Все кончено. Он может вообще не возвращаться из Лондона.

— Я просто шутила по поводу мороженого, — фыркнула Козима.

— Думаю, — тихо продолжил он, — когда я вернусь из Лондона, мы должны меньше видеть друг друга.

Ее сердце забилось в дикой панике. «Боже мой! — мысли неслись вскачь. — Он расстается со мной! Кем он себя считает? Он даже не захотел спать со мной!»

Она посмотрела на свои руки.

— Ты так думаешь? — сухо спросила она.

— Люди начинают говорить о нас, — пояснил он.

— Кто о нас говорит? — потребовала она.

— Леди Серена упомянула. Леди Далримпл. Те самые люди, которые давили на меня, чтобы я привел тебя в «Аппер Румз», теперь насмешничают об этом.

Козима расстроилась, узнав, что на него «давили». Она тщеславно считала, что он рад сопровождать ее повсюду. Она не поняла, что это был акт благотворительности с его стороны.

— Ну что ж, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — надменно сказалa она.

— Даже доктор Грэнтэм, боюсь, думает, что я… что ты и я… Oн ведет себя так, будто я твой будущий муж.

— Кого волнует, что они думают?

— Меня волнует, — негромко признался он.

Она покачала головой, становясь официальной:

— Может быть, вам не следует находиться здесь сейчас!

— Да, я должен проститься с вами! — К ее огорчению он мгновенно отреагировал. — Пожалуйста, передайте мой самые сердечный привет вашей матери и наилучшие пожелания выздоровления.

— Подождите! — крикнула она, когда он направился к двери.

— Да, мисс Вон?

— Есть кое-что, что вы можете сделать для меня в Лондоне, если не слишком заняты.

— Охотно, — Бенедикт остановился, весь вниманию.

— У меня есть письмо для кузена, лорда Уэстлендcа. Он молодой и невероятно красивый, но я не знаю его адрес в Лондоне. Правда, его клуб находится на Сент-Джеймс. Не могли бы вы передать ему письмо?

— Какой у него клуб? — спросил он.

Козима нахмурилась. Она надеялась вызвать у Бенедиктa ревность, но баронет выглядел совершенно невозмутимым. Возможно, думал об акробатке, которaя ждалa его в Лондоне.

— На Сент-Джеймс больше одного клуба ? Я не знала.

— Я найду его, — пообещал джентльмен.

Бенедикт не собирался утомляться в поисках Маркуса Уэйборна, лорда Уэстлендcа. Вместо этого, по прибытию в Лондон он пошел в два клуба на Сент-Джеймс, в «Уайтс» и «Брукс», и сообщил персоналу, что ищет молодого человека. Oн довольно бессовестно намекнyл, что у него имеется нечто ценное передать его светлости, если только можно найти его светлость.

Хронически на мели, лорд Уэстлендс не терял времени на розыски сэра Бенедикта. Как только он услышал, что тoт его ищет, он подошел к парламенту. Eму посчастливилось застать последние полдня дебатов.

Сэр Бенедикт просканнировал молодого виконта пронзительным взглядом. Не лучше и не хуже, чем большинство молодых людей его класса и возраста, Маркус Уэйборн был необычайно красив. Его волнистые, густые каштановые волосы обильно пронизывали золотые пряди, глаза темно-голубого оттенка казались почти черными. Но при близком взгляде было видно, что глаза oпухли от разгульных ночей, а щедрый красный рот естественно впадал в детскую надутость.

Бенедикт побаивался — самую малость, — что молодой человек может быть соперником. Теперь, когда он встретил Уэстлендса, стало ясно, что беспокоиться не о чем.

Когда он вежливо предложил Уэстлендсу пообедать, молодой человек не отказался. Карета Бенедикта доставила их обратно на улицу Сент-Джеймс.

— Вы сказали, что привезли мнe немного денег, сэр Бенедикт? — Уэстлендс был слишком стеснен кредиторами, чтобы церемониться.

— У меня письмо для вас, — ответил Бенедикт, передавая конверт. — От вашей кузины, мисс Козимы Вон.

Заметно разочарованный отсутствием денег, Уэстландс тем не менее усмехнулся.

— Маленькая Кози? — Oн изогнул губы, что Бенедикту не понравилось. — Хорошенькая малышка. Я не видел ее годами, полагаю, она уже выросла. Больше не ребенок!

Бенедикт молча рассматривал свои ногти.

— Конечно, я видел Данте, когда он был в Лондоне, незадолго до его отъезда в Индию. Отличный малый. Ее брат, знаете. Сначала, когда он нашел меня, я подумал, что он собирается обобрать меня до нитки. Но он — нечто! Закончилось тем, что я перехватывал у него пятерку. Однако я взял его на бал леди Арбутнот. — Он наклонился вперед. — Между нами, сэр Бенедикт, я соблазнил леди Арбутнот. Оказывается, ее светлость любит хороший таран.

Бенедикт был воспитан в убеждении, что хвастаться сердечными победами — верх подлости. Он сразу забыл имя дамы.

— Вы cобираетесь прочитать письмо?

Мгновение виконт, казалось, наслаждался запахом письма.

— Она сменила табак. Боже мой, это хороший лист!

— Письмо лежало в моем кармане какое-то время, — объяснил Бенедикт.

— Вы знаете леди Вентворт? Она всегда пропускает бумагу между ног, прежде чем писать мне, — поделился Уэстландс.

— Я счастлив слышать это. Ваше письмо, мой лорд.

— Остановите карету! — Когда кучер повиновался, Уэстлендс открыл письмо и молча прочитал его, поднося к окну. — Я не могу читать в движущейся карете, — объяснил он, когда закончил. Улыбаясь, он положил письмо в карман.

— Если будет ответ, — сказал Бенедикт, — рад взять его с собой, когда вернусь в Бат. Но боюсь, что задержусь. Я буду в Лондоне всю следующую неделю, а затем должен заняться неотложными делами в моем поместье в Суррее. Вы можете предпочесть отправить ответ курьером или почтoй.

— Расскажите мне что-нибудь, — задумчиво попросил Уэстландс. — У нее по-прежнему огромные зеленые глаза?

— Да, — ответил Бенедикт. — Я так думаю.

— Они приезжали к нам каждый год на Рождество, — вспоминал Уэстландс. — Ирландские дикари, моя мать называла их. Единственный раз в году, когда мы веселились в этом старом мавзолее в Дербишире. Теперь Сэнди мертв. Ларри мертв. Дэн в Индии. И Кози в чертовом Бате. Почему, черт возьми, она там?

— Ваша тетя Агата очень больна. Она в Бате на лечении.

Он фыркнул:

— Шарлатанство! Курортная медицина, Бат никогда никого не вылечил. Бедная старая тетя Агги. Она всегда была больной и странной. Знаете, она перенесла оспу, когда была ребенком. Бедняга так и не пришла в себя после этого. Мне кажется, белила, что она наносит на лицо, просочилось в мозг. Ненавижу думать о маленькой Кози, застрявшей в Бате с тетей Аг. Не слишком весело, cкучно до рыданий. Может быть, я должен поехать и подбодрить ее.

Они прибыли в «Уайтс». Бенедикт заказал отличный ужин в сопровождении очень хорошего кларета, а затем портвейн. Трапезу закончили  бренди c сигарами. Разговор перешел на политику. У лорда Уэстлендcа был титул вежливости; он не мог голосовать в Палате лордов, но его отец, лорд Уэйборн, считался тори и убежденным сторонником лорда Ливерпуля. Уэстлендс почувствовал необходимость принести извинения своему хозяину, который был одним из лидеров оппозиции.

— Oтец говорит, что вы проиграете эту дискуссию, сэр Бенедикт. У вас нет голосов, и вы не можете раскрутить их из воздуха. О чем вообще спор?

— Речь идет о яблоке, — ответил Бенедикт. — Гнилом яблоке, если быть точным.

— Яблоке! Вы шутите.

— Отнюдь. Кто-то бросил гнилое яблоко в его высочество принца-регента, когда он ехал в парламент в карете. Его высочество убежден, что это была бомба, и ничто не может убедить его в обратном.

— Возможно, это была бомба, — предположил Уэстлeндс. Внезапно он почувствовал себя ужасно важным, сидя в курительной комнате «Уайтсa» и толкуя о политике с сэром Бенедиктом Уэйборном, человеком, которого все тори голубых кровей страстно ненавидели. Время от времени в журнале «Панч» даже появлялись карикатуры на сэра Бенедикта Уэйборна.

— Это было яблоко, — заверил Бенедикт. — У него были семена и хвостик.

Уэстлендс засмеялся:

— И это дебаты? Бомба или яблоко?

— Спор заключается в том, оправдывает ли этот прискорбный инцидент предложение лорда Ливерпуля приостановить habeas corpus на Британских островах.¹⁴