— Не балуйся во время молитвы, Рузвельт. Это богохульство. — тихо проговорил он, незаметно переплетая наши пальцы.

Его руки пахли антисептиком. На этот раз со вкусом жасмина. На ощупь они были все также сухими и даже немного шершавыми. Не будь я такой разгневанной, я бы не вырывалась.

Не будь я такой разгневанной, бедной и глупой, я бы сделала слепок его руки и отнесла в какую-нибудь научную лабораторию, чтобы сделать максимально биологически точный протез этой конечности.

— И это тыговоришь мне про богохульство? — я уперла в него свой яростный взгляд.

Мы держали зрительный контакт, пока я не услышала, как все начали говорить «Аминь». Поборовшись еще немного, я все-таки отвоевала свою конечность обратно.

Теснота нашего обеденного стола дала о себе знать в полной мере, когда все принялись раскладывать себе по тарелкам закуски и всевозможные гарниры. Слева от меня сидела Мэгги, полностью сосредоточившая свое внимание на Николь, а справа всей боковой поверхностью тела ко мне прижимался Даунтаун. Бедра, руки, плечи — мы срослись, как сиамские близнецы. Я ощущала теплоту его тела каждой молекулой, словно между нами и не было никакого слоя одежды из платья и его льняной рубашки. Внутри живота начали плодиться разноцветные бабочки, и им как будто было недостаточно просто порхать — живот крутило так, словно они прогрызали себе выход наружу из моего организма.

Мышцы, кости и перекатывающиеся вены на его запястьях — вот о чем я думала вместо подливки, запах которой до меня не доходил из-за парфюма Артура, который закупорил каждый капилляр у меня в носу. Я краснела, дрожала, рвано дышала и, кажется, немного сходила с ума.

Хватаясь за последние капельки сознания, я слабо улавливала небольшие кусочки разговоров с разных концов стола. Как Чарли уговаривал Китти съесть небольшой кусочек брокколи, как Мойра кричала на весь дом, пытаясь поднять Джека с дивана в гостиной, а затем ругала Хайда за то, что он сидит в головном уборе за столом.

— Шляпа правда идиотская, мужик, — пробормотал с набитым ртом Джулиан.

— Я бы сказала, уродская, — заметила Кара.

— Вместо того, чтобы отпускать язвительные комментарии, предлагаю тебе заняться увлекательной арифметикой. — Хайд повернулся к подруге, тянувшейся к тарталеткам в середине стола. — Из чего состоит твой буррито, м? Я бы сказал, что здесь примерно две тысячи калорий, три подхода приседаний, час качания пресса и литр твоих горючих слёз.

— Я сяду на диету со следующейнедели, придурок.

— Не произноси при Мойре это слово! — шикнул Хайд. — Забыла про табу?

Мойра думает, что слово «диета» придумал дьявол. Она выбросила из обихода еще в девяностых, перед тем, как родила Джулиана.

— О господи! — удивленно воскликнул Артур.

Я вся напряглась, когда он громко втянул носом воздух.

— Что случилось, дорогой? — запереживала Мойра.

— Это самая вкусная подливка, которую я когда-либо пробовал в жизни. — с улыбкой произнес он.

— Добро пожаловать в клуб. — хмыкнул Хайд. — Но не разевай сильно варежку! Вторую порцию подливки нужно еще заслужить.

— Точнее отвоевать её у проглота вроде тебя, — со смешком заметила я, наблюдая, как друг щедро поливает подливкой мексиканский рис в своей тарелке.

— Я стану вегетарианцем, — в полным ртом еды заявил он.

Мы с Чарли переглянулись, не успев вовремя спрятать улыбки.

— Я серьезно! — настаивал друг, так резко повернув голову, что искусственные цветы на ней опасно зашуршали. — Джаред Лето уже двадцать лет сидит на моркови и латуке и выглядит, как бог. Бог, который играет в рок-группе, понимаете?

В один момент распинания Хайда стали напоминать объявления водителя поездка в метрополитене. Я почувствовала прикосновение большой ладони к своей ноге у самого подола платья и забыла, как дышать. Да и вообще функционировать. От неожиданности я уронила поднос с фахитос, который через стол передавала Николь, а Хайд, уже в десятый раз признавшийся Джареду Лето в любви, запнулся на полуслове.

— Снова грациозна, как бульдозер, Тэдди. — пошутил друг.

Но мне было не до шуток. Потому что рука так никуда и не сдвинулась.

Невозмутимо задавая Мойре уточняющие вопросы по поводу сорта бальзамического уксуса в заправке овощного салата, Артур не переставал гладить мою ногу под столом.

Я остолбенело сидела, боясь даже моргнуть. Если Мойра нас заметит, она пустит наши с Даунтауном внутренние органы на мясной фарш и завтра приготовит из него суп с фрикадельками.

— А рис? Как вы готовите такой восхитительный рис? — даже не поведя бровью, продолжил расспрашивать этот мерзавец.

Ну и где же хваленые закидоны джентльмена? Окружение Картеров всех доводит до греха, говорю вам.

— О, милый, я просто добавляю в соус немного соленых огурцов, чтобы фасоль не была слишком сухой. — хохотала Мойра.

Длинные пальцы приподняли подол платья и забрались внутрь, ложась на внутреннюю сторону моего бедра. Запаниковав, я сжала ноги, заключая ладонь Артура в тиски. Он не растерялся, вместо этого только сильнее обхватил мою ногу, так сильно дернув к себе, что я всем телом съехала по стулу вправо.

Как бы сильно я не стискивала коленки, между ними все равно было небольшое пространство, которого Артуру вполне хватало для проворачивания своих грязных делишек под столом.

Бабочки, чертовы бабочки в животе. Кажется, из-за адреналина в крови они мутировали в чудовищ, которые скоро медленно начнут поедать мои внутренние органы. Они начнут с сердца. О да, мое сердце сейчас в огромной опасности.

Я резко поднялась с места. Скрип стула обратил на себя внимание всех сидящих за столом.

— Цезарь! — выпалила я. — Самое время его вынести. Гренки уже достаточно пропитались.

— Вот я тупоголовая! — хлопнула себя по лбу Мойра. — Я и забыла совсем про «Цезарь». Сейчас принесу.

— НЕТ! — немного истеричным вскриком я заставила Мойру усесться обратно. — Сиди. Я принесу сама!

Пока я шла до чердака, меня еще немного пошатывало. Благодаря Даунтауну нервы у меня теперь ни к черту. Расходы на психиатра не покроет ни одна страховка. Да даже если и покроет, я все равно уже клинический случай.

Меня спасет только могила и то, что Мойра постоянно забывала про засушенные гренки для «Цезаря». Она оставляла деревянную миску на чердаке, чтобы сухарики успели пропитаться приправами и чесноком, так как ненавидела обжаривать их в масле на сковородке.

В кладовой, забитой старыми сервантами, удочками и велосипедными рамами, было темно и прохладно — то, что нужно для моих разгоряченных щек и бедер, все еще ощущающих уверенные прикосновения пальцев Артура. Глубоко вздохнув и наконец придя в себя, потянулась к полке с гренками.

Даже привстав на носочки, я смогла задеть тарелку только кончиками пальцев.

— Ты не вышла ростом для всех полок в этом доме, — раздалось позади меня.

От неожиданности я дернулась и сбила локтем несколько алюминиевых кастрюль. Злобно простонав, я повернулась к Артуру. В тесном пространстве кладовки я начала понимать, насколько он все-таки выше и больше меня.

— Пока меня пускают на американские горки, с моим ростом все в порядке.

— С твоим ростом все отлично. Я бы даже сказал идеально. — под тусклым светом пыльной лампочки сложно было определить, что выражает его взгляд.

— Какого черта ты тут делаешь? — буркнула я, подбирая упавшие кастрюли.

— Пришлось тянуть жребий, гадая, кто пойдет тебе помогать. Мне попалась короткая соломинка.

— Если мы задержимся больше, чем на пять минут, Мойра подумает, что мы решили устроить здесь оргию, и вызовет священника.

— Для оргии нужно больше двух человек, Тэдди.

Снова раздался звук ударившейся об пол кастрюли. Только на этот раз я уронила ее нарочно.

— Поздравляю! В оргиях ты разбираешься гораздо лучше меня. Как и в Шекспире. Как и в Стивене Кинге. В политике, в тригонометрии, в открытиях Колумба! А я ничего не знаю. Разве что с божьей помощью окончу школу, да? Глупая неудачница Тэдди!