Артур снова двинулся с места, как ошпаренный, уводя меня вслед за собой.

— Не убегай от меня, Артур! — послышалось сзади. — Сколько можно играть в эти глупые игры?!

— Какого черта ты забыл здесь? Зачем ты появился?! — в Артура словно вселился демон. — Тебя неделями не бывает дома, ты всегда пропускал все семейные ужины, праздники и дни рождения. Тебя никогда не было там, где ты нужен. И ты вдруг решил прийти сегодня? Ты издеваешься надо мной?

Я тронула Артура за руку. Он обернулся и посмотрел на меня полным боли взглядом.

— Давай уйдем, Тэдди. — снова попросил он. — Пожалуйста, давай просто уйдем отсюда?

— И долго ты планируешь держать ее в неведении? Общение с этим сбродом превратило тебя в законченного лгуна.

— Иди к черту!

— И к тому же грубияна.

— Что происходит?! — я встала между ними, пышущими друг на друга праведным гневом.

— Ты скажешь ей? — поинтересовался мистер Роджерс. — Или мне придется сделать все самому?

— Артур? — тревожно проговорила я, желая услышать все от него. Что бы то ни было.

— Маркхем Кристофер Роджерс, — сказал Артур, смотря на отца. — Директор и основатель компании «Роджерс-Комбайн». Той самой, что скупает все земельные участки рядом с Истерн-Маркет. Включая тот, где стоит твой дом, Тэдди.

— Так это вы? — наконец дошло до меня. — Это вы пытаетесь превратить наш дом в парковку?

— О, дорогая, я не пытаюсь, — рассмеялся он.

Глаза его при этом оставались холодными, как дрейфующие льдины.

— Я уже это сделал. Мой главный инженер как раз сегодня показал все утвержденные планы. Наконец-то на месте этой груды мусора будет построено что-то приличное.

Стоять между ними стало невыносимо. В поисках опоры я привалилась к стене позади себя.

— Мне казалось, что закуски на столе у сцены мерзкие. Но от вас меня тошнит даже больше. — обратилась я к мистеру Роджерсу.

— И все же давай признаем, что не я разрушаю Артура. А ты.

— Не слушай его, Тэдди, — сказал Артур.

Я покачала головой.

— Говорите, мистер Роджерс. Другой возможности высказаться у вас может не быть.

— Благодарю, — снисходительно улыбнулся он. — Поверь, меня очень радует твоя рассудительность. Это значит, что ты действительно сможешь понять. Что ты обуза. Для Артура ты — якорь, который он и не планировал сбрасывать. Ты не принесешь ничего хорошего в его жизнь. Все, то ты делаешь — это лишаешь его возможностей и перспектив, принадлежащих ему по праву с самого рождения.

— Каких еще возможностей и перспектив?

— Я говорю об Оксфорде. Артур, не хочешь рассказать милой леди, с каким заявлением ты пришел ко мне не так давно?

— Не надо. Не делай этого, прошу. — держась за голову, словно ее пронзила дикая мигрень, Артур облокотился о стену рядом со мной.

Мистер Роджерс возвышался над нами, словно мраморный обелиск, отбрасывая зловещую тень. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной, как и сгорбившийся Артур.

— На днях мой, обычно благоразумный, сын заявил, что он не будет поступать в университет в этом году. Ему хочется пропустить этот год, остаться в Детройте и разобраться в себе.

— И? — я заломила бровь.

— Не заставляй меня усомняться в твоих аналитических способностях, которым я так импонировал секунду назад, Теодора. — покачал головой мистер Роджерс. — Артуру не за чем «искать себя». Он давно найден. Всегда было понятно, кем он станет. Чтобы ни в чем не нуждаться, чтобы не закончить отребьем, как…

— Не убедили. — перебила я. — Ни вы, ни ваши беспардонные заявления о том, что жизнь Артура совершенно от него на зависит. Вы не заслуживаете такого сына, как он. И уж абсолютно точно вы не заслуживаете распоряжаться его судьбой.

Я думала, что победным рывком увильнулась от всех его обвинений. До того, как Роджерс процедил:

— Это её ожерелье.

— Ее? — не поняла я.

Ответить Роджерс не успел — кулак Артура с размаху пришелся по его лицу гораздо раньше. Раздались женские вскрики и грохот, мистер Роджерс упал на пол, зажимая кровящий нос.

— Прекрати! Заткнись! Заткни свой чертов рот! — Артура бессильно тряс отца за лацканы пиджака. — Уйди отсюда. Просто уйди! Почему ты снова все разрушаешь? Ты разрушил маму, Анну, разрушил меня. Ты добрался даже до Тэдди! Я никогда не убегал от тебя, ты что, не видишь? Я спасался! Но раз уж мне все равно уже конец, позволь спасти хотя бы ее. Хотя бы Тэдди.

По толпе пошли шепотки, к нам подбегали обеспокоенные официанты, от помощи которых мистер Роджерс отказался.

— Так чье это ожерелье? — снова тихо спросила я.

Артур посмотрел на меня, словно говоря — вот он, наш шанс. В ответ я лишь отрицательно помотала головой. Такой муки и отчаяния в его глазах я еще никогда не видела. Но он понял.

Он понял, что я уже не могу уйти.

— Анны, — ответил мистер Роджерс. — Это подарок ей на девятнадцатилетие.

— Вот только она до него не дожила. Не без твоих стараний. — заметил Артур.

— Не смей. — мистер Роджерс угрожающе понизил голос, поднимаясь с пола. — Прекрати жить во лжи, которую ты сам же себе и придумал. Помни, что мы оба любили ее. И мы оба ее потеряли.

— Боже, — я чувствовала себя ужасно.

Ожерелье внезапно начало весить тонну, тяжелейшей ношей разрывая мне гортань и ключицы. Я надела на себя чей-то неполученный подарок, чей-то неотпразднованный день рождения. Чью-то трагически-оборвавшуюся жизнь.

— Тэдди? — Артур подлетел ко мне и обеспокоенно схватил за плечи.

— Как ты мог? — я задыхалась, еле держалась на ногах.

Он называл меня «Рузвельт» с самого первого дня. Не в честь президента с горы Рашмор, а в дань сестре, которую в свое время не смог уберечь. Я — отблеск той жизни, которая потухла в ее глазах, и я — попытка его искупления.

«Позволь спасти хотя бы ее. Хотя бы Тэдди».

— Подожди немного, — шептал Артур, нервными движениями пытаясь расстегнуть замочек на ожерелье. — Вот так. Тебе легче?

Когда я почувствовала, что ничего больше не разъедает мою кожу и внутренности, я отлетела в другую сторону от Артура.

Что я, кроме как очередная жизнь, которая может быть загублена его отцом? Где во всей этой истории была всего лишь горечь и сожаление, а где настоящая любовь, о которой он столько говорил мне?

Заметив мое состояние, Роджерс решил добить меня окончательно.

— Если тебе кажется, что его чувства — это не плод тоски от потери близкого человека и не самая обыкновенная жалость к девочке из трущоб, которая в скором времени станет бездомной, то тебе пора повзрослеть, Теодора.

Он говорил, все туже затягивая у меня на шее невидимую петлю.

— Знаешь, что самое ужасное во всей этой ситуации? Ты действительно милая девушка, Теодора. — то, как он произносил мое полное имя, почему-то выводило меня из себя. — Думаешь, я не знаю? Не верю в искренность твоих чувств? Я верю. Я думаю, ты любишь его и, к сожалению, даже не заметишь, как сбросишь его в яму, где он в итоге сгниет. Мне очень жаль, что придётся стать тем человеком, который убьёт всех единорогов в том сказочном мире, где ты живешь. Но такова реальность — кому-то всегда должно быть больно.

Я отвернулась, в надежде спрятаться от его напряженного взгляда.

— И все же я могу помочь тебе, — продолжал он. — Я знаю, какого это — терять нечто очень дорогое сердцу. Поэтому я оставлю твоей семье дом. При условии, что ты оставишь мне моего сына. И никогда не увидишь его снова.

Терпеть этого я больше не могла. Орнамент на стене зала у главной двери начал въедаться в меня, стал частью уставившегося на него зрачка. Наконец решившись взять себя в руки, я перестала дрожать.

Снова обернувшись к нему, я смерила мистера Роджерса презрительным взглядом. Он больше не будет возвышаться надо мной. Ни он, ни кто-либо другой в этом зале.

Я прошла к удивленному Адаму, стоявшему в двух шагах от нас, и взяла с его подноса два бокала шампанского.

— Это для меня, — выпалила я, тут же опустошив бокал.