«Кейди. Кейди. Кейди», — я думаю только о ней.

Я скучаю по ней.

Господи, как же я по ней скучаю.

— Кейди, — шепчу я. Ей нравится, когда я шепчу. — Вернись ко мне.

Но она не возвращается.

Боунз продолжает сосать мой член, как будто был рожден именно для этого. Я стараюсь не утонуть в отвращении к себе. Я притворяюсь, что это Кейди собирается заставить меня кончить. Всегда Кейди.

— Это неправильно, — реальность пытается вырвать меня из этого восхитительного ощущения. Предвкушения. Мои яйца сжимаются от необходимости кончить.

Боунз — гребаный профессионал в сосании члена.

Он не отвечает, но вместо этого заглатывает мой стержень так глубоко, что его зубы находятся у основания моего члена. Его горло, кажется, вот-вот проглотит меня. Вот когда я теряю весь контроль. Мое освобождение разрывает меня, как лев разрывает кишки зебры. Всхлипывания и наполненные наслаждением стоны льются из меня, как симфония удовлетворения и желания.

— Черт! — рычу я, и моя сперма изливается в него, как Ниагарский водопад. — Черт! — я зол, пьян и чертовски глуп.

Его рот соскальзывает с моего члена. Я украдкой подглядываю. Я ничего не могу поделать. Мерцающие голубые глаза впиваются в меня. С подбородка стекает слюна. Чертовски захватывающее зрелище. Мой большой палец гладит его висок, и я говорю ему глазами то, чего не может сказать мой голос. Не будучи сентиментальным, он вытирает слюни тыльной стороной ладони и засовывает мой член обратно в боксеры. Потом встает и неторопливо идет к шкафу. Я натягиваю джинсы и выпрямляюсь.

— Хочешь «Читос», Пожиратель котят? — спрашивает он, стоя ко мне спиной.

Мое сердце грозит вырваться из груди.

Это все так ужасно.

Такая лажа.

— Боунз, слушай…

Он оборачивается и криво улыбается.

— Я знаю, что ты не гей.

Я качаю головой и провожу пальцами по волосам.

— Ты же знаешь, что я не это имел в виду. Мне плевать на это дерьмо. Я хочу сказать, — ворчу я и вздыхаю, — что мне очень жаль.

Его глаза на мгновение устремляются в пол. Когда он начинает говорить, то старается не встречаться со мной взглядом.

— Кейди так сильно скучает по тебе.

В горле образуется комок.

— Я тоже по ней скучаю.

— Это глупо, что она избегает тебя.

— У нее есть на это свои причины, — возражаю я.

— Это глупые, долбаные причины.

Я сглатываю и подхожу к нему. Мои руки обхватывают его костлявое тело, и я прижимаю его к себе. Боунз обычно не ласковый. Но на этот раз он позволяет мне это. Мы стоим там вместе, крепко обнявшись. Наши сердца громыхают, кажется, целую вечность. А потом появляется Агата, успокаивая мое разбитое сердце словами ободрения.

— В конце концов, она вернется к тебе, Тыковка.

Я знаю это.

В глубине души.

Но от этого боль не становится меньше.

— Надеюсь, что так и будет. 

Йео

Наши дни

Она ушла.

Просто встала и оставила меня посреди разговора.

Ну да. Я сказал обидное дерьмо, которое не имел в виду.

Я хотел бы взять свои слова назад.

Но я не могу.

И она ушла.

— Черт, — ворчу я и хватаюсь за волосы. Я тяну их так, что они торчат вверх. — Бл****дь.

Входная дверь со скрипом открывается, и мое сердце воспаряет. Она вернулась! Моя Кейди сильная, и она вернулась. Но как только пришедший появляется из-за угла, я вижу, что это вовсе не Кейди.

— А где Кейди? — спрашивает мама, бросая сумочку на стол.

За ней следом проходит папа и садится в свое кресло.

— Мы поссорились. Я сказал ей то, чего не должен был, — признаюсь я и разочарованно вздыхаю.

Папа мгновенно превращается в слух. Облокотившись, как обычно, на колени, он наклоняется вперед, стараясь быть как можно ближе ко мне.

— Что ты ей сказал?

Я сглатываю и бросаю тревожный взгляд на мать. Ей не все известно. Но она знает достаточно. А после того, как в кафе-мороженом мы столкнулись с Кейди, папа начал сопоставлять факты. Родители считают ее просто чокнутой. Только я один знаю, почему она всегда так себя ведет.

— Я сказал ей, что в выживании Боунза нет необходимости. Что прямо в середине наших отношений нам было бы лучше без него.

Мамины глаза расширились.

— Это было довольно жестоко, Йео.

— Я знаю, — рычу я, — но она... — я замолкаю и встаю. — Неважно. Это не имеет значения. Я собираюсь все уладить с ними обоими.

Папа хмурится. Он смотрит на меня взглядом, который я не могу понять. Что он выражает? Обеспокоенность? Он переживает за меня? Черт, я сам беспокоюсь за себя.

Я думал, что хорошо знаю Кейди... Со всем образованием, которое получил... Со всеми этими ротациями в психиатрическом отделении. Я был уверен, что по возвращении домой у меня будет хватка. Что у меня хватит сил на все это.

Но я так же потерян.

Так же расстроен.

Так же растерян.

Почему я не могу все исправить?

— Мы же еще идем на ужин в пятницу? — спрашивает папа. Его голос мягкий и ласковый, хотя это ему совсем не свойственно. И мне хочется забраться к нему на колени, как я делал всегда, когда был маленьким мальчиком.

— Да, Кейди будет. Но я не уверен, кого смогу заставить прийти. Хотя Агата всегда сдерживает данные мне обещания. Она будет готовить. Но, пожалуйста, — говорю я, глядя на каждого из них. — Пожалуйста, передайте Дину, Барку и всем остальным, что они должны быть готовы выслушать меня. Я не позволю им сжечь Кейди на пресловутом костре, как какую-то ведьму. Обещайте мне, что каждый будет готов слушать. Кейди — это часть меня. Я собираюсь жениться на ней. Она будет частью этой семьи. И если вы все любите меня, то должны полюбить и ее тоже.

Мамины глаза наполняются слезами, и она нежно обнимает меня.

— Конечно.

Я перевожу взгляд на папу, и он кивает мне.

— Спасибо. Семь — это хорошо. Напишите мне, кто придет, и я попрошу Агату приготовить достаточно еды, — говорю я и направляюсь к двери. 

В эту теплую ночь прогулка к дому Кейди была неспешной. Сомневаюсь, что она там будет. Она хочет, чтобы я поговорил с Боунзом? Хорошо, я сделаю это. Я положу конец этим странным отношениям. Она избегала меня все эти годы — вот в чем причина. Боунз будет опустошен. Я точно знаю это. Но верный мне Боунз попытается скрыть это за шутками и оскорблениями. И я должен поставить точку. Даже если это убивает меня. Мне нужна Кейди. На все сто процентов.

Приближаясь к дому, я слышу печальные и мелодичные звуки фортепиано. Они просачиваются из открытого окна гостиной и растворяются в ночи. Иногда музыка Боунза и Кейди поразительно похожа. У нее, как правило, печальнее. А у его — больше тоски. У них настолько разные стили, что трудно поверить, что они оба учились у бабушки Кейди, Рут.

Сегодня вечером, хотя музыка достаточно грустная, я знаю, что это Боунз. В том, как он нажимает на клавиши, есть определенная резкость. Ни в чем не повинные клавиши из слоновой кости вынуждены терпеть оскорбления от его рук.

Вздохнув, я не спеша поднимаюсь по ступенькам и вхожу в дом. Внутри темно. Поэтому я продвигаюсь на звук музыки. Единственное, что освещает гостиную, — это вспышка на суставе Боунза. Он под кайфом. Отлично.

— Боунз.

Его музыка замедлилась, но он не останавливается.

Его игра становится громче.

Более жесткой.

Сердитее.

Подойдя к нему, я кладу руки ему на плечи и разминаю мышцы. Он пытается стряхнуть их. Но я сильнее и больше. Я всегда побеждаю. В конце концов, его музыка замедляется. И он останавливается. Совсем. Его плечи опускаются, и он протяжно вздыхает.

— Ты облажался, Пожиратель котят.

— Я знаю.

Он принимает этот удар, но не предлагает объясниться. И мне кажется странным, что он не пытается давить на меня, как обычно.

— То, что я сказал ей — я не совсем это имел в виду. И ты это знаешь. Я был просто зол и расстроен.