Я уже потянулась к следующей тарелке.
Вечно забываю, что Джек не понимает слов. Он говорит на языке слез, криков, свиста пуль и битой посуды. Ему проще ориентироваться в хаосе и искать ответы на всех кругах ада — другой жизни он просто не знает. Чтобы хоть как-то достучаться до его мира, заставить его послушать хоть немного, нужно было сначала что-то разрушить.
Тарелки и блюдца разбивались об пол одна за другой, а Джек безмолвно наблюдал, как я казню этих невинных керамических жертв.
В моей руке оказалась старая покоцанная кружка с изображением зебры Марти из «Мадагаскара».
— Ну давай, бросай, — подбодрил меня Джек, заметив, что я вдруг застопорилась.
Рука, крепко сжимающая чашку, угрожающе зависла у меня над головой. С непроницаемыми выражениями лица мы с Джеком застыли друг напротив друга.
— Это любимая кружка Джулиана, — тихо сказала я.
Он пил из нее с самого детства.
— Он назвал тебя идиоткой, а меня — жалким бесчувственным алкоголиком.
— Ты слышал?
— В этом доме всегда была хреновая звукоизоляция. Все те песенки, которые ты напеваешь в душе, мы тоже прекрасно слышим.
— Ты не можешь винить Джулиана. Ему больно! — возразила я. — И страшно.
Джек только кивнул.
— Раз уж ты на него ни капельки не злишься, то к чему вся эта клоунада? Что ты делаешь, Тэдди?
— Привлекаю внимание.
— Зачем? Что тебе нужно?
— Отец, — ответила я, смаргивая слезы.
— Он у тебя есть.
— Да, один. А как насчет второго? Или ты уже не считаешь себя частью семьи?
— Черт.
Понимая, что я не сдамся, он первый опустил взгляд. Затем, вздохнув, открыл дверцу холодильника и достал оттуда бутылку пива.
— Из меня не очень-то родитель вышел?
— Ну, ты мог бы и лучше, — я пожала плечами.
Снова посмотрев на меня, Джек подумал пару секунд и следом выудил из холодильника апельсиновый сок. Взяв кружку Джулиана из моих ослабевших пальцев, он вылил в нее остатки жидкости из коробочки.
— Пошли, — спокойно произнес он, разворачиваясь к выходу.
Я поплелась вслед за ним, быстро перебирая ногами.
На крыльце он, не глядя, кинул мне в руки ветровку, и я судорожно впихивала конечности в рукава, пытаясь не пролить сок из кружки.
Джек повел меня на задний двор, к гаражу. Пройдя за обветшалую пристройку с кучей их с Чарли барахла, мы остановились
Я была в недоумении.
— Что мы тут делаем?
— Если захотелось попсиховать, делай это, как профессионал.
Джек вытащил из-под завалов с шинами, ящичками и контейнерами кусок деревяшки, очень напоминающий дверь от старого сарая, который мы снесли несколько лет назад.
Желтая краска, которой на дереве был расчерчен неровный круг, уже облезла и немного выцвела.
Прислонив увесистый кусок бывшей двери к стене гаража, Джек всучил мне неизвестно откуда взявшийся металлический нож с плоской рукоятью.
— Еще помнишь, как метать ножи?
— Как же я могу забыть.
Метание ножей, как и сборка-разборка любых видов оружия входила в программу «Школы выживания Джека», которую мне пришлось пройти еще в раннем детстве.
Джек все равно проконтролировал лезвие ножа, упирающееся в ладонь, чтобы оно не располосовало мне руку, как бывало раньше.
— Вперед, — махнул мне Джек, отходя подальше. У него уже был горький опыт встречи с отрикошетившимся клинком.
Я вздохнула. Взвесила нож, пытаясь найти баланс, замахнулась и пульнула его в мишень.
Мой первый бросок сразу же напомнил Джеку, что я — мазила с семнадцатилетним стажем. Со зрением у меня проблем не было, но меткость — явно не моя давняя подруга. В случае со мной — тот факт, что я еще никого не убила уже считается успехом.
— Не напрягай кисть, — посоветовал Джек, регулируя положение моего локтя. — И не размахивайся так сильно, ты же не Джею накостылять собираешься, а просто попасть ножом в круг.
Он тоже взял себе нож, прицелился и легким движением руки загнал лезвие в мишень чуть ли не по самую рукоять.
Копируя его движения, я снова принялась бросать, но и на второй раз у меня тоже ничего не вышло.
— Не двигай корпусом. Только руки. Нож должен сделать один оборот в воздухе и войти перпендикулярно в тент.
Джек встал рядом, чтобы проследить за моими движениями.
— Лучше отойди, а то убью тебя ненароком.
— Кидай, — проигнорировал он меня.
Джек всегда был таким. Абсолютно бесстрашным. За это я его уважала.
В отличие от Мойры, которая всегда боялась давать мне в руки нож, и Чарли, строго-настрого запрещавшим мне таскать тяжести и залазить на высокие деревья, Джек поручал мне разного рода безумства. Вроде метания ножей или стрельбы из ружья по глиняным тарелочкам. Его не волновала моя врожденная неуклюжесть, трясущиеся поджилки и юный возраст.
Он давал мне возможность попробовать себя абсолютно во всем. А мне просто не хотелось давать ему поводы в себе усомниться.
Переведя дух, я сосредоточилась. Кисть. Корпус. Амплитуда замаха.
Через пару секунд, когда нож не отлетел от стены гаража, а прочно вошел в дерево мишени, из меня вышел удивленный вскрик.
— Получилось!
Я улыбнулась и полная радости повернулась к Джеку. Тот немного дернул губами в одну сторону всего на секунду — своеобразная джековская манера улыбаться.
Он пару раз хлопнул меня по плечу и уселся на одну из шин, валявшихся повсюду, и закурил. А я продолжила бросать.
И это действительно помогало больше, чем битье ни в чем не повинной посуды на кухне. Хоть удары были и не такие четкие, как у Джека (чтобы попасть в центр мишени, мне нужно помолиться каким-то особым богам), но все же это были удары, а не жалкие попытки их совершения.
Через пятнадцать минут беспрерывных бросков я порядком выдохлась и присела рядом с Джеком.
— Помнишь тот комок шерсти, который был у тебя в детстве? — неожиданно спросил он, указывая вдаль.
Я присмотрелась к клочку земли, поросшему травой, из которого торчала дощечка с неразборчивой надписью.
— Что?
Джек подошел к задней стене гаража и включил настенный фонарь, осветивший часть двора.
— «Мистер Морковка»? — встав со своего места, прочитала я.
Так звали пса, которого я завела в детстве.
Джек плохо уживался не только с людьми, но и с животными. Мистер Морковка был обычным дворняжкой, которую я нашла на помойке и притащила домой. Джек тогда заявил, что ответственность за него лежит на мне, и если он обнаружит хотя бы волосок на каком-нибудь предмете своего гардероба, то заставит меня побрить это существо налысо.
Я очень любила Морковку. Он был хорошей собакой — знал команды, не так уж много ел и у него не воняло из пасти. Он бы прожил долгую, насыщенную жизнь.
Если бы только я лучше за ним следила.
Потому что однажды Морковка выбежал на дорогу, и его сбил грузовик. Прямо у меня на глазах.
До сих пор это одно из самых тяжелых воспоминаний моего детства. Вся в слезах, я притащила бездыханное тельце Морковки на крыльцо, откуда на меня молча уставился Джек.
— Я з-знаю, — каким-то чудом удавалось сказать тому обессиленному ребенку, которым я была. — Он мояответственность.
Вооружившись лопатой, я, рыдающая шестилетка, до самого вечера копала яму во дворе. Нужно было вырыть достаточно глубокую, чтобы Морковке не было тесно под землей. Аккуратно завернув худое тело собаки в одеяло, я опустила его вглубь ямы, а затем закапывала до глубокой ночи.
— Ты не разрешала никому тебе помогать. Когда Чарли попытался отобрать у тебя лопату — ты его укусила, — рассказывал Джек, усмехаясь. — Ты ранилась и падала, и слезы у тебя текли ручьем, но ты ни разу не всхлипнула. Спать ты улеглась вся грязная, вымазанная в крови и в земле, а потом ходила в этой одежде еще несколько дней и ни с кем не разговаривала. Мэгги из-за тебя все это время спала в гостиной, потому что боялась зайти в комнату и подцепить какую-нибудь дрянь.
Все это я прекрасно помнила. В то «постприютское» время я была настоящей дикаркой. Мне казалось, что я могу справиться со всем в одиночку, и подачки в виде чужой помощи мне были не нужны.