Шагает бодро инвалид! Наверно, кто-то усмехнется: «Урод, а смотрит молодцом!» А человек… он не сдается, Идет себе в толпе шажком, То позадорнее и стройно, Что называется, на пять! Ох, как ему дается стойкость! Уж точно, многим не понять. Боль вдоль и поперек… навылет! Упал бы на асфальт – вон дух! Венок бумажный ему б свили, Земля тебе, мол, словно пух! У нас ведь хоронить умеют, Как водится, без слез, молитв. Потом от водки одуреют, И будет всяк изрядно бит. Ну а покуда все в порядке — Шагает бодро инвалид, Ему вполне живется сладко, И он судьбой не клят, не бит! «Студеные гроздья калины…» Студеные гроздья калины И черные капли росы. А жизнь обернулася клином На срезе последней грозы. Картины земли растворились, Небесной окраины хлад. Успел кто, до срока простились, По свету ушли наугад. А кто задержался, тоскуя, О летнем расплывчатом дне, Ущербные листья тасует В зальделой бессмертной стерне. А издали плачет калина И слезы роняет в туман. И чья-то блукает судьбина, Где злой торжествует бурьян. «Война, которая сдружила…» Война, которая сдружила И побратала нас навек, Уже далеко, ее силу И след давно засыпал снег. Ее гроза померкла в тучах, Железо ржавчина до тла Порушила. А щебня кучи Сокрыла темна мурава. И лишь, как знак напоминанья, Как уходящих в тень времен, Размежевали расстоянья Края разрозненных племен. Знать, не навек нас побратала Война. Курлычат журавли, Как и тогда… Как в песне старой, Которую забыть смогли. «Бог глядит, и час от часу…» Бог глядит, и час от часу То в озноб бросает, в жар! Все темней людская масса Обволакивает Шар. Сатана, знать, верховодит Во всю прыть! О, как же Он Проморгал, в какие годы?! Грохот! Скрежет! Перезвон! Что же делать? Что придумать? Новый Путь избрать какой? Повздыхал. На звезды дунул И… на все махнул рукой! «Часовенька в березах…» Часовенька в березах, Ты в мыслях у меня. Чернее ночи грозы Прошли, огнем звеня, Над малой моей родиной, Над хутором моим В расстроенные годы — Остался только дым Горчащего неверья В благой порыв людей. Погублены деревья, Хожу я среди пней. Срубил бы я часовенку, Да поздно уж. Она Пребудет вещим словом. Так Богом воздана. «– Есть в России президент…» – Есть в России президент, Газа вволю и железа. Полицейским назван мент, Тоже здорово и лестно! А вокруг поля, цветы, Кружева туманов ранних! Что ж ты прячешься в кусты? – Я смертельно в сердце ранен! Что за пуля – невдомек. Кто стрелял? Я чую кожей… Роковой настанет срок — И тебя, братан, уложат. Потому что президент, Газ сибирский и железо, Полицейский (бывший мент). Им с тобой неинтересно! «Такая мода не прошла…» Такая мода не прошла Со времен Петра. Все так же Мирским погублена душа — Порочной гнусной блажью. Откуда и зачем она С оттенком гнойной гнили? Не Бога ль самого вина? Иль Люцефера? Или?.. Сказать нельзя наверняка, Хоть стань к расстрельной стенке! Мужик-поэт на мужика — Поэта пялит зенки… Тут третья лишняя, поди, С волшебным нимбом Муза. О, как о них ты не суди, Пребудут с оным грузом До истеченья лет земных, До часа рокового. О них… про них никчемный стих, А надо б никакого. Вечерняя песня гастарбайтера Я долго думал, как мне лучше Картину эту передать. Запал мне в память этот случай, Он долго будет волновать. Другой, возможно б, не заметил, Душою чуткою не внял. Чу! То ли где-то плачет ветер, Он словно что-то потерял. В вечернем сумраке услышал — Пел человек. Он шел и пел, То средним голосом, то тише. Поведать миру он хотел, Что очень холодно, тоскливо Его растерянной душе, А быть надеялся счастливым И восседал бы на плече Друг-сокол… Песня удалялась, С ней незнакомый мне казах. И только ветра грусть осталась — Он все еще блуждал в лугах. |
