Пахло ржавыми трубами, выхлопными газами, краской и старыми газетами, которыми была облеплена железная дверь супермаркета. Тусклый свет уличного фонаря, должно быть, кидал не особо изысканные блики на мое бледное лицо и круги под глазами.
День, когда я нормально высплюсь, можно будет занести в календарь, как национальный праздник.
Я прекрасно понимала, что была похожа на мокрую пятидолларовую купюру с грязной обочины. Как всегда, довольно-таки жалкое зрелище.
— Ты единорог, знаешь? — вдруг ляпнула я.
— Что, прости?
— Все любят тебя: Китти, Мойра, Чарли, Джулиан, Адам, Хайд, Кара. Даже Джек ни разу не зарядил тебе по голове гаечным ключом. Признайся, Даунтаун, тебя послали сюда с другой планеты, чтобы вконец унизить меня и лишить последней надежды на адаптацию в обществе?
— А ты? — Артур склонил голову набок, разглядывая меня дюйм за дюймом.
— А что я?
— Что ты ко мне чувствуешь?
— Ну… — я сглотнула. — Я тоже еще ни разу ничем тебя не отколошматила. Кроме того, я знаю, что все эти безупречные стрелки на брюках тебе выглаживает домработница.
Артур тихо рассмеялся и опустился на корточки напротив меня. Я выглядела, как бездомная, а он, как добрый, сжалившийся надо мной самаритянин.
— Да, ты права. На моей ступеньке социальной лестницы не все так гладко. — сказал он. — Скоро буду тратить деньги на такие же вечеринки и психоаналитиков.
— Ненавижу вечеринки. — призналась я. — Особенно вечеринки Хайда.
Я сидела, обхватив руками коленки, а Артур находился в каких жалких нескольких дюймах от меня. В груди у меня все сжималось и кипело, как в кузнице в разгар рыцарских поединков.
— Чтобы вконец разрушить свою репутацию хорошего парня, я собираюсь задать тебе вопрос, — заявил Даунтаун.
Он накрыл мои вцепившиеся в коленные чашечки пальцы, затем обхватил ладонь и потянул вверх. Поднявшись на ноги, я прислонилась спиной к стене, даже не подозревая, что оказалась загнанной в ловушку.
— Тебе некуда бежать, Рузвельт. Ты будешь вынуждена ответить.
Артур стоял так близко — я видела на его скулах тени от длинных ресниц и танцующие в радужке глаз искринки. Его руки и были спрятаны в карманы, и поза целиком была настолько расслабленной, что я действительно чуть было не поверила в созданную им иллюзию умиротворенности и безопасности.
— Почему ты исчезла тем утром? — его беспечный вид обратился броском кобры.
— Каким утром?
— Утром пять дней назад.
— Я не настолько помешана на цифрах, Даунтаун. Пять дней назад для человека с моим запасом памяти — это целая вечность.
— Тем утром, когда ты собрала девочек и удрала из моего дома, как из притона с головорезами. Тем утром после нашего поцелуя, когда я искал тебя по всей квартире и не мог понять, что за чертовщина вообще происходит. Тебе нужна ещё более конкретная информация?
Долго играть в дурочку не получилось. Я устало откинула голову к кирпичной стене.
— Нет, смотри на меня. — длинные пальцы потянули мой подбородок вниз.
Я до того опешила от его повелительного тона, что даже подчинилась.
— Скажи мне. — кончик его носа скользнул по краю моей ушной раковины.
Я чуть не слилась со стеной. Это было настолько против правил, что несмотря на свое желеобразное состояние, я высвободилась из его хватки и перебралась на противоположную сторону тротуара под крышей.
— Где ловушка, Даунтаун?! — вскинулась я.
— Какая ловушка?
— Та, которая сожрет меня с потрохами. Я тоже устала и больше не хочу играть. Знаешь, почему?
— Почему же?
— Потому что я все равно проиграю. Я как Колумб, который плывет за своей чёртовой Индией, каждый день боясь быть проглоченным Кракеном.
Артур глухо усмехнулся.
— Что смешного?! — я начала выходить из себя.
— Но Колумб в итоге открыл Америку, Тэдди.
— А я ничего не открою! Даже пакетик с мармеладными червячками, потому что меня руки растут не из того места! Я и ногу продепелировать не могу, вот смотри, — закатав до колена штанину комбинезона, я показала ему шрам на голени, который стал ещё более красным и припухлым к концу дня.
С руками в карманах и все ещё улыбаясь, Артур шагнул ближе ко мне. Как тигр к безоружному гладиатору. Мне пришлось пятиться назад.
— Я неудачница! — мое жалобное хныканье его не остановило.
— Слабовато, Рузвельт. Когда дело касается самоуничижения, ты кому угодно можешь дать фору.
Не знаю, зачем именно он саботировал меня, но получалось у него просто отлично.
— Давай просто признаем, Даунтаун, ты «Гуччи», а я потрёпанный «H&M».
— Можешь лучше.
Носки его кроссовок уже почти соприкоснулись с моими разноцветными конверсами. Я стояла на самом краю тротуара, до которого еще доставала крыша от супермаркета, пока в паре дюймов за моей спиной дождь громким водопадом омывал всю темную улочку подворотни. Отступать было некуда, поэтому я усердно соображала.
— Я Чез Боно, а ты — Элайджа Блю Оллмэн. (*)
Артур призадумался всего на секунду.
— Сильно. — сказал он. — Но недостаточно сильно. Насколько мне известно, Чез Боно — успешный писатель, актер, музыкант, филантроп и защитник прав гей-сообщества. Он победил свое ожирение, сменил пол в две тысячи десятом и сейчас встречается с красоткой из сериала «Агент Картер». А кто такой вообще, извини, этот Элайджа?
— Еще один сын Шер. — я нервно сглотнула.
— Тот, на которого всем плевать с высокой башни?
— Тот, который симпатичный!
— Мы живем в двадцать первом веке, Тэдди. Я все-таки склонен думать, что людей больше не оценивают по их внешности. Никто ведь уже не сжигает рыжих людей на костре, верно?
Я была загнана в угол. Он словно готовился к этому разговору всю свою жизнь, как к какому-то выпускному экзамену. Любое мое возражение он мог отразить по щелчку пальцев. Я в замешательстве. Вот уж никогда бы не подумала, что кто-то может знать про сыновей Шер больше, чем я и Хайд!
— Верно, Тэдди? — настаивал он, склоняя ко мне свое лицо.
— Нет! — упрямилась я. — Я обращаю внимание на внешность.
Артур только поцокал, качая головой.
— Обманщица, — упрекнул он. — Тебя не волнует внешность. Ты ешь сэндвичи с одноруким дядей Перси, дружишь с Хайдом, у которого цвет волос меняется вместе с заголовками утренних новостей, с Карой — явной противницей нижнего белья, и чуть было не сыграла партейку в карты с трансвеститом, которого знала десять минут. Если бы у тебя нос вырастал, как у Пиноккио, то давно продырявил бы мне трахею.
— Ну так не стой так близко! — упрекнула я.
Артур улыбнулся. Он знал, что я повержена.
— Ещё что-то? — он спросил тоном палача, дающего последнее слово у виселицы.
— А ты разве сам не замечаешь?
— Нет.
— Локти. — сказала я.
— Что?
— У меня узловатые локти! Такие острые, что могут сойти за колюще-режущее оружие.
Его руки легли на мои предплечья.
— Не убедила. Игра продолжается. — спустившись к моим упомянутым ранее локтям, он обхватил их и рывком прижал меня ближе к себе.
— Если уйдешь сейчас, то еще успеешь на дождь из презервативов, — из последних сил проблеяла я.
— Не глупи, Тэдди. Единственное, что мне нравится на этой вечеринке — это забавная девчонка с веснушками и разноцветными кедами. Я зову ее Рузвельт и улыбаюсь каждый раз, когда на это прозвище она морщит свой маленький симпатичный нос.
— Я..я…
— Истратила все свои попытки. Ставки сделаны, Рузвельт. — его губы накрыли мои.
Ставок больше нет.
Почему Артур всегда так поступает? Раздваивает себе личность. Растраивает или даже четвертует. Почему стесняется разговаривать с незнакомцами, но целуется, как в фильмах с возрастным ограничением?
Сжав мою талию, он развернул меня и прислонил к балке, которая, слава богу, была прикручена получше, чем та, на которую недавно опиралась Куин.
Я задыхалась. Движения губ Артура творили со мной что-то невероятное и, скорее всего, противозаконное. Кровь забурлила, стала реактивной. Если выкачать из меня пару литров и залить их в топливный бак ракеты, она за пару секунд домчала бы до самого Марса.