– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – После того как мы покинули Клетку, меня это мерзкое чувство просто не отпускает. Как будто кто-то давит на плечи, понимаешь? И мне кажется, я чувствую, что Земля меняется. Медленно, но меняется, словно… Нет, не могу выразить это словами…
– Это стресс после Прорыва, – объяснила я. – Нормальное состояние, учитывая, что это была ваша первая битва.
– Но почему тогда Таня ничего не чувствует? – Он кивнул на девушку, которая мирно спала возле костра.
Я пожала плечами.
– Люди все разные, ты же понимаешь. Возможно, она свой стресс гасит творчеством, не знаю…
– То есть я зря волнуюсь? – В его вопросе я почти услышала умоляющие нотки.
– Конечно, – кивнула я. – Не переживай, ложись спать. Завтра трудный день, надо набраться сил.
Он кивнул и отошел, а я вновь застегнула спальник и закрыла глаза. Но уснуть не удавалось. Слова Леши не шли из головы, сверля мозг. «Земля меняется». Нехарактерная реакция на стресс. Конечно, успокаивая его, я искренне верила в то, что говорю.
После Прорывов у новых Фигур часто происходят психологические сдвиги, вызванные недостаточной адаптивностью организма к потрясениям. Бывало, что уже после окончания Прорыва у Низших Фигур не проходило чувство тревоги, побуждая их к непредсказуемым реакциям. Я не знала точно, как проходит период адаптации у людей, но полагала, что тревога Алексея связана именно со стрессовой ситуацией, в которую мы недавно попали. Гибель Элфаса, Прорыв… Все это могло существенно повлиять на его восприятие, поэтому я и постаралась успокоить его.
«Земля меняется»… Очень странные слова. И действительно очень тревожные…
ТАНЗАНИЯ. КОРОЛЬ
«Толя…»
Этот шепот выдернул меня из сна, заставив подскочить. Спросонья я не мог опознать вызывающего через эфир и поэтому некоторое время просто не отвечал, пытаясь сообразить, кто это может быть. Не Кан и не Скаф, это точно…
«Кто это?»
«Толя, это Степан…»
Степан! Я вскочил и сжал ладонями виски, пытаясь получше уловить его сигнал. Черт возьми, каким образом ему удалось со мной связаться?! Он же Пешка! Откуда у него столько сил?..
«Толя, я тебя не слышу, но надеюсь, что ты слышишь меня…»
Я замер, закрыв глаза и вслушиваясь…
«Мы проиграли Партию…»
Я открыл глаза и уставился на землю под ногами. Мы проиграли Партию…
«Все погибли. Я тоже, наверное, долго здесь не протяну…»
Все погибли…
«Белые двигаются на северо-восток, к Земле Уилкса. Их, кажется, всего шестнадцать… Полный набор, как я понимаю… Снегоход только что провалился в трещину… Я попробую дойти до оазиса Ширмахера, до станции… Если повезет, самолет будет… попробую добраться до Кейптауна… А там… до Москвы… Я не знаю, смогу ли…»
Его сигнал затихал, я лихорадочно пытался удержать мысленную связь, но, похоже, у Степана заканчивались силы…
«…думал, надо предупредить… надеюсь, получилось…»
Сигнал исчез. Я отнял руки от головы и уставился в пустоту, поглощенный глухим оцепенением. Антарктическая кампания проиграна. Алвикан, Эксуф, Наташа… Степан… Как же так?.. Неужели они все-таки не нашли Ключ?.. От бессилия и горечи захотелось взвыть в полный голос, но я с трудом подавил крик и поднял голову.
Надо мной чистое голубое небо, ярко сияет солнце, вся местность вокруг будто светится золотом, а на западе собираются черные грозовые тучи – огромные, массивные… И на фоне этих туч стоит неподвижный Барри, в ореоле золотистого свечения, будто древняя статуя, невесть как очутившаяся посреди Африки.
Я подошел к нему и встал рядом, глядя на надвигающуюся бурю. Слон щурился, словно пытался разглядеть что-то за горизонтом, затем посмотрел на меня и спросил:
– Новости?
Я молча кивнул, создавая сигарету.
– Плохие? – уточнил он.
Я вновь кивнул.
– Кто?..
– Алвикан и вся его группа… Со мной связался Степан. Он жив, но я сомневаюсь, что он сумеет добраться до станции. Пешком, по морозу…
Он отвернулся, вновь уставившись на горизонт, и вздохнул.
– От Скафа есть какие-нибудь новости?
– Нет. – Я затянулся, в горле запершило, и я сплюнул.
Барри помолчал, потом покосился на джип.
– Пешкам скажешь? – тихо спросил Слон.
Я потер подбородок и покачал головой.
– Надо, конечно… Рано или поздно они все равно узнают. Лучше уж рано… Подожду, пока проснутся, и скажу…
Барри поднял руки и некоторое время рассматривал ладони. Что творилось у него в голове, я не знал. Точно так же, как не знал, что творилось в голове у меня. Там царил полный хаос, какое-то мельтешение мыслей, которые не желали успокоиться, заглушаемые тоской, которая сжимала сердце. Алвикан, Эксуф, Наташа, Степан…
Да, Степан еще жив, но если он ранен, до оазиса ему не добраться. А уж если он израсходовал свои силы на контакт со мной… чтобы предупредить… Как же так?.. Как же так?..
Ни о чем другом я не мог сейчас думать, только мысленно спрашивал неизвестно у кого: почему же это произошло? Виноват ли я в этом поражении? Виноват ли в гибели группы? В глубине души я понимал, что, каков бы ни был ответ, я всегда буду чувствовать вину. Потому что я Король. Это я послал их на ликвидацию Прорыва. Я несу ответственность за все, что происходит на Доске Атл, которую люди называют Землей.
– Что мы будем делать дальше? – вдруг спросил Барри.
Действительно, что? Для начала неплохо бы успокоиться и попробовать рассуждать здраво…
– Не знаю, – честно ответил я. – Нужно подумать. Впрочем, у нас для этого будет достаточно времени – до Москвы добираться долго.
– Ты планируешь возвращаться в Россию? – спросил Барри. – Может, стоит долететь до Кейптауна и дождаться Степана?
– В этом нет никакого смысла, – мрачно возразил я. – Мы все сделали, чтобы группа Алвикана благополучно добралась домой. Все предусмотрели… Личный самолет… Свои пилоты… Стыковки, дозаправки… Если Степан выживет и доберется до Новолазаревской, он доберется и до Москвы. Нам нет смысла сидеть и ждать его в Кейптауне.
Я отвернулся.
– Кроме того, все остальные группы должны после ликвидации Прорывов собраться в Москве. Таков был план.
Да, план… Такой замечательный план… который уже катится к черту…
Дверцы джипа открылись, и наружу вылез заспанный Костя, который щурился и тер отлежанную физиономию. Сладко и широко зевнув, он потянулся и, чуть спотыкаясь, отправился к нам.
– Доброе утро, перцы, – сказал он нам и, посмотрев на чернеющее небо, добавил: – Ого, кажись, гроза идет.
– Сейчас не утро, – заметил Барри. – Скоро будет вечер.
Костя махнул рукой, достал из кармана жилета «чупа-чупс» и, с трудом сняв обертку, сунул леденец в рот, таращась на нас еще не проснувшимися глазами.
– Чего это вы такие грустные? – поинтересовался он, ухмыльнувшись. – Умер кто?
Барри молча развернулся и отошел. Костя перестал улыбаться и замер, уставившись на мою мрачную физиономию.
– Что? – растерянно промычал он.
Я ему все рассказал. И про Реджи, и про Алвикана, и про то, что группа Скафа до сих пор не вышла на связь. За время рассказа я наблюдал, как менялось выражение его лица. Радость, растерянность, ужас, тревога…
Он некоторое время молчал, потом выплюнул леденец.
– А, пошло оно все, – пробормотал он, шаря по карманам жилета, и вскоре достал мятую пачку сигарет, которую, видимо, таскал с собой еще с Найроби.
Я не стал его останавливать. Костя закурил, глубоко затянулся и резко, шумно выдохнул. Он молча курил, а я смотрел на стремительно надвигающиеся тучи.
– Не говори Соне, – вдруг сказал Костя. – Реветь будет всю дорогу.
– Посмотрим, – проронил я. – Пойдем, надо выезжать. Москва ждет.
ТАНЗАНИЯ – МОСКВА. КОРОЛЬ
Всю дорогу до Москвы я только и делал, что думал. Когда мы тряслись в джипе по саванне, когда попали в грозу и вытаскивали застрявшую машину из хляби, когда ехали до Найроби, когда садились в самолет и летели в Москву – все это время мозг сортировал информацию, тасовал и раскладывал по полочкам факты. Я пытался проанализировать ситуацию без эмоций и составить полную картину происходящего, исходя лишь из тех обрывочных сведений, которыми обладал.
