Мысли не дали второму заместителю наместника Аджитанта воспользоваться обретённым свободным временем в личных целях. Он не был расположен возвращаться домой в таком настроении, а потому направился в свой кабинет и, щепетильно разложив на столе документы, углубился в разбирательства докучливых дел. Однако его жену подобное трудолюбие не устроило. Раз он не пришёл к ней, она сама пришла к нему.

— Я бы могла спросить, что произошло, но, думаю, и так прекрасно знаю ответ. Снова дядюшка? — с иронией, но безо всякого зла, поинтересовалась она.

— Нет. На этот раз я сам. Я не доволен ни своими мыслями, ни успехами. У меня не получается создать проект приемлемой альтернативы видоизменения человека, и я по‑прежнему не могу подействовать на Его достоинство Кварзиотто.

Демонесса благоразумно не предпринимала попыток влияния на семейный конфликт в роде мужа, предпочитая оказывать ему поддержку даже в таком его решении. И Аворфис испытывал искреннее облегчение от её поведения. Ему ни разу не довелось пожалеть о решении связать свою судьбу с подругой детства. Он был её орудием в честолюбивых планах, а она являлась своеобразным «точильным камнем» в его. Обоюдные спокойствие и рассудительность позволяли их союзу двигаться в едином направлении, и потому с ней он мог быть предельно честен.

Жена меж тем провела пальцами по бумагам на его столе и, медленно переведя взгляд на его сосредоточенное лицо, осведомилась:

— Ты не получил аудиенцию у Его высочайшего всевластия касательно моего поэтичного родственника?

— Пожалуй, легче обратиться к самому Князю, — пробурчал Аворфис, и она тут же звонко рассмеялась:

— А по-моему, это хорошая весть! Может, так ты перестанешь бегать за чортанком с мифрильным мечом? Зачем тебе это? Не ты ли сам говорил, что разобрался, как человек справлялась? Поговори с этой Даной из клана Дагна. Пусть она разъяснит тебе принцип.

— Просить разъяснений у Дагна? — презрительно поморщился он.

— Мне кажется, или ты не так давно уверял меня, что рефаимы достойны уважения?

— Я говорил о том, что они достойны признания демонами, — не принял шутливого тона жены Аворфис. — Но это обстоятельство никак не ставит их наравне с Высшими.

— Пожалуй, если бы у этой женщины имелась твоя гордость, она бы не поднялась так высоко.

— Великолепно! И какие ещё у тебя мысли? — он гневно откинулся на спинку кресла.

Сравнение с каким-то человеком ему совсем не понравилось. Оно невероятно ударило по его самолюбию. И всё потому, что, как и дядюшке, ему досталось специфическое детство. На него изначально смотрели, как на некую диковинку. Отпрыск самой Ашенат и калека в одном лице не мог не привлекать внимание. Особенно своим настойчивым намерением сохранить собственные изъяны. Он по-прежнему являлся обладателем чудовищных шрамов на плечах и также не выправлял слабое зрение. Однако шепотки за спиной и заинтригованные взгляды, вылившиеся в привычку держаться отстранённо, не переросли бы в глубокую отчуждённость, если бы не активная и, казалось, вездесущая деятельность дядюшки. Где бы Аворфис ни появлялся, после своего представления он обязательно слышал фразу, что де является сыном Ашенат и племянником нынешнего Главного архивариуса и Хранителя летописей Ада. И, несмотря на глубокое внутреннее уважение, испытываемое им к предкам, подобное не доставляло ему радости. Никогда. Над ним словно нависла их тень, скрывающая его самого. И особенно уязвляло ныне демона понимание, что вскоре он превратится ещё и в кузена «того самого рефаима» от «той самой женщины».

Другими словами, Аворфис ощущал глубокое недовольство от того, что яркость личностей родственников отводила ему роль второго плана…

Вот бездна, даже заместителем он был только вторым!

— Что ещё приятного ты мне скажешь?

— Не злись. Я говорю о том, что человек пытается действовать рационально и согласно ситуации. И пусть я действительно привела не самый удачный пример, но суть от этого не меняется. Без помощи ты пускаешь дела Питомника на самотёк и не можешь грамотно сформировать свои собственные отчёты из данных Его достоинства Кварзиотто. А тут ещё и возобновление работы Лавовых озёр.

— И?

— Ты теряешь контроль как над ситуацией, так и над собой. Стоит ли таких последствий отказ от обращения к Дагна, если их молчание обозначено? Ни одна из представительниц этого клана никогда не станет очернять свою госпожу признанием собственной значимости.

— Я справлюсь. Сам.

Барон напоказ переместил на столе часть документов и положил перед собой один из свитков, прежде чем вновь посмотреть на жену. Всё это время та не спускала с него пристального взгляда, но ничего не говорила. И так и не прокомментировала. Она только с усмешкой вздохнула, как если бы считала его поступок ребяческим, нежно поцеловала его и ушла. Это сбило с него спесь. Демон ещё с пару секунд смотрел на дверь, размышляя, стоит ли пойти за супругой и всё же провести время с ней, но потом вернул своё внимание к свитку.

Выбранный им документ, как назло, являлся очередным отчётом Кварзиотто. Ранее Аворфис уже просматривал его, однако до конца периода рассчитывал хотя бы немного разобраться в данных. Увы, с уходом супруги витиеватые фразы стали казаться ещё более раздражающими, а потому второй заместитель наместника Аджитанта потупился со своими принципами да отложил отчёт в сторону, чтобы сначала закончить с иными делами.

Он вновь выбрал наугад из стопки документов свиток и… снова недовольно поморщился. Внутри содержалась очередная невнятная писанина! Причём, на этот раз абсолютно и полностью. Но что поделать? Барон не желал сосредотачивать своё внимание на человеческих языках без нужды, ибо те видоизменялись слишком часто даже в рамках одной страны. Необходимость же в их изучении до последнего времени так и не возникала. А потому некое прошение от хозяина дома развлечений (судя по форме бланка) осталось бы для него тайной без прилагаемой копии на традиционной письменности.

Следует отметить, что от подобной двойной корреспонденции можно было и отказаться, но отменять приказ первого заместителя о введении обязательного второго экземпляра, пока женщина не была снята с должности, стало бы непредусмотрительно. И всё же, повертев в руках бессмысленный для него документ, Аворфис не сразу отложил его в сторону. В голове демона внезапно сформировалась идея, которая по размышлении стала нравиться ему всё больше и больше.

Женщина, как барон осознавал, старалась в силу своей принадлежности к людям создавать для жителей Ада не самые комфортные условия. Подобное требовало, конечно, и усилий. Он не сомневался, что, к примеру, намного удобнее сразу решить дело, чем запрашивать некие пояснения о нём. Но вот что ему мешает воспользоваться таким орудием борьбы человека с одним конкретным демоном?

Аворфис довольно облизнул губы. Надуманный им приказ не требовал согласования с повелителем, но являлся бы обязательным для исполнения. Его несоблюдение повлекло бы для нарушителя неприятные санкции. И мысли о последних снова вернули барона к свитку от Кварзиотто. Он принялся с энтузиазмом выискивать к чему можно придраться для запроса неких уточнений. Возможно, их даже следовало требовать не все сразу, а поочерёдно, исподволь припугивая родственника жены завершением сроков отчётности. Наконец, наметив несколько пунктов, второй заместитель понял, что пришло время и для выбора какого-либо человеческого языка. Желательно как можно меньше подходящего для красочных описаний.

«В конце концов, — подумалось демону, машинально нашедшему оправдание собственной „шалости“. — Наместник Аджитанта на протяжении тысячелетий не только в Аду широко известен своей эксцентричностью. Способности его нынешнего первого заместителя внести несуразицу в самые простые обстоятельства останутся на слуху ещё много столетий, грозя войти в легенды… Почему я один должен в такой странной компании следовать строгой официальной рациональности?».