Вернигора перегнулся через стол и хлопнул меня по плечу – я чуть с лавки не свалился.

– Это уже по твоей казачьей линии, Гойда. Недавно сподобился посмотреть «Тихий Дон» последней выделки, от Сергея Урсуляка. Так там Аксинья кричала: «Владаю и буду владать им!» Очень сильное и точное казацкое слово – владаю… В-лад. А его – в устаревшие! С точки зрения так называемого современного литературного языка неправильное, пожалуй что и непривычное для нашего усреднённого уха, однако… Однако силы в нём поболее будет, чем в нормативном владею. Ты бы пригляделся к нему. Как словесник. Лад – владаю… Сила!

Но объясни – я люблю оттого, что болит,

Или это болит оттого, что люблю?

(Александр Башлачёв. «Посошок»)

Вернигора улыбнулся и дружески приобнял меня за плечи.

– А насчёт того, как оказалось, что у меня две жены… Во-первых – не жены. Думаю, это потому, что я вовремя понял: да, любовь – ловушка (в английском языке это – прямым текстом: лав). Но ловушка не простая, не случайная, а – кармическая. Выбраться из неё, не усвоив урок, нельзя. Вот почему после большинства разводов расставшиеся попадают в новую ловушку – и действительно меняют шило на мыло.

– Что ты имеешь в виду?

– А давай на твоём примере. Как бы ты сформулировал – только очень кратко – какая жена тебе нужна? Разумеется, кроме того, что она должна обладать красотой и умом.

Думал я недолго:

– Ласковая, заботливая, добрая хозяюшка.

– Твоя первая жена отвечала таким требованиям?

– Нет.

– А вторая?

– Тоже нет, – растерянно ответил я.

– Но при этом они – не полные халды?

– Нет, конечно. И у той, и у другой – немало достоинств.

– Но тех, что тебе нужны в первую очередь, нет, – констатировал Вернигора. – Что ж ты на одни и те же грабли наступаешь, брат?

Я молчал. А и вправду – с чего бы это?

– А потому и наступаешь, что из-за неусвоенных уроков карма твоя не убывает в весе. Обычно как думают? Ну, ошибся. Не на той женился. Разведусь, и во второй раз уж не ошибусь. И невдомёк дурачинам, что мы получаем в жёны ту, которую заслуживаем! (да ты и сам недавно о том же говорил, только другими словами). Нас с ними обручают строго в рамках наших – мужских и женских – карм! Ну а кто сего не постиг – ну, Богам ничего не остаётся, как загрузить тугодума по-новой. Старой программой. Теми же яичниками, только в профиль.

Я сидел, как пришибленный. Ох, и садовая ж я голова, если до сих пор не врубился в такую простую схему!

Лесной житель хмыкнул и, поняв по моему виду, что я о себе думаю-переживаю, заметил:

– Да ты особо-то не расстраивайся. Не ты первый, не ты последний. Вы там в своём социуме настолько заморочены…

– А ты, значит, не замороченный?

– Ну, скажем так: мне повезло. Я ушёл в лес, в другое – чистое – пространство. Здесь прекрасно думается. Голова от всякого мусора очищается весьма проворно. Впрочем, мусором я зря назвал… Не мусор – балласт. Как на воздушном шаре. Песок в мешочках. Хочешь подняться – сбрасывай балласт. Я и сбрасывал. Так что свою первую ладу встретил уже налегке. Ясность в голове – необычайная! И хоть была она у меня, ладушка, как на ладони, я всё же не торопился – держал своего коня за уздечку, а гормон – на привязи. Ездил за десять километров к ней, смотрел-слушал, к родителям-родичам её присматривался, как живут, чем дышат… В общем, обжёгшись на молоке, дул на воду. Она тоже ко мне приезжала, примеривалась к хозяйству… Ну, миловались, конечно. Эдак вот год проженихались, а потом сказал: «Мне жена не нужна – уже отпробовал. Нужна лада. Вместо ЗАГса – костёр свадебный. Вместо казённого распорядителя – Боги родные. Тебя – не обижу. Пойдут дети – своё отцовство, фамилию и право наследования гарантирую. Если согласна – давай жить вместе».

Вернигора замолчал, глядя куда-то поверх моей головы. Потом продолжил:

– Ну, зажили вместе. Хорошо, ладно зажили. Часто к нам её лучшая подруга приезжала. Скоро выяснилось – не только ладу мою навестить, но и на меня посмотреть. Ну, мне она тоже пришлась по-сердцу. Однако ничего такого себе не позволяли. Классический любовный треугольник, с ложью, притворством – мерзость. Я бы никогда на это не пошёл. Держались-держались, крепились-крепились, а в один прекрасный – действительно прекрасный! – день подруги мне и говорят: «Ладимир, и чего мы мучаемся? Мы тут друг с дружкой поговорили – давай жить втроём» – «А сможете?» – засомневался я. – «А Бог его знает, – отвечают. – Не отведав – разве поймёшь». Ну и вот. Они настоящими подругами оказались. И настоящими ладами.

Хозяин улыбнулся, как мне показалось – несколько смущённо, будто и сам, даже по прошествии стольких лет, не свыкся окончательно с такой «загогулиной».

– Да, – кивнул я. – Это даже со стороны видно. Любят они тебя…

– Гойда-Гойда… Ничего-то ты не усвоил.

– Ой! – смутился я. – Но как… как сказать-то! О! Владают они тобой! Обе владают!

Вернигора рассмеялся, будто вода ручья по камням раскатилась, и добавил:

– А я ими владаю. Так и живём в полном Ладу. Оказалось, кстати, что они прекрасно взаимодополняют друг друга. Первой больше нравится в саду-огороде копаться, а второй – по дому хлопотать. Правда, кухонь в нашем доме всё же две – на кухне двух хозяек быть не может. Проверено.

– Ну а тебя-то, старый ты хрыч, хватает на двоих? – вскричал я шутливо.

Вернигора хмыкнул и поднялся во весь свой богатырский рост.

– Впрочем, снимаю свой вопрос, – поспешно сдал я назад. – На медах да натур-продуктах тебе, лешаку, и три лады много не будет.

Глаза лесного жителя заискрили.

– Насчёт моей третьей лады не знаю, а вот касаемо второй для тебя…

Он подвесил фразу в воздухе, испытующе глядя на меня. Я растерялся, не зная, как реагировать на эту явную несуразицу. Какая вторая лада? У меня и первой-то не имелось.

– Ты о чём, лешак? Лада из моей нынешней жены – как из ядовитого сока лютика эликсир жизни.

– А ты разве не знаешь, что лучшие целебные мази из яда получаются? – лукаво прищурился мой друг. – Особенно от прострелов помогают. Которые люмбаго.

Мы дружно засмеялись.

– А что, вполне логично. Ты же свою жену какой уж год пытаешься толстым слоем на свою жизнь намазывать, ей это не можется и, естественно, не нравится. Тебе не нравится, что ей это не нравится, ну и оба маетесь. А ты научись брать у неё только то, что она может и хочет тебе дать. А всё, чего тебе не хватает, бери у другой.

…А главное – неизъяснимые силы природы

и судьбы, о которых и словом не говорится

в тех книгах, что читали ему приставленные

отцом монахи.

(Алексей Иванов. «Сердце Пармы»)

Понаблюдав за моим растерянным лицом, Вернигора хмыкнул и заключил:

– Ничего-ничего… Из Леды всегда можно вырастить Ладу. Всего-то один знак поменять. Точнее, он сам поменяется, если у нас получится изменить контекст. Видишь, старина, я уже вашим, литератским, языком заговорил.

– Какой контекст? – недоумённо вопросил я. – О чём ты, Ладимир?

– Контекст твоей персональной Книги Жизни, Гойда.

Я растерялся. И попытался припомнить, когда это я успел рассказать Ладимиру о том, как и почему мы с Мечником отказались от заезженного и вконец дискредитированного термина писатель, предпочтя ему вычитанное мной у нижегородца Свечина слово литерат. И – о моей концепции Книги жизни…

– Воистину, пока мы пишем чернилами, Боги пишут нами… – пробормотал я в замешательстве.

– …нашу общую с Ними Книгу Бытия… – добавил Ладимир, глядя своим ясным взором прямо мне в глаза. Как будто из души – и прямо в душу. А может, и правда – из души в душу?