Он неожиданно вышел из-за угла, и я не смогла упустить такой великолепной возможности избавится от обоих.

— Эр Кейсей! — мои руки намертво вцепились в рукав его рубашки, а улыбка расцвела буйной пиронией.

Мужчина слегка опешил от такого напора и вынужденно остановился.

— Какое счастье, что Вселенная мне подарила возможность познакомиться с таким благородным эром, как вы, — с энтузиазмом продолжила я, — умным, заботливым, надежным, а ко всему прочему еще и образцовым отцом! — с каждым последующим словом глаза эра Кейсея все больше округлялись, но я не боялась переборщить, зная, как он падок на лесть. — А ваша дочь растет таким милым, чудесным ребенком, который наверняка затем превратится в законодательницу мод этой планеты. У нее великолепный гардероб и щедрый отец. Как же ей с вами повезло! — я широко улыбнулась. — Вы — просто идеальная семья. Обнимитесь же! Не стесняйтесь показать свои истинные чувства друг другу! — и подтолкнула ошеломленного моей речью мужчину к его капризной дочурке. — Ну же, смелее! — воскликнула я, подпихивая уже Лию.

В конце концов последняя все-таки вцепилась в отца, и я мстительно заметила, как липкие пятна от детских пальчиков проступают на его белоснежной рубашке.

— Папочка! — заверещала девочка. — Хочу, хочу быть законодательницей мод! Купи, купи мне новое платье! А еще надо новые туфельки, но только не с бантиками, а с бусинками …

Дальше я слушать не стала и пользуясь тем, что отец и дочь теперь заняты друг другом, продолжила свой путь.

Не знаю, до какой степени доверял своему двоюродному брату сам капитан, но лично у меня Кейсей такого чувства не вызывал. Нет, нет, он вроде бы не делал ничего предосудительного и вел себя как типичный аристократ с излишне завышенным самомнением, но порой мне казалось, что в мотивах его поступков скрывалось нечто большее, чем просто желание уберечь Рея от необдуманной женитьбы. А вот помыслы Филомены на его фоне казались ясными, как солнечный день. Девица хотела как можно скорее выскочить замуж, потому и разрушила мой почти идеальный план по усмирению невест. «На особом положении… давняя знакомая…», — передразнила я ее мысленно и фыркнула: — Не хочу сейчас думать о местном серпентарии!». Вместо этого желание покинуть дом и вздохнуть свободнее, больше не оглядываясь ни на каких эров и эр, только возросло.

К тому времени, когда я выбралась в парк, уже стемнело и лишь крохотные огоньки мигали то тут, то там, придавая пейзажу особенной таинственности.

«Эх, какая ночь! — подумала я. — И как было бы здорово, если б крылья уже окрепли!». Я расправила их, и они мягко засияли радужным перламутром в лучах далеких звезд. Да, теперь к ним вернулась былая красота, и они больше не напоминали дырявую паутину!

Легонько, едва касаясь, я провела кончиками пальцев по шелковистой, но довольно плотной поверхности. Летать! Как же мне хотелось летать! С колотящимся от волнения сердцем я взмахнула крыльями в надежде, что снова переживу то чувство всепоглощающего восторга, которое наполняло меня всякий раз во время полета.

Неожиданно легко тело оторвалось от земли. Ура! Счастье есть! И я широко улыбнулась, враз прощаясь со всеми печалями и волнениями, которые испытывала не так давно. «Прочь! Прочь от земли!» — словно кричало во мне что-то, и уже совсем скоро и дом, и деревья, и небольшая полянка остались где-то далеко внизу, и лишь бархат ночи теперь наблюдал за мной своими звездными глазами.

Забытые во время пленения у мохнатых дикарей ощущения, полная свобода, о которой мечтала… Но неожиданно чувство эйфории сменилось изумлением. Не знаю, что произошло тогда на самом деле, но внезапно по ночному небу пробежала легкая рябь, какая обычно бывает от камня, брошенного в воду. Звезды внезапно исчезли, уступая место изображениям то огромных инопланетных городов, которых я никогда прежде не видела, то бесконечных пустынь, тонущих во мраке, то одиноких зеленых островков, надежно спрятанных под куполами. Эти видения продлились лишь доли секунды, но когда я вновь вернулась в реальность, вдруг поняла, что падаю. Легкий ступор, от которого сковало тело, удалось преодолеть не сразу, поэтому я затормозила почти у самой земли, а затем мягко шлепнулась на влажную траву.

«И ч-ч-что это б-было?» — от перенесенного волнения, по-моему, даже мысли сейчас заикались.

Несколько секунд я сидела неподвижно, вытаращив глаза и восстанавливая дыхание. Ну а затем мои руки потянулись к самому драгоценному — крыльям. Упругая прохладная поверхность заскользила под пальцами, и я облегченно выдохнула: нет, они не пострадали, хоть и немилосердно болели после столь резкого торможения.

Уф! И от сердца моментально отлегло.

Я обессиленно раскинулась на траве и устало прикрыла глаза. Полет, далекие звезды, чувство восторга и вдруг… видения незнакомых городов, а затем падение. Странно, но раньше во время полетов я не испытывала ничего подобного. Так почему же все изменилось в этот раз? А еще вдруг вспомнился тот странный случай с сейнерой, о котором я успела позабыть в суматохе последних дней. Хм, неужели эта планета как-то незаметно влияет на меня? От последней мысли стало не по себе, и я невольно поежилась.

Кроме того, после долгих размышлений я решила пока не рассказывать о своих видениях Танрею, поскольку все еще сомневалась в их реальности, но и сидеть, сложа руки, тоже было бы не правильно. Вот я и решила одолжить у капитана на время ту инфопластину о сейнерах, которую он мне уже когда-то предлагал. «Хм, наверное, она до сих пор так и лежит на своем прежнем месте в его кабинете, — промелькнула довольно здравая мысль, и я приняла решение наведаться туда как можно скорее.

Следующий день не задался с самого утра. Мало того, что я проснулась с тяжелой от тревожных мыслей головой, так еще и стала невольной свидетельницей безобразной сцены, которую устроила домашним слугам племянница Танрея.

Я давно сделала выводы по поводу излишней избалованности Лии. Эр Кейсей постоянно потакал ее прихотям, и стоило девочке лишь умоляюще сложить руки и пустить слезу, как сердце высокомерного аристократа таяло, а желание мелкой вымогательницы тут же исполнялось. Но если с отцом и дядей Лия все-таки, подражать Филомене, пыталась сдерживаться и скорее хитрила, чем скандалила по-настоящему, то со всеми остальными так не церемонилась и смело закатывала истерики с топаньем ног, криками и плачем. Именно так, по-видимому, произошло и на этот раз.

Когда я проходила по одному из коридоров, неожиданно услышала рассерженные крики и какой-то стук. Я невольно замедлила шаг и прислушалась.

— Не хочу сине-е-е! — пронзительно верещал тоненький голосочек.

И за дверью что-то громыхнуло.

— А это не мо-о-дное!

И опять что-то бухнуло.

— Фу-у-у! А тут мои нелюбимые цветы!

И снова раздался грохот, треск и испуганные крики.

«Так это же комнаты Лии!» — ахнула я, прислушиваясь к набирающей обороты истерике.

Вмешиваться в нее не было ни малейшего желания, но и оставлять слуг на растерзание этой мелкой скандалистке не позволяла совесть. «Что же делать?» — подумала я, замявшись перед чужой дверью.

— Ага! Подс-с-слуш-ш-шиваем!

От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Передо мной застыла Филомена. В последнее время она только то и делала, что слонялась по дому в поисках Рея, а теперь, видно, решила на время их отложить и сосредоточиться на своем, как она считала, главном враге.

Девица разглядывала меня, презрительно поджимая губы, а в глубине ее взгляда читалось такое торжество, словно ей только что преподнесли долгожданный подарок. Но я не собиралась сдаваться так просто, а потому… лучезарно улыбнулась, чем поставила девицу в тупик, и пропела:

— Милая, обворожительная, чудесная эра Филомена! Я всего лишь спешила на помощь бедной-несчастное девочке, попавшей в беду.

Девица захлопала глазами от неожиданности и даже сразу не нашлась, что ответить, чем я и воспользовалась, окончательно вырывая бразды правления разговором из-ее цепких аристократических рук.