Я машинально погладила пулемет, установленный в амбразуре.

– Молодец, дружок, хорошо поработал. Продолжай в том же духе.

Мой молчаливый собеседник не ответил. Как там ребята, интересно? Тоже изнывают от ожидания или просто болтают о своем?..

Я радовалась, как дитя, когда ожили деревья. Потому что почувствовала себя в Средиземье, среди энтов.

Я радовалась, как дитя, когда пулемет послушно уложил в пыль мишени, установленные Степаном возле леса. Потому что поняла – мне под силу управляться с этим тяжеленным оружием.

И я радовалась, как дитя, когда услышала, что разведчики Белых уходят в лес, удаляясь от особняка и от меня… Потому что не хотела убивать…

И хотя я понимала, что убивать мне сегодня придется, я очень не хотела этого. Во время Прорывов все было по-другому. Тогда я еще толком не понимала, что меня ждет, считала, что Игра – это действительно игра. Что впереди удивительные страны и интересные приключения, о которых я читала только в книгах или слышала от папы.

Моя мама умерла при родах, я жила с бабушкой и отцом, который часто ездил по всему свету, привозя ворох самых разнообразных историй. Открыв рот я слушала его рассказы, остро жалея, что меня там не было. Но в то время состояние здоровья мешало мне ездить с ним, и я восполняла свою страсть к путешествиям, читая книги или просматривая фильмы о жарких экзотических странах, непрерывно фантазируя, представляя себя на месте героев.

«Моя больнушка» – так ласково называл меня отец, а я обижалась, хотя это было чистой правдой. Я действительно росла очень слабым ребенком. Слишком хрупкая для своих лет, слабые кости, проблемы с кровью… На физкультуру я почти и не ходила, исправно таская физруку кипу справок.

Выправляться я стала только в подростковом возрасте, но к двадцати все равно выглядела на четырнадцать. Что поделать, такая уж конституция. Особо по поводу своего организма я не переживала. Ну, подумаешь, болезненная, ну и что. Ну да, бледненькая, маленькая, нескладная, но не всем же быть моделями. Зато я занималась творчеством, сочиняя вполне приличные стихи.

Когда умер папа, мир для меня просто рухнул. Я жила с бабушкой, чувствуя себя призрачной тенью, неприкаянным привидением, опутанным с ног до головы тяжелыми цепями. Года два я не могла прийти в себя, завязнув в меланхолии, но потом я встретила парня, который помог мне вновь почувствовать вкус жизни.

Я сложный человек, со мной непросто, поэтому мы, в конце концов, расстались, но я до сих пор благодарна ему хотя бы за то, что он не дал мне сойти с ума, подсказав выход. Заполняя пустоту внутри, я, по его совету, каждый день сочиняла, лихорадочно записывая приходящие в голову рифмы, плетя стихотворный узор, стараясь выразить в своих почеркушках все эмоции, обуревающие меня в тот момент.

Творчество стало для меня отдушиной, в нем я находила себя, раз за разом выплескивая на страницы блокнота частички своей души. Я стеснялась показывать свои сочинения друзьям, пока однажды, здорово захмелев на институтской вечеринке, не продекламировала вслух одно из своих стихотворений. К моему изумлению, сокурсники приняли его более чем тепло. Гриша, наш мачо-гитарист, оттащил меня в сторону и предложил писать тексты для их студенческой группы. Я, под хмельком, согласилась.

Так до выпуска и числилась автором текстов группы «И.М.». В то же самое время Гриша обучал меня игре на гитаре, и я очень быстро влюбилась в этот чудесный инструмент. Мне нравилось перебирать струны, создавая еще и музыку, я чувствовала себя матерью, которая растит сразу двоих детей – стихи и мелодии. И я не могла определить, что мне нравится больше.

Когда я познакомилась с Толей и остальными ребятами, когда стала Пешкой, мне казалось, что я попала в сказку. Чудесную, волшебную сказку с захватывающими приключениями и обязательно – счастливым финалом. И на Прорыв я ехала с тщательно скрываемым чувством щенячьего восторга.

Все изменилось, когда погиб Элфас. Тогда я впервые поняла, что Игра смертельно опасна. А очнувшись от экстаза, я растерялась, долгое время не понимая, что делать. К счастью, рядом оказались Реджи и Леша, которые не позволили мне удариться в панику, помогли определиться с линией поведения.

А она очень проста. Играй, пока играется. Да, временами страшно, да, опасно, но разве не об этом ты мечтала всю свою жизнь, сидя за книжками или строча стихи в блокноте? Вот твой шанс.

Разве что убивать я не хотела. Умом я понимала, что Белые – это вражеские Фигуры, которые просто необходимо выбить с Доски, но…

– Как думаешь, – спросила я Степана, стоявшего возле амбразуры, – Толя сказал правду, когда отвечал Костику на вопрос о Фигурах?

Он обернулся, недоуменно подняв брови.

– Какой вопрос?

Я облокотилась на пулемет и поправила шлем.

– Ну, на сборе, когда Костя сказал, что мы будем сражаться с людьми, а Толя ответил, что они Фигуры…

Старший потер подбородок, задумавшись, и неопределенно хмыкнул.

– В целом он, наверное, все-таки прав. Белые есть Белые. Вражеские Фигуры, противник. Почему ты спрашиваешь?

Как бы ему объяснить…

– Понимаешь… Фигуры, пришедшие к нам из других измерений, – ладно, это одно дело. Тварей надо изничтожить. Но ведь Костик, по-моему, правильно спросил о Пешках. Они же люди, с нашей Доски…

– Они Белые, Таня, – нахмурился Степан. – Их уже нельзя считать обычными людьми. Их завербовал противник, а значит, и относиться к ним следует безо всякой жалости.

– Выходит, мы тоже уже не люди?..

Ее вопрос застал меня врасплох. С одной стороны, она права. Мы действительно уже не люди. По крайней мере, не обыватели. Но она повернула это так, что Белые – такие же, как мы.

Я ее понимал. Одно дело сражаться с чудищами, вторгающимися на Землю извне, с монстрами, которые чужды нашему миру. Совсем другое – воевать с людьми, можно сказать, с земляками. Очень опасные мысли, которые могут помешать во время боя…

И приспичило же ей заниматься подобными размышлениями накануне схватки. Ребенок… Непростое у меня сейчас положение. Надо как-то объяснить Тане, что враг есть враг, что его нужно истребить, независимо от того, чужак он или человек. Но при этом не навредить, не пробудить жестокую кровожадность…

Мой возраст обязывал выступать в роли учителя молодых ребят, поэтому иногда я чувствовал себя Истинной Фигурой, разъясняющей новичкам основные положения Игры. Не скажу, что подобная роль мне очень нравилась, но в то же время я понимал ее необходимость. А теперь, после Прорыва, я не сомневался в правильности своих суждений…

– Ты права, наверное, мы уже не люди, – ответил я, глядя в ее карие бездонные глаза. – Но смотри на это так – мы стали лучше и сильнее обычных людей. Мы знаем, за что сражаемся. В конце концов, мы спасаем мир, как бы банально это ни звучало. Подумай сама. Ведь все очень просто. Враг нас не пожалеет, он убьет без колебаний, только для того, чтобы очистить эту Доску от Черных Фигур. Белых ведь не волнует, люди мы или нет. Мы для них всего лишь Фигуры, точно так же, как и они для нас.

– Откуда ты знаешь? – Сколько серьезности в ее взгляде. – Мы же с ними не разговаривали…

Вздохнув, я ответил:

– Не обязательно разговаривать с врагом, чтобы понять, как он поступит. Мы в Игре, у которой есть Правила. Белые нападают, мы защищаемся. Доска будет считаться Белой, только если Черных на ней не останется. Следовательно, либо они нас, либо мы их. Предельно простая схема.

Она задумалась.

– А кто-нибудь пробовал с ними просто поговорить? А вдруг конфликт можно было бы разрешить как-то по-другому?

– Таня, я повторю: мы играем, подчиняясь Правилам. И да, насколько я знаю, Толя неоднократно разговаривал с Белыми. Если ему верить, ни к чему эти разговоры не приводили. А у меня нет причин не верить Королю. Я вижу, как он волнуется за нас, вижу, что ему не наплевать на свои Фигуры и на судьбу Земли. Лично мне этого достаточно…