— Саш, понимаешь, — впервые вижу, чтобы мой друг так мялся, не зная с чего начать, — я был не очень рад этой поездке, когда думал, что придется ехать с родителями, но когда они отказались, решил что это будет отличным шансом. И я пригласил тебя сюда, сказав Миле, что ты моя невеста.

Мои брови взлетели вверх, и до меня дошло, наконец, чему виной было её приветливое поведение.

— Ага, вот почему нам выдали одну комнату! — я чуть не рассмеялась, расслабившись — Ничего, Дим, всё в порядке. Должен же ты был как-то оправдать моё появление.

По-моему моя реакция ему чем-то не понравилась. Он нахмурился и хотел сказать ещё что-то, но я перевила своим восторженным криком, увидев впереди высокий берег реки.

— Потрясающе! — Я сбросила ранец на землю и помчалась вперед.

Вот теперь можно и остановиться. Брызги холодной воды попадали прямо на лицо, заставляя блаженно жмуриться. Неудержимый поток мчался вниз по склону, омывая скользкие камни. Стоит лишь оступиться — утонишь в пучине водного перламутра. Но сейчас, стоя на краю, зная, что позади надёжный друг, я чувствовала себя в центре вселенной. И это чувство опьяняло не хуже алкоголя, и я неслась за подобным, кажется, всю свою жизнь.

— Это ты потрясающая… — вдруг прошептал Дима за моей спиной.

Я обернулась. На его лице сияла улыбка. Солнце, вновь выглянувшее из-за облаков, делало глаза друга ещё более насыщенно-синими, а тени от черных ресниц ложились на щёки. И он сам, казалось, светился как полупрозрачный солнечный зайчик.

— Спасибо за это, — на одном дыхании выдохнула я, всё ещё находилось под воздействием адреналина, — я тебя обожаю.

Димка шагнул ближе, зрачки его расширились, и я осознала это совсем четко, потому что его лицо вдруг оказалось совсем близко от моего.

— А вот я тебя, кажется, люблю, Бесёнок…. Вот что хотел сказать.

Я, наверное совсем простой человек — как валенок, можно сказать. Ведь будь во мне больше чуткости или хотя бы умишка, я смогла бы заподозрить о Димкиных чувствах раньше, перед тем как признание бросили мне в лицо. Или хотя бы, догадалась выслушать его полностью, не став перебивать в самом начале. Не будь я такой бестолковой в плане человеческих отношений, смогла бы ответить что-то стоящее в данной ситуации. Но я стояла, молча, как фарфоровая кукла — не более, только и способная, что закрыть глаза, когда её потрясут. Ведь ответить другу, который только что признался тебе в любви, это не то же самое, что спросить дорогу у незнакомого человека, или осадить зарвавшегося обидчика. Передо мной в одно мгновение открылось несколько перспектив, и я не знала, которую из них боюсь больше.

Димка не стал щадить мои чувства, притянув к себе куклу, что стояла сейчас на моем месте.

Я и поцелуй его почувствовала как-то отстраненно, будто прикосновение к губам произошло через ткань. Только запах его ощущался от чего-то до крайности остро — словно смесь перца и мятной жвачки. Чувствуя, что я не отвечаю, Димка просто отстранился от моих губ, и прижался ко мне щекой к щеке. Для этого ему всё ещё приходилось стоять, согнувшись, дожидаясь пока я смогу что-то вымолвить. А я в это время подметила, что подбородок у него чуть колкий, хоть и был утром гладко выбрит, и что волосы ещё больше выгорели на солнце, приобретя медово-медный оттенок, и что шрам, полученный им прошлый летом на соревнованиях, так и остался белым росчерком, переходящим через ключицу. И ещё сотню таких мелких деталей, которые я раньше не замечала или не задумывалась над ними.

Руки мои вмиг оказались на его плечах. Я была слишком ошарашена, и мне срочно требовался глоток свежего воздуха. Голова кружилась. Я мягко оттолкнула Диму от себя и сама отшатнулась назад.

— Подожди, мне нужно… — На самом деле я и представить не могла, что мне на самом деле было нужно, но договорить не успела. Просто забыла, что сзади находится пропасть и холодные объятья горной реки.

Твердь под ногами пошатнулась, вниз посыпался песок и камни, увлекая меня за собой. Как сквозь слой войлока послышалось паническое: «Сашка, хватайся!». Друг успел перехватить моё запястье, но наткнулся на кожаный браслет, который расстегнулся, оставшись в его руках.

Меня же потащило вниз со страшной силой, как героев классических ужасов затаскивает под землю стая изголодавшихся мертвецов. Или мне просто казалось, ибо падать в пропасть всегда до поседения страшно. Пальцы уцепились за камни, но они были до того острыми, что я не смогла за них долго держаться, только кожу с ладоней содрала.

В глазах зарябило небо, край обрыва и такой невероятно далёкий Димка, а я падала спиной прямо в пасть жестокой водной стихии.

Что произошло дальше, пожалуй, полностью сказать не ручаюсь. Должно быть, я зажмурила глаза в самый последний момент, обречённо ожидая удара о воду, и перед ними в течении пары секунд пронеслась чья-то жизнь. Собственная или чужая — разобрать было невозможно. Калейдоскоп из картинок складывался в сознании, тут же распадаясь на части, чтобы показать новый образ, а я не могла сосредоточиться ни на одном из них. Мой мозг не выдерживал. Казалось, в голове одновременно роился целый улей из мыслей и фраз, ничего не значащих, но упорно жужжащих, как затёртая виниловая пластинка, и от этого становилось почти физически больно.

Но потом всё прекратилось. Угасли мысли и чувства — будто в центре черепной коробки кто-то выключил старый советский телевизор, только что работавший на полную мощность. Знаете, как бывает? Картинка меркнет, сворачиваясь в тонкую белую полосу в центре экрана, а от внезапно возникшей тишины начинает звенеть в ушах.

Было ли это игрой воспалённого разума, последствия стресса или шутки судьбы? На задворках сознания маячили дурные догадки, сейчас казавшиеся незначительными, но за одну я всё-таки сумела зацепиться. Я умираю, кажется? «Не хочу умирать» — эта мысль поразила как разряд молнии и она же заставила меня очнуться.

Какофония из звуков ворвалась в сознание, и среди неё небело шума воды — только треск рвущейся ткани и сухого ломающегося дерева. Вместо обжигающего холода реки, тело окатил жар. Даже воздух переменился, оказавшись горячим как у раскаленной докрасна печки. Но за открытием того, что я нахожусь не в воде, всё-таки последовал болезненный удар.

Падение пришлось на спину и, хотя оказалось чем-то смягчено, выбило весь воздух из лёгких. Я попыталась перевернуться и вздохнуть, но от боли этого сделать не получалось. Кажется, вновь упала, только уже на колени. Зрение всё ещё оставалось нечетким, перед глазами плясали размытые пятна. Всё что мне оставалось — стоять на четвереньках, и изучать окружающий мир практически на ощупь. Под пальцами оказался песок и камень — теплый, слегка шершавый, а по спине стекало что-то липкое. Кровь? Не будь я атеистом, точно бы решила, что попала прямиком в ад. Но, даже если и так, что я ужасного успела сделать в жизни чтобы подобное заслужить?! Да, бывало, хулиганила по мелкому, но за такое же не бросают прямиком на адские сковороды, правда?

— Вставай немедленно, шпана! — кто-то отдал приказ, выплюнув злобное оскорбление, и я поняла, что обращаются ко мне, только когда чужой ботинок прошелся по рёбрам.

От подобного я не смогла не то, что встать — упала навзничь, уткнувшись лицом в дорожную грязь. Щёку будто огнем опалило, а в рот забился песок, но то были мелочи по сравнению с болью которую принес пинок. Человек видно не пожалел силы, вложив в удар всю свою ярость, но за что?! Хотелось взвыть от боли, но из открытого рта не вылетало ни звука. На инстинктах у меня получилось только скрючиться в позе эмбриона и прикрыть голову руками от предстоящих ударов, но их, как ни странно, не последовало. Только презрительное фырканье откуда-то сверху и ругань — странная, едва понятная. Мне казалось, что разговаривают на чужом языке, с одной стороны — ясном, а с другой — совершенно новом. Значения одних слов я могла понять, а другие были абсолютно незнакомы, и это пугало. Но более пугало, то что даже находясь не совсем в ясном сознании, тему разговора я смогла уловить и она напрямую меня касалась.