Технический прогресс, адамово ребро ему в задницу!
— Люцифер? Извини, не узнал.
А я вот тоже не сразу признал старого знакомца. И не потому, что тот стал выглядеть хуже и постарел за эти двадцать лет, а напротив — почти не изменился! Разве что сменил прическу и костюм…
— Хм, странно. Вечная молодость тебе вроде к исцелению не прилагалась, — удивился я.
— Зато к моим банковским счетам и образу жизни прилагается персональный тренер и пластический хирург. Выходит, это действительно ты, Пасечник?
— Он самый, не сомневайся. Просто сменил тело. Временно, разумеется.
— Ага. Понятно.
— Не буду спрашивать, как жизнь — сам вижу. Фильмов твоих, правда, новых не смотрел — некогда было. Дела, сам понимаешь.
— Лучше и не смотри, — вздохнул тот, — От меня там только имя осталось… Зайдешь?
— Разумеется.
— Алкоголь, насколько мне изменяет память…
— По-прежнему нет. А вот пару дорожек какого-нибудь порошка для бодрости я бы…
— Извини, такого не держу.
Я прошел внутрь и практически сразу оказался в просторной и уютной гостиной. Камин, огромный телевизор в полстены, кресла и подушки. И, разумеется, пара шкафчиков, заставленными различными «трофеями» за заслуги в области киноискусства.
— Все трудишься? Молодец!
— Делаю то, что умею, только и всего. Да и не только моя в том заслуга… Послушай, Люцифер, я ведь понимаю что ты не для праздных бесед ко мне пришел. И что разговор, скорее всего, будет крайне неприятным. Так что давай не будем тянуть мустанга за хвост…
— Тихо, тихо! Как будто я не могу просто заглянуть в гости к давнему приятелю…
— Я тебя видел всего два раза. И даже решил, что мне все это померещилось. К психиатру ходил почти три года!
— И диагноз тебе тоже померещился? И снимки с опухолью были фальшивыми?
— Нет. Но я почти сумел себя убедить, что ничего этого не было, ты мне приснился, и сама собой случилась ремиссия…
— И тут на пороге твоего дома снова появляюсь я. Понимаю, ситуация сложная.
— Собак-то за что?
— Словам ты не поверил. Пришлось подкрепить их действием.
— Но почему так?! В прошлый раз, помнится, ты…
— Обстоятельства, — я грубо перебил его и развел руками, — Я пришел к тебе не просто так, а с просьбой о помощи. Не бойся, ничего такого, что было бы тебе в тягость.
Джордж открыл рот, но слова так и остались несказанными.
— Не знаю, — честно ответил я на не прозвучавший вопрос, — скорее всего, и для твоей души тоже. Кстати, она не особо-то и прибавила в весе со времени последней нашей встречи.
Он лишь криво ухмыльнулся.
Нет, как они все же это делают, а? Я вспоминаю королей и кардиналов былых лет, которые уже в свои почтенные тридцать выглядели почти стариками. И ведь жили-то они не в пример лучше прочего люда. А Джорджу-то уже хорошо за семьдесят!
— В религию я не ударился, если ты намекаешь на это.
— И в мыслях не было. Ты, друг мой, сам стал для многих религией! Сколько их выросло на твоих фильмах, а?
— Может, перейдем уже к делу?
— Как скажешь, как скажешь. К делу, так к делу. Итак, мне нужны деньги. Деньги и… души.
— Наличность, или подойдет карта? Могу выписать чек.
— И даже не спросишь, сколько мне нужно?
— Если наличкой, то здесь и сейчас могу дать тебе тысяч двести максимум — не держу денег дома, извини. Другой вариант: карта. Переведу на нее… полтора миллиона. Если нужно больше, то придется подождать…
Ого. Да уж. Это куда больше, чем я рассчитывал.
Надо же, как забавно получается. Для него, миллиардера, это хоть и приличная сумма, но не такая, чтобы расстаться с ней с сожалением. Для меня нынешнего — огромное состояние. Для меня во время моих прошлых визитов на Землю — просто хорошая ставка на число «13».
Как же все зависит от текущей ситуации и точки зрения!
— Уверен, что на Рождество ты наряжаешься в Санту и радуешь детишек, Джордж, — я улыбнулся и похлопал его по плечу, — Этого вполне достаточно. Возьму и наличку, и карту.
Джордж вытащил из кармана смартфон.
— Отдам распоряжения своему бухгалтеру, — пояснил он.
— Да уж понятно, что не полицию вызываешь, — ухмыльнулся я.
Осмотрелся. На стенах висели постеры с фильмами Джорджа, все — с автографами. Над телевизором — пара самурайских мечей. В общем, почти ничего и не изменилось за прошедшие двадцать лет, разве что постеров да наград стало больше. Ну и домик побогаче.
— А что насчет второй моей просьбы? Ты сделал, как я просил?
— Точнее, как ты велел? — седовласый режиссер ухмыльнулся в бороду, — Идем.
Мы поднялись наверх, как я понял, в его рабочий кабинет. Джордж залез в сейф и вытащил оттуда пачку небрежно перевязанных пятисотенных и тонкую папку с бумагами.
— Вот. Здесь тысяч тридцать, остальное привезет бухгалтер. Ну и… список, о котором вы меня просили. Правда, я так и не понял, для чего вам нужна была вся эта благотворительность. Впрочем, имидж филантропа в любом случае пошел мне на пользу.
— Смертный! Я же тебе сказал: мне нужны деньги, — я подбросил на ладони пачку долларов, — и свежие души, — помахал папкой.
— Души?
— Души сломленных, никому не нужных и отчаявшихся людей. Которые прожили очень долгую и полную лишений и страданий жизнь, с которой они с радостью расстались бы. Если бы не ты и подобные тебе, да сохрани вас Отец. И я.
— Но разве самоубийство — не смертный грех?
— Глупости. Точнее, его в список добавили уже задним числом, когда людишки начали уж больно резво прыгать в Царствие Небесное… ну или в Подземное, не успев даже толком пожить и набраться жизненного опыта, свершить значимых деяний и так далее. Пустышки, избравшие самый простой путь — толку с них ничуть не больше, чем с души помершего от лихорадки ребенка. Такое не нужно ни мне, ни там, на Небесах… Нет уж, раз вам было сказано терпеть смиренно, то сидите и терпите, и страдайте, как положено! А уж когда-нибудь потом вам все это непременно зачтется.
— И воздастся им за деяния и помыслы их…
— Вот-вот.
— Но разве не сказано, что Господь любит всех своих детей одинаково и в равной мере?
— Сказано. Более того, скажу тебе, что это — чистая правда. Вот только вы, люди, кое о чем постоянно забываете.
— И о чем же?
— О масштабах и о точке зрения! Вы вечно пытаетесь все примерить на себя, словно весь мир вокруг вас одних вертится. Сейчас покажу…
Я схватил с полки фарфоровый сосуд и заглянул в него. То, что нужно! Подошел ко столу и рассыпал по нему содержимое сахарницы.
— Вот они, твои дети, Джордж. А теперь давай, покажи мне, кто из них тебе симпатичнее. Или, быть может, наоборот — вызывает неприязнь. Или есть какие-то любимчики?
Он стоял и смотрел, недоуменно хмурясь.
— Но… они же все одинаковые?
— Нет. Совершенно разные. Просто ты со своей высоты этого не видишь. Для тебя это все — просто безликие песчинки. Но сладенькое-то ты любишь, верно? А уж какие из них бросать в чай или кофе — тебе нет совершенно никакой разницы. Вот так же и Отец с вами. Всех любит одинаково. Жирафы, кстати, тоже его творения. И дельфины. И гиббоны. В общем, концепцию ты понял, думаю.
Бухгалтер объявился через полчаса. Все это время мы проболтали ни о чем. Поняв, что мне не нужны ни душа ни жизни ни его, ни кого-то из близких, Джордж успокоился и разговорился. О кино и политике, о мировых тенденциях. Представляете, они начали требовать, чтобы на «Оскар» номинировались только фильмы с участием геев, черножопых или инвалидов на главных или второстепенных ролях! Да до такого даже я не додумался!
Поговорили об электромобилях и о развитии «экологически чистого» транспорта в целом — как бывший гонщик, Джордж увлекался машинами и даже коллекционировал их. В кавычках, потому что создание, зарядка и утилизация всех этих батарей (а их нужно очень и очень много) — это ни разу не экологичный процесс, а вовсе даже наоборот.
Особняк я покинул где-то часа через полтора.
