— Но разве это спасет Йеллоустон?

Его губы дернулись вверх в том, что могло бы быть почти улыбкой.

— Ну, теперь-то уж ты никогда не узнаешь, верно?

— Нет, — сказала я сдавленным шепотом, — нет, я не хочу умирать.

— И ты действительно хочешь ребенка, не так ли, Карен Макдональд? — в его голосе слышался едва заметный намек на веселье.

Во рту у меня пересохло, словно бумага, и говорить стало невозможно. Я, молча, кивнула. Да, я хотела ребенка. Я всегда хотела иметь ребенка.

И, что еще хуже, я хотела его. Я снова хотела ощутить эти горячие руки на своем теле. Я хотела ощутить его мускулы на своей коже и провести пальцами по этому следу волос, чтобы ухватиться за массивную выпуклость в его штанах. Боже, помоги мне, я хотела трахнуть его.

Нидхёгг издал звук, похожий на смех, а затем его руки снова обвились вокруг меня, наполняя мое тело второй волной жара, когда он дернул меня за пояс брюк. Низкий, толстый разрыв эхом разнесся по кухне, когда молния расстегнулась. Он стянул мои брюки на бедра, и неоспоримая спираль возбуждения сжалась глубоко внутри меня. Я отчаянно пыталась думать о Вали, моем муже, моей любви, но руки Нидхёгга заставили меня раздвинуть ноги, и мои бедра рванулись навстречу ему.

— Нет, — выдохнула я. — Нет… только не на кухне.

Нидхёгг засмеялся низким и хриплым горловым смехом.

— Мы никогда не были на кухне.

Я широко открыла глаза и вздрогнула. Конечно же, мы были в пещере. Потолок и стены уходили в темноту. Огромные толстые свечи тускло горели на каменном полу.

— Ложись, — сказал он, надавливая мне на грудь. — Снимай рубашку.

Я вздрогнула, оглядывая пещеру. Повсюду горели свечи, толстые красные колонны мерцали в полумраке, но кровати, похоже, не было. Или даже одеяло.

— Ложись, — прорычал Нидхёгг. Его глаза горели.

Я повиновалась ему, сняла рубашку и тяжело опустилась на холодный каменный пол. Когда я легла и закрыла глаза, грубые камешки впились мне в лопатки. Я не собираюсь наслаждаться этим, сказала я себе.

Длинные изящные пальцы Нидхёгга сомкнулись вокруг моей лодыжки. Я напряглась, чтобы бедра качнулись назад от его толчка, но вместо этого его губы затрепетали на моей лодыжке, целуя меня так нежно, что он едва касался моей кожи. Мои глаза распахнулись, и я уставилась на него, пытаясь понять смысл его движений.

Теперь он был полностью обнажен, и самая большая эрекция, которую я когда-либо видела, вырывалась из гнезда густых рыжих волос между его ног. Его странные горящие глаза были закрыты. Он качнулся назад на пятках, его щека прижалась к моей лодыжке, его губы мягко двигались по моей коже.

Он пошевелился, когда его губы двинулись вверх по моим икрам, становясь все более настойчивыми. Теперь его зубы царапали мою кожу, заставляя меня дрожать и гореть, хотя каждая вспышка удовольствия сопровождалась волной вины. Глаза Нидхёгга открылись, когда он добрался до нижней части моих колен. Он одарил меня такой порочной красивой улыбкой, что я громко застонала.

— Нет, — всхлипнула я, отчаянно пытаясь напомнить себе, что Нидхёгг не был моим мужем.

Мне это не нравилось.

Губы Нидхёгга заплясали по внутренней стороне моих бедер, за ними последовал укус его зубов. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не закричать, умоляя о большем.

Затем его губы нашли мою плоть, и моя сдержанность испарилась. Я закричала от желания, потянувшись к его голове и зарывшись пальцами в его волосы. Мои бедра покачивались напротив его рта, требуя его, принимая его. Он застонал, его язык глубоко вошел в меня, и мое тело ответило волной за волной экстаза. Твердый камень подо мной исчез, чувство вины и стыда испарились, и все, что осталось — это обжигающий жар его губ на моей плоти и его язык внутри меня, наполняющий меня, пожирающий меня.

Тело выгнулось от его прикосновений, и мои крики заполнили пещеру, когда я резко кончила ему в рот. Я застонала, когда он отстранился…

И он снова оказался на мне, сжимая мои бедра и раздвигая ноги. Паника вспыхнула в моем затуманенном наслаждением мозгу, когда я вспомнила размер его массивной эрекции, вспомнила его твердый жар на моих бедрах, а затем он оказался внутри меня, толкаясь в меня, и на мгновение я почувствовала, будто меня рвут на части. Он был огромен, слишком велик, чтобы поместиться в моем теле. Но каким-то образом он все же подошел, хотя и причинял боль, когда растягивал меня почти до предела. Затем жжение утихло, отступая перед огромной волной наслаждения, и я была наполнена, полностью и абсолютно наполнена.

Нидхёгг торжествующе рассмеялся надо мной. Его бедра колыхались в такт с моими, двигая его массивную длину внутри меня. Я задрожала, ожидая боли, но ее не последовало. Все мое тело горело, охваченное жаром желания и экстаза, но боли не было.

— Нет, — выдохнула я, пытаясь вспомнить, почему я не могу наслаждаться этим, почему это было так неправильно.

Тело проигнорировало меня, когда я прижала бедра, чтобы встретить толчки Нидхёгга. О, черт, он чувствовался прекрасно. Это было так, будто его член заполнил каждую часть меня, все мое тело, прогоняя все, что не было грубым удовольствием. Я хотела этого, осознала какая-то смутная, далекая часть моего разума, когда мое тело соответствовало ритму Нидхёгга. Я хотела, чтобы он наполнил меня, трахнул, вдавил в землю и уничтожил.

Второй оргазм застал меня врасплох, достигнув вершины прежде, чем я полностью осознала, что происходит. Кульминация вырвала воздух из моих легких, когда тело напряглось в объятиях Нидхёгга, мои бедра врезались в него, зрение затуманилось и померкло, когда разум наполнился темным жаром.

Но он не остановился. Я стонала и хныкала под его натиском, его толчки почти болезненно касались моего сверхчувствительного клитора. Бедра Нидхёгга безжалостно врезались в мои, заставляя тело откликнуться, в то время как он холодно улыбался надо мной.

— Думаю, тебе это нравится, — сказал он, когда я кончила снова, мое тело рушилось, я стонала и кричала, когда еще один оргазм пронесся через мой разум и тело, разрушая меня.

Я потеряла счет тому, сколько раз я билась о его бедра, крича в забвении пещеры, мое обнаженное тело билось о грязь и камни, когда он входил в меня, уверенно, ритмично, его глаза смотрели на меня с холодным весельем. Я уже и забыла, зачем пришла сюда. Я забыла, кто я такая. Весь мир сузился до одной пещеры, до одного человека. К тому месту, где наши тела соединялись, искрясь огнем и забвением.

И вот, наконец, после того, как я потеряла всякую мысль и рациональность, все чувство самого себя, выражение лица Нидхёгга изменилось. Его глаза сверкнули. Ритм его бедер замедлился, а затем ускорился, и дыхание стало прерывистым. Он вонзился в меня еще сильнее. К тому времени все у меня так распухло и разболелось, что резко закричала.

Он не обратил на меня внимания. Его пальцы сжались на моем плече, впиваясь в кожу. Его спина выгнулась дугой, загоняя член так глубоко внутрь меня, что казалось, он пронзил самую сердцевину моего существа, и он закричал что-то гортанное и свирепое на языке, который я не знала. Погребенная длина его члена утолщалась и дергалась, когда он входил в меня. Жар его спермы обжег мне живот.

Его глаза встретились с моими, когда он вышел, тяжело дыша.

— Дело сделано, — сказал он. — Из тебя получилась славная маленькая шлюшка.

Я сделала глубокий, прерывистый вдох. Все мое тело пело от боли. Царапины горели на бедрах и плечах там, где мое тело сжималось и билось о камень. Когда я заставила себя сесть, то поморщилась от очень сильной боли между ног.

— И что теперь? — спросила я. Мой голос был неровным от крика.

Нидхёгг откинулся назад. Теперь он был женщиной, обнаженной и восхитительно совершенной.

— Мы с тобой закончили, — сказала она.

— Но… — слезы жгли мне глаза. Какая-то крошечная, все еще функциональная часть моего мозга поняла, что это была абсурдная реакция.