— Теперь, когда всё разрешилось, мне следует покинуть Дворец, отец, и закончить суд в поселении.

— Кого так долго судишь ты? — спросил зло Аралан, голос его был грозен, словно не с братом разговаривает он. — Беглых рабов, жён покинувших мужей своих? Раньше, чем солнце начало клониться к закату, мы схватили основных виновных, оставив на суд твой женщин и стариков, которые могут знать тайные тропы или о рудниках, о которых нам пока неведомо, могут быть они связаны с мятежниками в Провинции за Горами или нет, но это всего лишь женщины!

— Как всегда горяч, брат мой. Я узнал обо всех возможных тропах, о тех, о которых мы не ведали раньше, и о которых не узнал ты, узнал о проходе в Лабиринт и выходе из него, а так же о хижинах с другой стороны гор, где могут прятаться оставшиеся в живых, я говорил это. Приход Бенаила сбил планы мои, мне пришлось срочно ехать во дворец, благодаря Главной Богине, я успел вовремя, но пленники остались дожидаться участи своей. К некоторым я приставил лекаря.

— Лекаря? У тебя слишком мягкий нрав, брат мой. Их всех ждёт казнь, для чего им лекарь? Некоторые из воинов моих ранены, и лекарь нужен им, а не этим простолюдинам!

— О, воины твои сильны, настолько сильны, что некоторые женщины, даже если и останутся живы, никогда не оправятся.

— Женщина — добыча.

— Твои воины совершали насилие? — тихо произнесла Правящая Царица, которая до этого, как и муж её, не вмешивалась в спор детей своих.

— Женщина всегда добыча, я не мог запретить этого воинам, Царица.

— Это земли Дальних Земель, а значит, там запрещено насилие!

— Запрещено насилие? Мне запретить насилие? Пощадить жён, детей, стариков? Проявить милость к людям, которые похитили сестру мою ради забавы, а потом держали там, как пленницу? Проявить милость к людям, которые раз за разом делали всё, чтобы я с войском своим вошёл в это поселение и учинил суд над Эвиси. Если бы я мог, если бы это было в силах моих, никто бы не остался жив из них, я бы убил каждого не по одному разу, всех, включая младенцев, а потом растёр бы в прах дома их, смешав с землёй и их же кровью! Каждый второй там преступник, раб или мятежник. Они не просто похитили Эвиси и держали у себя, они планировали напасть на Дворец. И они бы сделали это, тогда, когда охрана дворца была ослаблена. Нет никаких сомнений в этом, у нас достатчоно доказательств и свидетей планов их. Или ты думаешь, случись такое, наших женщин ждала бы другая участь?!

— Ты молод и горяч, Аралан, — произнёс Царь Дальних Земель. — Я знаю, как тяжело всегда следовать законам, но ты обязан поступать, как должно.

— Так почему же ты не поступил, как должно, почему пролил настолько много крови при последнем мятеже, при рождении моём, что до сих пор молва людская передаёт это? Ты надолго посеял в сердцах их страх, я поступил так же, Царь!

— В словах твоих много правды, сын мой, но я хочу, чтобы воины твои и ты сам поступали по законам Дальних Земель, ты должен следовать закону, как бы тяжело это ни было… Я не стану судить тебя и воинов твоих за то, что случилось в том поселении. Спасение Эвиси бесконечно радует сердце моё…

— Я стану судить, — Правящая Царица встала с места своего, — я стану судить, муж мой. Любой воин, нарушивший закон, будет отправлен в дальний гарнизон, в назидание другим. Командиры же понесут другое наказание — двадцать ударов плетью не принесёт вреда сильному воину, но научит его помнить предназначение своё, если же командир совершал насилие лично, его ждёт более суровое наказание, как и вас, сыновья мои.

— Я не совершал насилия. Могу я убить, но насиловать простолюдинку не стану! За мной следует достаточно обученных рабынь, мама.

— Эарсил? — Царица вопрошающе смотрела на сына своего младшего.

— О, нет, — Аралан засмеялся. — Царица, приговори меня к его ударам плетьми, если этого требует дух твой, гнев и закон Дальних Земель. Эарсил не способен на насилие! Способен ли он быть с женщиной?

— Аралан, ты забываешься, — напомнил Царь Дальних Земель.

— Царица, — Наследник Аралан поклонился, встав. — Я приму любое решение твоё, Царица, любое наказание за воинов своих и за себя, но знай, что сердце моё жалеет о каждой сохранённой жизни в поселении том.

Эарсилу не спалось, тишина мёртвого поселения, лай оголодавших собак или шипение полудиких кошек, вой дикого зверя и низкие огромные звёзды в свете кроваво-красной луны не давали спокойному сну прийти в шатёр Царевича Эарсила.

Он шёл по прохладе улицы, отпустив стражу, зная, что если и есть в горах оставшиеся мятежники, слишком ослаблены они для боя, а от стрелы лучника не спасут стражники. Мелькнувшая тень в конце улицы привлекла Эарсила, если это зверь, то слишком крупный для волка или лисы и мелкий для медведя. Тень мелькнула снова и скрылась, растворившись в ночи.

Царевич последовал за тенью, увидев в итоге женский силуэт, который быстро передвигался в сторону маленькой хижины у самой горы. Скрип двери мог бы привлечь внимание, но раздавшийся собачий лай отвлёк, воины и стражи не услышали скрипа. А Эарсил скользнул в низкую дверь вслед за женщиной, которая складывала сухие травы в платяной мешок, отбрасывая лишние пучки и выбирая то, зачем пришла. Движения женщины были хаотичными, руки тряслись, шаперон упал с головы, и Эарсил увидел распущенные волосы, казавшиеся в темноте хижины чёрными. Она резко повернулась, чтобы уйти и врезалась в Царевича, одновременно оседая на пол. Эарсил успел подхватить женщину и зажать ей рот ладонью.

Недолго всматривался он в лицо женщины, которая была молода, но черты её в темноте были плохо видны.

— Зачем ты явилась в дом этот? — Эарсил.

— Прошу, отпусти меня, я не причиню тебе зла и ничем не поврежу могуществу Дальних Земель.

— Нет сомнений в этом, девушка.

— Отпусти, — девушка дёрнулась, но руки Эарсила почти не заметили этого, настолько слабой была эта попытка, — отпусти, я должна идти, я должна, я… — Эарсилу показалось, что девушка сейчас заплачет.

— Что ж, я могу отпустить тебя, но ответь, кто ты и что делала тут?

— Я… я просто проходила…

— Не лукавь, девушка, ты знаешь, кто перед тобой?

— Мои глаза плохо видят в темноте, воин, но не сложно узнать Царевича Эарсила. Даже слепой узнает тебя по шагам твоим.

— Тогда отвечай, кто ты и что делаешь тут?

— Я хотела взять еды.

— Но взяла травы… только большая нужда могла заставить тебя, девушка, пойти на шаг такой, ты, должно быть, в отчаянии, если решилась пробраться в этот дом ради пучка травы… От какой хвори, и кого лечишь ты?

— Нет! Это… это просто для молодости кожи.

— Сейчас я позову стражу, а на рассвете буду судить тебя, если ты не ответишь мне! Не заставляй меня гневаться, девушка. Я знаю достаточно о врачевании и лечебных свойствах трав, луна же светит в дом достаточно ярко, чтобы увидеть, что в твоих руках, и понять, что не молодость кожи толкнуло тебя на этот шаг.

— Ты отпустишь меня?

— Это зависит от твоего ответа.

— Там… ты должен меня отпустить, там мой брат! Он умрёт, умрёт, он умирает, я должна была взять эти травы, чтобы сделать настой… я больше не знаю, как помочь ему, а сам он в беспамятстве, чтобы подсказать мне.

— Что с ним?

— Его ранили воины Дальних Земель.

— Если рана его так глубока, как ты говоришь, он должен был уже умереть, а если нет — пойти на поправку, что за раны у брата твоего?

— У него много ран, но одна из них, на плече, не заживает, что бы я ни делала… предсмертная лихорадка терзает дух его и тело, я должна его спасти, хотя бы попытаться, должна. Отпусти меня!

— Ты отведёшь меня к брату своему.

— Что? Нет! Неужели мало тебе смерти и крови в поселении этом?! Разве мало ты судил и предавал казни?! Возьми меня, суди, казни, делай, что хочешь, но оставь брата моего, он в беспамятстве. Скоро он умрёт сам, для чего тебе торопить смерть его?!

— Я хочу осмотреть его раны, девушка, мне ни к чему его жизнь, если только он не мятежник.