– Ба-тя! Дорогой ты мой старикан! Ты думаешь – что? Ты думаешь это вот,

за что пьём… мы… за что пьем сегодня – это вот только этим заработано? –

Табунов постучал костяшками пальцев себя по лбу, – и этим? – похлопал по шее. – Фиг! Это ещё и вот этим!

И он заобхватывал себя – за одно плечо, потом за другое, силясь достать до позвоночника и провести по нему пальцами. Долго не выходило, пока не догадался завести руку снизу.

– Вот! вот! вот! и этим! Нет, н-е-е-е-т, батя, не хребтом – хребтом, это когда мешки тягают. Позвоночником! Какая разница, говоришь? Э-э, разница большая. В армии, когда служил… Вот там мы и прозывали «позвоночниками» тех, кто гнулся перед начальством. Они, знаешь, какие эти «позвоночники» – гнутся, бать, как шланги, и – на полу-сог-ну-тых-х-х! Ну, точно! Глядишь – одна «сопля», лычка то есть, на погон, другая, третья… но, бать, клянусь – там я не гнулся. Потому как – противно! А вот на гражданке… О, гражданка! Она, бать, совсем другая статья. Армия, она – что? Она временная. А гражданка – эге, она… она уж по гроб жизни. Гражданка-то… Ну, бать, бать, ты… ты подожди. Ну, знаю, знаю я, как ты… Ну да, сам же и рассказывал. И это… Ну, бать, подожди… Подожди, говорю! Тьфу ты! Хорошо, говори, коли приспичило… Тебе чего? Водки? А с катушек не того? нет? Ну, давай по маленькой, бум здрав бояре… Ф-фу!! Ёёё… Ух! Гадость какая… Ты закусывай, закусывай, бать. Заешь, заешь, говорю, бать, а то у тебя глаза уже разные. Ничего? Ну-ну…

Да не ори, не ори, мать со Светкой разбудишь… Ну вот… На чём я того… остановился… А! Завод, значит. Ты думаешь, бать, диплом и голова на плечах – это пропуск в люди, да? Чёрта с два, это тебе только кажется. Нет, и диплом, и голова – хорошо, конечно. Но только при условии, что голова твоя – есть продолжение позвоночника. Сечёшь? Ну да, ну да, бать, только… нет, ты прав, чего там, но… бать! оно ж всё сложнее.

Ну вот, к примеру… к примеру, приезжают наши кураторы из министерства. Куда их сразу? Конечно, не на завод. Есть там у нас… Вернее – был, был, сейчас-то прикрыли лавочку, со страху… Думаю, временно… Говорю, есть у нас один хитрый домишко… гостевой… на берегу, так сказать. Шашлыки, коньячок… всё прочее, что полагается… Я-то, разумеется, ни сном. Ни духом. Работал себе, кульман-то он ведь ба-а-льшой, если хорошенько стараться, так из-за него ни черта ж не увидишь, всё чертишь, чертишь – инженер, понимаешь! Конструктор! Чертила! Ну а тут мы как-то пикничок, значит, сообразили, всё бюро, значит, на природу. Ну а ты, бать, знаешь, я в шашлыках толк знаю, жарю – так ой-ё-ёй, за уши тяни – не оттянешь. Ну и вот… порадовал коллег – да и забыл. Опять себе работаю, черчю, чертю… черчю… тьфу! Вычерчиваю, значит. Стараюсь, в общем, идеи кой-какие генерирую, и знаешь, вроде получается. Рацухи наклёвываться стали, а вскоре первое изобретение сделал. В общем, старался, не ленился. А что? Работа мне нравится, люблю, можно сказать.

Во-от, а тут вакансия старшего инженера нарисовалась. Ну, думаю, моя. Кроме меня – некому. Были, правда, в бюро ещё два молодых, но – так, пустышки. Да старый один, но тот железобетонно вне игры, ленив, как сто ленивцев. Стало быть, я и приготовился к повышению, и вдруг – бац! бац! и мимо. Старшего дали одному из пустышек. У него, видите ли, дядя где-то там…

Да! А до того ещё ко всему прочему начальник бюро ко мне подъезжал, ну, когда я изобретение-то сделал. Могу, говорит, расчётом помочь, да и вообще – без соавтора несподручно, дескать. Ух-х, гнида, он уже одного нашего так оседлал да и поехал, мне потом порассказывали. А со мной – не вышло. Вот он и… Обломил мне повышение категории… Ну да хрен с ним. Тем более, что я теперь в его кресле… ха-ха! с сегодняшнего… нет, пол-второго уже, утро почти… со вчерашнего, стало быть, дня. И что важно – всё по-честному, бать. Не подсиживал. Сам, дурачина, свалился. Всё спиртяга заводской… Прощали ему, прощали, а теперь вот не простили. На пенсию – с почётом. И правильно сделали. Да, бать? Ха-ха-ха!

А! Так я, значит, о шашлыках. Приезжают как-то опять эти…. Министерские. Ну и, как положено, встречу им. И ни с того, ни сего попал я вдруг в «команду», да ещё – первым номером. «Команда» какая? Ну, бать, как какая – продукты закупать надо? Домик подготовить? Застолье организовать? Во-во, она самая – прислуга. Ты, бать, не в бровь, а в глаз. Прислуга с высшим образованием, с дипломами инженеров. А я туда угодил по той счастливой причине, что главный наш кулинар-умелец на то время слёг, прихворнул, значит. Ну, тут кто-то и вспомнил те мои шашлыки на пикнике. Да, бать, так я и оказался в той «команде»…

Постой, бать, да постой, говорю! Не был я лакеем! А вот так – не был, и всё! Ну, шашлыки жарил, да, и что тут лакейского? Нормальное мужское дело – мясо изжарить. И картошку к нему сварганил так, как никто кроме меня не умеет. Лакейское – оно в другом заключается, бать. Сейчас поймёшь.

Объясняю: «команда» согласно заведённого порядка всегда обедала отдельно. В людской, так сказать. А я, как узнал это, сказал себе: я не я буду, но за одним столом с «барами» сидеть буду! Мне уж доложили тогда: тот, кого я заменял, обычно представал перед этими, гостями и нашими начальниками, с распаренной, усталой, но осчастливленной по гроб жизни рожей и чуть ли не с поклоном ставил на стол главное своё блюдо – поднос с шашлыками. Его покровительственно хлопали по пропотевшему плечу, благодарили и неискренне звали за стол. В ответ он также неискренне отнекивался и почтительно удалялся в «людскую». Ритуал! Ну а там он ахал пару стаканов водяры и принимался клясть злодейку-судьбу. Ещё бы! Его ведь как наградили за шашлычное мастерство старшим инженером лет десять назад, так он в этом чине и пребывал. А чего он, собственно, ещё хотел? Он же сам туда – в людскую – загнал себя. А я – дудки! Батя! я знаю, где моё – моё! – место.

Ну вот, прежде чем, значит, шашлык дошёл до кондиции – я за семь минут до готовности поручил переворачивать шампуры помощнику, а сам быстро выкупался в реке, переоделся в заранее приготовленную смену одежды – всё свежее, отглаженное, и – вперёд. Так вот, бать! Я, занеся шашлыки, не делал счастливо-усталую рожу и – тем более! – не стал отнекиваться, когда пригласили за стол. Я сел, бать, и через час там освоился. Я, бать, не лез со своим разговором, но если меня спрашивали – охотно и нескучно отвечал. Шуткам смеялся, и сам шутил. На производственные темы – это вообще песня, ты знаешь, бать, я люблю и умею о заводе интересно рассказывать.

В общем… В рот я там никому не смотрел, позвоночник держал прямым. Прям был мой позвоночник – веришь, бать? Прям! чёрт возьми… Но – гибок…

После их пятой рюмки, а моей – только второй (я по целой-то не люблю заглатывать, ты знаешь), пил я уже с кем-то на брудершафт. Кто-то мне чего-то уже сулил…

Но, бать, я не дурак, я знаю, что русского человека в застолье не стоит так уж буквально понимать. Он проспится, и очень может даже статься, что, встретив тебя вскоре на улице, даже не поздоровается. И не потому, что западло ему с тобой здороваться, а потому, что – не узнал! Но это – после первого застолья. После второго, максимум – третьего не только поздоровается, но и шляпу приподнимет, и руку подаст, и на заметку возьмёт. Ну а раз взяли тебя на заметку, раз зацепился за их внимание – не зевай, подтягивайся! А чтобы подтянуться и – выбраться, тут, бать, мускулы нужны, профессиональные мускулы. Наращивать их надо. Ну, я и наращивал. Ты знаешь, как я впахивал – по четыре часа, бывало, неделями спал! Пониженное давление схлопотал… Ты помнишь то моё изобретение?

Бать, ты что, спишь, что ли? Ну-у, бать… Ну, тогда давай по койкам. Вставай. Вставай, вставай. Вставай, говорю! Вот так, пошли-и. Я тебя сегодня уложу на веранде, мать постелила тебе там. Знала, что укушаешься сегодня. Да и я не лучше. Тоже… Но ведь повод какой, а бать? Ну-ну, что за спотыкач, не спотыкайся, чуть не уронил я тебя. Так, стоп! Прибыли. А ну-ка, дай я тебя раздену. Та-а-к… Всё? Всё? Порядок, батя? Ну и спи тогда. Спи давай.