывалась такая пустота, что хотелось выйти на дорогу и выть на Синьку с Зелёнкой.

Дима вышел за дверь, постоял немного, привыкая к холоду, поднял воротник, поёжился. Прошёлся короткой тропинкой мимо увядающих кустиков к покосившейся калитке. Та скрипнула на всю деревню, а смазать было нечем. Да и некогда.

Ухоженными улочками он отправился на посты, туда, где он расставил своих людей. Он прикинул в голове, что части (чуть больше часа) ему должно хватить, чтоб обойти всех, если не трындеть с каждым, что в принципе иногда хотелось сделать.

Аннуриен выглядел так, словно на пустую деревню вылили молока. Сгустившийся туман, серые здания, приглушённые звуки либо отсутствие звуков вообще. Слабое солнце, на которое можно было смотреть, не щурясь, висело низко-низко, у самого горизонта, подсвечивая скрывающуюся в молочно-белой дымке дорогу.

Туманный Аннуриен казался вымершим, хотя это было обманчивое ощущение. Сейчас было то время, когда урожай давно собран, все запасы заготовлены, все приготовления с большего сделаны, дрова нарублены, багушки — размером с собаку жуки, дающие молоко — утеплены и готовы к гнездованию, вяк заколот. Холод, туман, ветер — все сидят по домам.

Стук копыт… Кто-то галопом мчался по улицам в туман, не боясь при этом схватить ветку в зубы, а то и на шипы напороться. Да и при том не одна лошадь, а целых четыре!