— Все снимай…

А разве было ещё что-то? Нет ведь…

И когда я осталась сидеть, стиснув пальцами простыни, Кузьма осторожно коснулся пупка, затерявшегося на моем провалившемся животе, и оттянул влажную резинку трусиков.

— Ничего, кроме пальцев, вставлять не буду, обещаю… — прошептал он, перемещая руку под резинкой на мое дрожащее бедро. — Ты в праве мне не доверять, я тоже… не особо себе доверяю. Так что я просто не разденусь…

Он замолчал, но рука продолжала тянуть в сторону самый тянущийся в мире трикотаж — и вот он натянулся уже, точно резинка на рогатке. Если Кузьма сейчас отпустит ткань, то мне будет больно. Мне так и так будет больно. Мне уже больно. В груди, в животе, в ногах и на языке, ещё дрожащим от поцелуев. Существуют люди, которым лучше целоваться, чем говорить. Кузьма из их числа, но не я…

— Давай все же завтра… — начала я срывающимся голосом, и его палец сразу же сорвался с резинки.

Она ударила меня, точно розга. И я непроизвольно поморщилась.

— Чтобы все было по-человечески.

— По ходу, у нас по-человечески ничего не может быть, — Кузьма отвернулся, явно обидевшись. — Завтра ты меня вообще не пустишь… Передумаешь. Или что-нибудь ещё будет…

Сердце стучало в груди, в животе и в ушах.

— Тогда, — голос пропал, я шептала. — Давай сейчас. Но по-нормальному. Ну и пусть, что без презерватива…

Я еле выговорила это слово и уж точно покраснела. У меня было красным все тело. От солнца и стыда.

— Первый раз, что ли? — добавила я, чтобы потом провалиться от стыда под кровать.

Но простыни, увы, подо мной не разверзлись. И я осталась сидеть на кровати. Голая и несчастная.

— У меня вообще-то первый, — буркнул Кузьма. — Я практикую безопасный секс во всех отношениях. Ты нет? Рисковая девочка?

Ага, рисковая… Девочка. Может, просто сказать ему правду? Хуже-то уже не будет. Хуже-то уже некуда…

— Даш, давай без дураков только… — это Кузьма сказал, пока я набиралась, да так и не набралась храбрости признаться, что у меня это по-настоящему в первый раз.

Без дураков? Или скорее без дур…

— Ты решила отплатить мне сексом за отпуск?

Приехали… Приплыли… Или просто вляпались в этот разговор, как в… В то самое, что мухи иногда меняют на варенье. Нам варенье не по карману, видимо. Даже помидорное!

— С чего ты взял?

Да, с чего? Не я полезла целоваться, а ты… И вообще… У меня затряслась губа. Так некстати! Закусила — пусть думает, что заигрываю. Только не то, что я плачу.

— Да потому что иначе у меня ничего не складывается!

Кузьма вскочил с кровати, запустил пальцы в непослушные каштановые волны и затряс головой, точно выбравшийся на берег пес.

Кобель, блин, который ищет любой повод, чтобы отказаться от сучки, уже не кобель! Хотя по-прежнему собака… Собака!

— Даш, ну елы-палы… — Одной ногой он прижал край матраса, а другой тряс в воздухе. — Этот секс нам боком выйдет, понимаешь? Мы не можем с тобой просто трахнуться и разойтись, не выйдет. Мы с тобой более чем знакомы. Мы с тобой можно сказать друзья детства…

— Мы? С тобой? Угу…

Я не могла говорить — хрипела.

— Да, дорогая Дарья. Именно так думают наши с тобой родственники. И если они все же считают, что мы с тобой спим друг с другом, то это уже не просто секс, это отношения. А у нас никаких отношений нет и быть не может! В принципе…

— Я понимаю…

Я кивнула. Как болванчик! И снова вскинула голову. Шею ломило. О как же ломило шею!

— Я знаю, что ты понимаешь. Но моя мать не поймёт. Твоя мать не поймёт… Даш, я не верю, что ты спишь с первым встречным. А я, по сути, первый встречный, который исчезнет из твоей жизни ровно через неделю, понимаешь? Нет, не понимаешь…

Он закинул на кровать обе ноги, и матрас наконец перестало трясти.

— Даш, слушай…

Кузьма схватил меня за руки. Я не стала выдирать их. Пусть говорит. Я хочу это услышать уже наконец!

— Давай скажу, как я это вижу, давай? Таська наговорила про меня гадостей, я знаю, не отрицай, — он сильнее сжал мои пальцы. — Ну и… В общем я и сам рассказал тебе про своих баб… Я не знаю, что ты решила… — Он вдруг поднёс мои руки к губам и поцеловал. — Мне хочется верить, что я тебе нравлюсь. Вот просто нравлюсь… — Мои руки снова лежали у меня на коленях, теперь уже вместе с его руками. — Ну и ты решила, почему бы нет? Море, солнце, секс… Хуже, если ты решила, что я решил затащить тебя в постель, потому что… Потому что… Кто за девочку платит, тот ее и танцует. Скажи, что я не прав.

Наверное, он смотрел на меня, но я смотрела на его пальцы — они гладили мои без остановки, точно хотели содрать загоревшую кожу.

— Ты не прав.

— Спасибо…

Он отпустил мои руки, а мне показалось, что это я держала его и сейчас он вырвался. С радостью!

— Даш… — Кузьма говорил тихо, с придыханием. — Тогда на даче я не спал. У меня была ночь раздумий. Пытался понять, насколько я… Ну…

Я подняла глаза, заинтригованная паузой.

— Взрослый, что ли… — усмехнулся он.

И улыбка вышла у него настолько заразной, что у меня вместо слез в глазах заблестели смешинки. Я не выдержала, вытерла их, и мои руки вновь оказались в руках Кузьмы, и у его губ. Но целовать мои побелевшие костяшки он не стал, а прижался к ним подбородком. И когда Кузьма заговорил, челюсть у него задвигалась ужасно смешно, точь-в-точь как у Щелкунчика. Даже зубы щёлкали… Ага, как у голодного волка. И я собственно не слушала, что он там говорил. Я смотрела на него, во все глаза, такого милого, смешного и… Дурного. Какая в общем разница, какая дурь слетала сейчас с его языка…

— И понял, что нет, поэтому хоть эта девчонка и свободна, я ее не возьму. Не дорос…

— До чего? — сделала я вид, что мне интересно.

— До отношений, дурочка…

Он толкнул меня в плечи, и я упала. Он навис надо мной, и я… Подняла руки, чтобы обнять его за шею, но он увернулся и сел рядом.

— Даш, что ты будешь делать через семь дней?

С удовольствием останусь лежать в подушках.

— На восьмой день пойду на работу.

— Я не о том… Ты будешь искать парня?

— Кузьма, что ты хочешь?

Я подтянулась и села. Подушка осталась под поясницей и лопатки уперлись в холст. Пришлось чуть отстраниться, чтобы не испортить картину.

— Я хочу, чтобы ты не искала со мной отношений. Их не будет.

Он смотрел в окно, закрытое жалюзи и занавеской.

— Я не буду посягать на твою свободу. Так и передай сестре. Таська мне сказала, что с тобой этот номер не пройдёт.

— А вы этот вариант обсуждали?

Кузьма повернулся ко мне. Всем корпусом, и я подтянула к носу коленки, чтобы спрятать грудь — так мне не понравился взгляд Кузьмы. Тяжелый и злой.

— Нет, — я пыталась говорить ровно. Я же не лгала. — Она просто решила, что я еду с тобой именно за этим. И она сказала, что трахнуть ты меня трахнешь, но на этом все и закончится.

Он смотрел на меня так, что я подавилась последним словом.

— И для тебя это окей?

— Кузьма, ты меня достал!

Я схватила соседнюю подушку и запустила в него. Как положено в фильме! И мечтала, чтобы на стене, как на экране, появилась надпись печатными буквами: конец первой серии. И я подумаю, когда посмотреть вторую. И смотреть ли вообще.

Когда подушка прилетела назад, я снова запустила ее в космос. По волейболу я всегда получала зачёт автоматом!

— Даша, ты читала Сомерсета Моэма? — Кузьма в итоге прижал мне подушкой грудь и навис надо мной этаким литературным монстром.

— Что именно?

— Не помню. Это советское издание. Было у бабушки. "Луна и грош" и "Театр", кажется, так? Могу ошибаться, двенадцать лет прошло.

— Я не читала ни то, ни другое все равно…

— И не важно. Там была тетка и у тетки был сын. И вот сын заявляется к ней и говорит: мама, у меня был первый секс. Ничего особенного. И чего только люди придают этому такое значение…