Из-под маски раздалось невнятное бормотание. Уолтер жестом попросил ее подождать и надел свою маску.

— Слышишь меня? Тут микрофон.

— Да… и что, на улице все время надо… вот так?

— Увы.

— А как далеко можно отходить?

— На пару шагов, дальше — барахлит. Следи, чтобы все плотно прилегало. Дыши ровно, говорить лучше поменьше.

Уолтер снял маску. Эльстер сделала то же самое, и он заметил, что у нее совершенно несчастный вид.

— Альбион, — просто сказал он, разводя руками.

— Просто прекрасно… давай, помогу надеть шинель.

Когда они вышли, коридор уже опустел. У лифта не было очереди, и они спустились быстро.

Аэродром располагался на окраине города, за Фабричными Кварталами. Там было немного лучше, чем в Нижних, и жили в основном рабочие с семьями, но все же Уолтер не рискнул бы идти по ним пешком, особенно в подступающих сумерках.

— Уолтер, тут что, так рано наступает ночь?

— Это вечер. Ночью туман похож на сплошную черную стену.

Каменная кладка была скользкой, и Уолтер быстро вспомнил, почему на Альбионе даже джентльменам не считалось зазорным ходить в ботинках с грубыми нескользящими подошвами, если благосостояние не позволяло содержать собственную коляску. Правда, люди, имеющие доход, позволяющий думать не только о покупке еды и одежды, все равно предпочитали нанимать кэбы.

За аэродромом как раз располагалась стоянка. Уолтер, презрительно скривившись, обвел взглядом имеющийся транспорт. Никто не видел его глаз под маской, но каждый житель Альбиона по едва заметному наклону головы определял статус и настроение стоявшего перед ним.

Он протянул руку и поманил одного из возниц.

— Вудчестер.

— Четыре ларса, сэр.

— Ты думаешь, если я везу с собой юную мисс, которая не привыкла к здешним пейзажам, и одет не по форме, то я дурак? Вудчестер — не то место, куда такие ездят, — мягко сказал Уолтер.

— Два ларса, сэр.

Уолтер, не удостоив возницу кивком, помог Эльстер забраться в кэб. Захлопнул за собой дверь, плотно закрыл шторы и сделал знак снять маску.

— Иначе нас услышат, — прошептал он, наклоняясь к ней и зажимая пальцем микрофон.

— Я тебя боюсь, когда ты так разговариваешь…

— Я сам себя боюсь, — ободряюще улыбнулся он.

— А где лошади?..

— Здесь паровой двигатель. Считается, что содержать лошадей в городе — роскошь, к тому же они гадят на тротуары.

Эльстер, быстро надев маску, высунулась из окна и посмотрела назад.

— Уолтер, за нами во-о-от такая полоса какой-то черной дряни тянется.

— Никто не говорит, что люди, считающие, что навоз от лошадей — главная проблема Альбиона, правы, — ответил он. — Слушай. Мы сейчас приедем к моему… — кэб ощутимо тряхнуло и Уолтер поморщился. — К моему отцу, и там… Нельзя ли поаккуратнее?! — рявкнул он, надевая маску.

— Простите, сэр, — раздался дежурный ответ.

Уолтер его уже не слышал:

— Так вот, мы приедем к моему отцу. Я буду говорить, а ты молчи, хорошо? Молчи, не отвечай даже на прямые вопросы — я буду отвечать за тебя. Незачем нам показывать лишний раз твой акцент. Не прикасайся ко мне, не подходи ко мне близко. Не поднимай глаза, меньше смотри по сторонам, не разговаривай со слугами.

— Уолтер, да что у вас тут за порядки такие?!

— Это чудесное место, Эльстер, будь оно трижды проклято. Надеюсь, мы тут не задержимся, но пока… Делай, как я говорю, хорошо? Если выдашь себя, если нас разлучат… ты не выживешь здесь. Нет-нет, плакать не надо, все будет в порядке, просто делай, как я сказал, ладно?

Эльстер кивнула, и Уолтер, прежде чем надеть маску, провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Эльстер… А шестеренки от тумана не ржавеют? — улыбнулся он, пряча лицо.

— Нет, только грустят, — проворчала она, надевая маску.

Уолтер сидел неподвижно, наблюдая за Эльстер, которая приоткрыла шторки и смотрела на улицу. Ему не было нужды освежать память, чтобы знать, что она там видит.

Город из серого камня, огромный, чудовищный, упирающийся крышами в свинцовое небо, нависающее над улицами, словно хищник над жертвой. Высокие дома в один-два подъезда напоминали острые зубы, которыми Альбион скалился на это самое небо. Туман сглаживал очертания и оседлал липкой пленкой на тротуарах, на домах и на людях, бредущих по улицам. Люди напоминали безликих, одинаковых кукол — черные лица, черные или коричневые плащи из немаркой ткани, шляпы и платки, скрывающие волосы. Женщин можно было узнать по длинным юбкам, подолы которых неизменно оказывались вымочены в грязи. Если женщина предпочитала мужской костюм, отличить ее от мужчины становилось невозможно.

Лавки на Альбионе не радовали разнообразием вывесок. Любая яркая вывеска моментально выцветала, и лавочники предпочитали чаще менять их, а не соревноваться в оригинальности форм и расцветок. Пекарню обозначали одинаковые калачи, питейное заведение — пивная кружка (бледно-желтая жидкость под шапкой сероватой пены), швейные мастерские — ножницы, книжные — раскрытая книга. На подоконниках, может и сажали цветы, но их не было видно — люди отгораживались от безрадостных пейзажей плотными занавесками.

Когда Уолтер услышал утробный вой и последовавший за ним лязг, он даже бровью не повел, но Эльстер, вздрогнув, задернула занавеску и сняла маску. Он сделал то же самое.

— Что за дрянь?!

— Баш, — пожал плечами Уолтер.

— Это была здоровенная штука, ржавая насквозь, с битыми стеклами, двухэтажная и полная людей!

— Да, это не устроенные Лигеплацкие баши, которые не забывают чинить и подкрашивать.

— Как ты тут жил?! Как ты с ума не сошел?!

— Может быть и сошел, — горько усмехнулся Уолтер, вспомнив Джека.

Эльстер не стала надевать маску. Она пересела на его сторону, прижалась лицом к его плечу и закрыла глаза. Уолтер обнял ее за плечи. Ему тоже было страшно. Он тоже чувствовал, как это огромное, грохочущее, грязное чудовище, бывшее его родным городом, оскалилось, готовое его поглотить.

Они просидели так всю дорогу, не пошевелившись. Когда кэб начал тормозить, Уолтер разбудил задремавшую Эльстер и сделал ей знак пересесть и надеть маску.

Выйдя из кэба, он подал ей руку и швырнул вознице две монеты.

Обернулся и замер.

Вудчестер — особняк из красного кирпича. Огромный особняк со слепыми черными окнами, увитый черной решеткой, изображающей вьюнок, словно сеткой. Эта решетка оплетала окна и цепко держалась за крышу. Когда-то поместье хотели назвать «вьюнком» за эту причуду архитектора, но поместье древнего альбионского рода не может называться цветком.

Особняк нависал над ним, грозя опрокинуться на голову и погрести под завалами. Сделать его своей частью хотя бы так. Уолтер почувствовал, как Эльстер, забыв об уговоре, вцепилась в его локоть. Он сжал ее запястье, а потом мягко, но настойчиво забрал руку. Взялся за чугунное кольцо на воротах и трижды постучал.

Он забыл этот стук. Этот дом. Этот город. И не хотел вспоминать больше никогда.

Дверь медленно открылась.

Открывшаяся дверь не была дверью Вудчестера. Уолтер стоял на пороге своего покинутого дома и не мог поверить в то, что видит.

Светлое дерево, изумрудно-зеленый бархат, золотое шитье, окна, занавешенные белоснежной тканью и электрические светильники, работавшие на полную мощность, принадлежали какому-то другому дому. Не привычному Уолтеру фамильному особняку Говардов.

— Что вам угодно, сэр? — раздался голос за его спиной.

Уолтер обернулся и понял, что его отца здесь нет. Он никогда бы не нанял мажордомом человека младше пятидесяти лет, и уж тем более ни за что не допустил бы среди прислуги рыжеволосых. Если Атаро и ее соотечественники считались экзотикой, то позволить уроженцу Эгберта даже мыть полы в подвале было для консерватора Ричарда Говарда совершенно неприемлемым.

— Доложите обо мне Ричарду Говарду, — холодно сказал он, не выдав своих чувств.