Оставалось достаточно поводов бояться и тревожиться за будущее. Никуда не делся Унфелих, который пришел к нему в сегодняшнем кошмаре, никуда не делись обвинения, которые ему выдвигали.

Но его не пугало продолжение кошмаров. Главное — он больше не возьмет в руки скальпель, ведь он боялся навредить Эльстер только потому что думал, что Джек виновен в смерти жены.

— Пойдешь со мной к морю? — тихо спросил он.

— Да, только печку потушим. Я всегда знала, что ты… ты меня не убьешь, — пробормотала она в его воротник.

— Откуда? — улыбнулся он.

— Да ты бы свою рожу видел, когда скальпелем в меня пытался потыкать! Там было столько страдания, что мне хотелось самой на этот скальпель напороться, чтобы ты не мучился… к тому же — ты ведь так его и не воткнул.

— Мне Джек помешал, — нехотя напомнил он.

— А Джек — это часть твоего больного сознания. Самая больная твоя часть не хочет никого убивать, — она отстранилась и сняла с него ритуальный шарф. — Убери, пожалуйста, эту гадость, и дай мне умыться. А потом пойдем на берег и в честь твоего здравомыслия сделаем что-нибудь сумасшедшее.

Уолтер хотел согласиться, но замер, не успев открыть рот.

Джек сидел на краю стола, понимающе усмехаясь. Теплый желтый свет делал его болезненно бледное лицо более живым и бросал золотые кошачьи искры в глаза. Уолтеру показалось, что с его волос на плечи капает вода.

— Мне надо дочитать, — сказал он. Эйфория утихла, приглушенная стыдом.

— Зачем? — непонимающе вскинула брови Эльстер.

— Я… не могу его там одного оставить, — признался он, понимая, как глупо звучат его слова.

Но кажется, она поняла. Кивнула, а потом коснулась губами его подбородка.

— Скажешь, когда закончишь.

…

В Лестерхаусе затишье — пациенты стабильны, мистер Нельтон готовится к повышению.

…

Один из пациентов, номер пятьдесят три, оказался живучим. Он пережил все навязчивые мысли и страхи, не наложил на себя руки, хотя и повредил себе связки при неудачной попытке удавиться. Но сам же и вывернулся из петли — удивительно жизнелюбивый организм.

Утверждает, что слышит и видит мертвых. Доктор Нельтон не надышится на него.

…

Допрашивал пятьдесят третьего пациента. Он сказал, что видит рядом со мной Кэтрин. Сказал, она говорит ему, что я должен спать.

Застрелил его и ушел в следующую палату.

Получил выговор от доктора Нельтона. Я видел, как шевелятся на его побагровевшем лице губы, как разлетается слюна и как сосуды лопаются у него в глазах — кажется, он в бешенстве. Если он не перестанет столько жрать — гипертония убьет его до повышения.

Ни слова не понял из того, что он говорил. Кажется, я научился спать с открытыми глазами, не отрешаясь от происходящего.

По губам прочитал слово «выходной». Переспросил — я чувствую, как слова привычно выходят из горла, как шевелятся мои губы, но не слышу, что говорю. И не понимаю. Скорее интуитивно складываю уточняющий вопрос и дежурную благодарность.

У меня появились сутки на работу.

Заставил себя поесть. Смотрел в тарелку и вспоминал рекомендации по кормлению лежачих и психбольных. Я знал, что что-то упускаю — да, действительно, перебрав рекомендации я вспомнил, что нужно жевать.

Когда делал заказ — нес какую-то чушь про насыщенную жирными кислотами пищу и кофеиносодержащие напитки высокой концентрации. Не знаю, как меня не увезли обратно в Лестерхаус.

Было бы забавно.

…

Еще одна пациентка мертва. Я забыл, как ее зовут.

Я убил Кэтрин.

Не могу спасти и убиваю. Каждый день.

Снова и снова.

…

Я во всем виноват. Я, мои амбиции и надежда сделать мир лучше. Все вместе мы убили Кэтрин.

Я сижу на полу рядом со столом, где она спит. Держу ее за руку, рассказываю ей, что скоро все будет хорошо.

И знаю, что она давно мертва.

Знаю, что лгу, и что уже ее не спас.

Но когда я заставлю ее сердце биться снова… Сон абсурден, Сон дает нам ощущение полнейшей ничтожности и в то же время — право на самые безумные надежды.

Я надеюсь, что столько возился с Граем, что он пропитал меня насквозь через маску, перчатки и защитный халат. Что происходящее — только кошмар, мой потаенный страх, мои самые грязные помыслы.

Я убил Кэт. Взялся за проект, который не смог бросить и не могу бросить до сих пор, потакал глупой прихоти — ее горничная призналась, что пять лет назад Кэт нагадала раннее вдовство Идущая, если ее родители узнают о ее первенце раньше, чем через два месяца после зачатия.

ИДУЩАЯ, чтоб ее!

Меня, лучшего альбионского врача, материалиста, ученого, обыграла какая-то грязная дрянь.

Разве это не похоже на кошмар?

Только просветление никак не наступит.

Может быть, и я скоро начну слышать мертвых.

Трупы перестал вывозить из лаборатории, шумиха мне мешает. К счастью, есть где их хранить.

…

Уже неделю я не появлялся дома.

Доктор Нельтон, кажется, боится меня. Только подумать, он дал мне недельный отпуск. Не когда мне нужно было ухаживать за умирающей женой, а когда я начал убивать пациентов.

Если бы я только знал — вырезал бы хоть весь Лестерхаус вместе с доктором Нельтоном.

Перед уходом списал партию препаратов с «нарушенной технологией изготовления» — у меня кончаются медикаменты.

…

Мэри Джейн Келли. Первая девушка с нормальным именем, а не собачьей кличкой. Из Эгберта. Единственная, кому не пришлось колоть морфий по дороге — она вела себя пристойно.

Я уже тогда понял, что мой эксперимент близится к успеху.

Я напишу ее имя в завещании — если у нее есть родные, им выплатят компенсацию из моего личного фонда.

Это она подарила Кэтрин сердце, которое билось.

…

Сердце Кэтрин бьется. Я сделал то, что должен был.

Я спас ее.

Т ак было бы, если бы не государственный проект, треклятый Грай и мои ошибки.

Я стою над операционным столом и ненавижу себя так же страстно, как люблю женщину, которая на нем лежит.

Я мог спасти Кэт. Я мог сделать этот проклятый протез — это было в моих силах.

Не хочу признаваться себе, что все усилия последних недель были не ради того, чтобы оживить мертвое тело — я прекрасно знал, что это невозможно.

Я хотел доказать, самому себе, что мог ее спасти.

Что убил ее своим бездействием.

И я сделал это.

Всю жизнь я был честен перед собой, не нарушу этого правила и в смерти.

Я убил Кэтрин Говард.

Доктор Джек Говард, создатель «Грая» и механического сердца, оказался так же ничтожен перед неизбежностью, как и любая из зарезанных проституток, как любой пленник, утопленный в жидкой гунхэгской грязи.