Убрав портрет соперницы подальше, чтобы успокоиться, продолжила рассматривать рисунки. И вскоре нашла несколько знакомых пейзажей. Замерла, узнавая их очертания. Вот оно — то самое. На этом уже можно было останавливаться — Рассветный остров… пляж… скала. И потом… Рисунки выпали из рук и разлетелись по комнате. Там были десятки моих изображений. В разные годы. Вот я совсем еще девочка… а тут… тут старше, пожалуй. Такая, как сейчас. Сидящая в задумчивости на берегу, гуляющая по кромке воды, плывущая в море и даже… даже… щеки стали гореть, когда в руки попал эскиз, где ант склонил ко мне голову, чтобы поцеловать… точнее, эскизы. Их было много. Наверное, Лаэдо пытался изобразить нас вдвоем и экспериментировал с ракурсами. Прижала к груди рисунки, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Пять лет нам снились одинаковые сны. Пять лет мы тянулись друг к другу, не подозревая о том, что давно знакомы. Он не мог узнать во мне ту маленькую девочку, которую когда-то спас из Источника, а я, конечно же, не могла увидеть во взрослом мужчине вредного мальчишку, который дразнил меня плаксой.

Нэри… мой Нэри… мой Лаэдо… Прижимая к груди рисунки, закружилась, а потом из глаз хлынули слезы… слезы радости. Я смеялась и плакала от оглушительного, невероятного, немыслимого счастья, разглядывая его творения. Мой… Только мой. И всегда был моим. Каким бы именем себя ни называл. И уже не было никакой злости на Мию Кьергор. Даже, пожалуй, искренняя благодарность за то, что она не позволила Лаэдо совершить ошибку.

С трудом успокоившись, смахнула слезы, сложила рисунки в ровную стопку и случайно увидела маленький мешочек в самом углу ящика. Любопытство взяло верх над сдержанностью и, конечно, стерпеть не получилось. На руку упала подвеска — голубая слеза Пирры, заключенная в затейливую оправу из лунита — светлого металла, притягивающего и сохраняющего магию. Та самая слеза, которую подарил мне ант… Готова поклясться в этом.

Не знаю, как этот майри ухитрился превратиться в морского жителя, но сомнений не осталось — Лаэдо и есть Нэри.

Уходя, из всех вещей забрала только подвеску со слезой Пирры и найденную в столе книгу — все равно нужно было что-то взять, чтобы хозяева дома ничего не заподозрили.

К тому моменту, как я закончила свое расследование, начало вечереть. Госпожа Илария хотела оставить меня на ночь у них в гостях, но я отказалась — хотелось прочитать «Алые паруса», а потом… потом высказать мужу все, что думаю о его выкрутасах.

Во дворец вернулась через черный ход, не желая раньше времени привлекать внимание. Стражники узнали меня и без лишних разговоров пропустили. Чуть ли не на цыпочках пробралась в свои покои. Нарии не было — я попросила родителей отправить ее обратно ко мне лишь следующим утром.

Зажгла светильник, задернула шторы, легла на кровать и открыла книгу. На обложке был нарисован корабль с алыми парусами и девушка, которая то ли встречает его, то ли провожает.

«Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трехсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был наконец покинуть эту службу…»

Некоторые слова оказались незнакомыми. Кое-как удалось вспомнить, что тоннами на Земле измеряют вес… Что такое «бриг» понять удалось не сразу, но потом сообразила — это корабль. Дальше пошло проще, хотя мое знание этого языка, похоже, оставляло желать лучшего.

Книга оказалась потрясающая. Зачитавшись, забыла обо всем, пока не дошла до самого конца. Посмотрела в окно — ночь. И, судя по всему, уже глубокая.

Так вот значит как… Лаэдо подарил мне мою мечту так же, как Грей подарил мечту своей Ассоль. И только один вопрос — что ему мешало после этого признаться? Это объяснить пока не получалось.

Я залезла в шкаф и вытащила оттуда сорочку, которую Нария предлагала надеть ночью, когда пойду в спальню мужа. Повертев ее, не решилась — уж очень она… откровенная. Выбрала другую, на тонких бретельках, но хотя бы подлиннее. Подумав немного, надела на шею подвеску. Набросила сверху пеньюар — мало ли кого можно встретить в коридоре. Теперь только бы сам Лаэдо оказался в спальне.

В последний момент вернулась и взяла с собой книгу.

Выглянула за дверь — пусто. Никого. Шмыгнула к комнате мужа, дернула за ручку и даже застонала от досады — там было закрыто. Делать нечего, постучала. Сначала негромко. Потом сильнее. Не ответили. Потопталась в нерешительности. Еще раз постучалась, больше от отчаяния. Уже хотела уходить, но в последнее мгновение дверь распахнулась.

— Я же просил не… — раздраженное выражение на лице Лаэдо сменилось растерянностью, а гневное рычание прервалось на полуслове. — Тайра?..

— Можно зайти? — не дожидаясь разрешения, пробралась к нему.

— Что ты здесь делаешь? Ты же уехала к родителям, — спросил муж, прикрывая дверь.

— Передумала… Соскучилась.

— Меньше, чем за день? — он сделал несколько шагов ко мне, но потом остановился в нерешительности.

— А ты не соскучился?

Опустил глаза и ничего не ответил.

— Я была у твоих родителей.

— И что же?

— Привезла книгу.

— Какую? — Лаэдо по-прежнему не смотрел на меня и так цедил слова, что любому было понятно, как он напряжен. Сумасшедший. Из-за глупого обещания…

— Твою.

Протянула ему «Алые паруса». Увидев обложку, муж вскинул голову и неверящим взглядом посмотрел на меня.

— Почему ты…

— Наверное, потому что глаза больше не обманывают, а сердце видит… только тебя, — как я ни старалась сдерживаться, но голос предательски дрожал.

Положила книгу на кровать и шагнула к нему. Хотела сбросить пеньюар, но не получилось развязать узел на поясе. Как можно было настолько его затянуть?! Не иначе как от волнения.

Пытаясь справиться с этой бедой, сломала ноготь.

Лаэдо наблюдал за моими стараниями с растерянностью и затаенным страхом. Он, кажется, даже пошевелиться боялся.

— Помоги! — не выдержала. — Так и будешь смотреть, как я ногти ломаю? — наверное, еще немного и заплакала бы навзрыд от досады.

— Тайра… — один шаг и он оказался рядом со мной. — Что ты делаешь?

— А ты не видишь?

Понял. Наконец-то. Несговорчивый пояс сдался под его пальцами без боя. Кажется, здесь было не холодно, но к этому моменту я тряслась, будто попала в холодный ручей.

Пеньюар упал на пол, и муж увидел подвеску на моей шее.

— Ты заходила в мою комнату? — спросил он охрипшим голосом.

— Да.

— И ты видела…

— Да… Нэри…

Страшно не было… просто хотелось, чтобы все случилось… сейчас… Обвила руками его шею. Ночная сорочка соскользнула на пол, заставив вздрогнуть от прохлады, но через мгновение я уже лежала на кровати, ощущая на себе приятную тяжесть горячего мужского тела. Его поцелуи — в шею, щеки, плечи становились все более требовательными, а я искала его губы, выгибаясь навстречу ласкам, согреваясь, оттаивая, пробуждаясь.

Лаэдо торопливо снял одежду. Между нами больше не было никаких преград. Почувствовав прикосновение его кожи к своей, застонала от невероятно сильного желания. В животе появилась приятная тяжесть или, может, напротив, легкость.

— Мой… только мой… — стонала я от сладкой боли нашего первого единения.

— Моя… моя… — выдыхал он, покрывая меня поцелуями.

Пальцы наших рук переплелись, а сердца стали биться в унисон.

Нетерпеливые движения мужа вначале дарили болезненное блаженство, а потом тело охватило безумство страсти.

Я растворилась в нем, а он — во мне. И не было больше ничего и никого, кроме нас двоих. Захлебываясь в волнах восторга, шептала его имя и чувствовала теплое дыхание на своих губах…

Эта ночь стала бесконечно короткой и невероятно длинной для нас обоих. Мы так и заснули, обнимая друг друга, счастливые и усталые.

Утром проснулась оттого, что Лаэдо попытался высвободить руку, на которой я лежала.

— Ты куда? — спросила, видя, что он собирается уходить.