Конь, недавно бывший Пешкой, неспособен проводить время в молчании. Костя посматривал на меня неодобрительно, его явно раздражали мое спокойствие и безучастность.
– Как тебе Земля? – наконец не выдержал он.
– Хорошо.
Что еще ответить? Это ведь правда. Моя первая Доска. Конечно, она мне нравится. В любом случае лучше, чем «Ящик».
Костю мой ответ, видимо, не удовлетворил. Он снял шлем, провел рукой по коротким русым волосам и вновь уставился на облака.
– Зачем ты смотришь на небо? – спросил я его.
Если в тишине посидеть не удается, то лучше самому инициировать беседу. И если уж хочешь узнать как следует эту Доску, то можно расспросить ее уроженца.
– Сегодня погода прыжковая. Сейчас бы нацепить систему и прыгов двадцать подряд, – мечтательно ответил Костя, и я вспомнил, что он любит парашюты, хотя не понимал, что там может нравиться.
Парашюты, насколько я знал, – устройства для торможения объектов за счет сопротивления атмосферы. Состоят они из купола, строп и укладочного контейнера. Чем обусловлена страсть Кости к этим системам, мне непонятно, но я решил все выяснять по порядку.
– Что значит «прыжковая погода»?
Костя указал на небо.
– Небо почти чистое, редкие облака, все на высоте около тысячи метров…
Я взглянул на ближайшее к нам облако.
– В среднем тысяча двести три метра, – уточнил я.
Костя озадаченно потер щеку, затем небрежно махнул.
– Да какая разница, главное, не ниже. Земля сухая, ветер достаточно сильный – самое оно. Прыгнул с четырех километров, свистишь вниз, упругий воздух в лицо, под тобой облака… кайф. Чистый адреналин.
Что такое адреналин, я знал – гормон мозгового слоя надпочечников животных и человека, который при переживаниях и эмоциональном всплеске выбрасывается в кровь, стимулируя внутренние процессы. Я не видел связи между этим гормоном и прыжком с большой высоты, хотя предполагал, что дело тут в сильном стрессе, который испытывает в такой момент человек.
– Насколько я понимаю, прыгать с парашютом опасно? – спросил я.
Костя пожал плечами.
– Чувак, жить тоже опасно, – усмехнулся он. – И к тому же скучно. Если время от времени не встряхиваться, ошизеешь от рутины. Я поэтому экстрим и люблю. Когда ходишь по грани, жизнь ценишь больше.
Я не понял некоторых слов, но смысл, как мне казалось, ухватил. Что ж, это нужно запомнить.
– Но люди все разные, – продолжал Костик, глядя на юго-западную башню, с которой все еще слышались редкие очереди. – Кого-то хлебом не корми, дай экстрим, такой просто живет небом. Но кому-то это все кажется бредом, и такие считают нас чокнутыми. Им никогда не понять восторг общения с небом. Они не врубаются, почему люди всю неделю ждут выходных только для того, чтобы поехать на аэродром и прыгнуть с парашютом… Или в отпуске ломануться куда-нибудь на море, чтобы не вылезать из воды, плавая с аквалангом. Или зимой податься в горы, чтобы на доске просвистеть по целине… Все люди разные.
Он, задумавшись, тронул пальцами свой кулон на шее. Затем глянул на меня и улыбнулся.
– Вот выкинем Белых с Доски на фиг, возьму тебя с собой. Прыгнешь, может, понравится.
– Признаться, рисковать своей жизнью ради выброса гормона в кровь мне не кажется рациональным, – ответил я. – Но с тобой поеду, очень любопытно узнать поближе вашу субкультуру.
Костя вздохнул и, достав из-под бронежилета пачку сигарет, закурил.
МОСКВА. КОНЬ
Нет, ему не понять. Истинная Фигура, что с него возьмешь? Гормоны не гормоны, но как ему объяснить сумасшедший экстаз от прыга? Чувство свободы? Ощущение, что тебе все по плечу, что круче тебя нет никого на свете? Как ему объяснить, что это такое – братство парашютистов? Когда ждешь выхов[7] как манны небесной всю неделю?
Словами все равно не описать, ему реально надо все увидеть своими, глазами, может, тогда врубится. Хотя вряд ли. Я затянулся, глядя на небо.
Эх, раньше ведь каждый уик-энд на дроп-зоне[8] тусовался, а теперь влип в эту Игру по уши… Честное пионерское, все бы сейчас отдал за прыжок. Надеть систему, выбежать на построение, а потом сесть в самолет и трястись на скамейке в битком набитой «Элке» до четырех километров. Подойти к ослепительно яркому обрезу двери, глянуть, как вываливается перед тобой человек, стремительно проваливающийся в точку, а потом выйти самому… Тело непроизвольно дернулось от восторга…
Кто прыгал, тот знает этот кайф. Даже когда ты просто лежишь на потоке, а в ушах шумит ветер и стремительно несется навстречу земля…
А уж когда мой любимый фрифлай[9]… Крышу рвет напрочь. Вот где чувствуешь себя абсолютно свободным. Хочешь – сидишь на потоке, как на стуле, хочешь – проваливаешься вниз стоя. Один поворот ладони – и ты кувыркаешься, исполняя немыслимые кульбиты. Лететь вниз головой, когда небо и земля меняются местами. Ловить круглую радугу…
Даже большая формация[10] – и то веселуха. Выйти из самолета, нагнать, стабилизироваться, собрать в фигуру десяток перцев. Тоже кайф, что уж там говорить. Но фрифлай все же роднее, особенно когда ты один. Не надо никого ждать или, наоборот, догонять. Развлекайся как хочешь. А потом открывай купол в красной зоне[11] и дуй вниз на своем родном «крыле»[12], чтобы успеть в следующий подъем. Или, как студентик, зависай на двух тысячах и пари над облаками, словно орел… Ну, или, на худой конец, как парапланерист.
«Парашютист – семь часов лошадь, зато три минуты – орел». Так говаривал мой инструктор, у которого стаж перевалил за четыре тысячи прыгов. Что верно, то верно. Таскать на себе систему, собирать парашют… Все того стоит…
Только бейс[13] я не люблю, как и почти все наши, впрочем. Бейсеры откровенно безбашенные ребята, недаром за рубежом их юридически считают самоубийцами. Все-таки есть разница между острыми ощущениями и реальным стремом. Одно дело, когда даже внештатная ситуация с отказом основного парашюта не ведет к неминуемой гибели. И практически гарантированный капец, если что-то пошло не так при бейс-прыжке. У нас и запаска и Сайпрес[14] есть, а у бейсеров что? Медуза в руке и надежда, что купол правильно уложен. Герои, мля.
Облако, на которое я посмотрел, внезапно напомнило мне лысую головушку нашего руководителя полетов. Я улыбнулся. Вылитый Палыч.
Эх, небо, небо. Точно, возьму Барри с собой на дроп-зону. Нет, лучше вообще всех взять. Прыгнуть вместе, вот потеха будет. Впрочем, девчонки вряд ли прыгнут – Сонька-то точно струсит, разве что Танька решится… И Барри тоже скорее всего не станет прыгать. «Гормон в крови». Ни хрена не понимает… с ним и разговаривать-то не о чем.
Правда, ну чистый робот. Хотя, может, пройдет пара лет, догонит, что тут к чему. Разговаривать нормально станет, а не как Шварц.
Что-то Танька из пулемета расстрелялась, никак не успокоится. Уже голова болит от этой трескотни. Зато Леха с Егоркой молчат, сидят себе в своей башне и не парятся. Общаются небось. А я тут с роботоподобной Турой застрял.
Жалко, что мне Барри достался. Пожалуй, я скорее сдохну с тоски, глядя на его бессловесную непоколебимость, чем погибну от лап Белых. Лучше бы меня с Лехой в связку определили или, на худой конец, с Егором. Телепортнуться к ним, что ли? Я еще толком не тренировался со своими новыми силами. Вот Соньку я пару раз заставал за практикой, а самому как-то времени все не хватало.
Пусть тут Барри сидит на своем стуле и многозначительно молчит. А я возьму и ломанусь к пацанам…