— Благодарю вас, Томас. Увы, я по некоторым причинам не могу назвать вам своего адреса, но обещаю, что напишу, как только определюсь.

— Вы не похожи на бродягу, Уолтер, — улыбнулся Томас. — У вас должен быть дом, и вы обязательно напишете мне, когда его найдете.

«Лигеплац, паб «У Марлен», БЛ-084». Это он написал бы на визитке, если бы ему нужно было указать единственное место, где он чувствовал себя дома. Береговая линия, первый ряд, восемьдесят четвертый дом. Море шумит почти у порога, если он просыпается с утра — умывается ледяной соленой водой, а потом варит кофе в полупустом светлом зале. По вечерам играет простые песни для простых людей и много пьет. Призраки Альбиона не стоят у него за спиной.

— Спасибо, Томас. Надеюсь, доктор Харрис поможет вашей матери, — искренне пожелал ему Уолтер.

Томас ушел, и он остался с Эльстер и Беккой. Бекка словно хотела что-то сказать, но никак не решалась. Но Уолтеру, при всей его вежливости, было не до терзаний незнакомой девушки.

На душе было удивительно паршиво. Он не мог понять, терзают ли его дурные предчувствия, волнуется он перед встречей с отцом или просто внутренне противится возвращению на Альбион, но чувство было отвратительным.

Он подозвал стюарда и заказал виски, надеясь, что алкоголь притупит тревогу.

Не помогло. Виски был хорошим, с терпкими медовыми нотами, разливающимися в крови правильным, ровным теплом. Но тревога будто становилась сильнее.

Не помогла и вторая и третья порция.

— Уолтер, а ты не напьешься? — тихо спросила Эльстер.

— Видимо нет, а жаль, — ответил он чуть резче, чем хотел бы.

— Герр Честейн, если вас что-то тревожит, я знаю хорошую молитву… — робко предложила Бекка.

Уолтер с умилением посмотрел на нее и заказал еще виски.

— Скажите, фройляйн, а нет ли среди ваших увлечений ювелирного дела или медицины? — вдруг спросила Эльстер.

— Нет, фройляйн, я всего лишь служительница Спящего, — ответила Бекка, и Уолтер мог поклясться, что в ее кротких интонациях слышалась угроза.

— Простите, мне просто показалось, что у вас присутствуют некие… особые движения, свойственные людям этих профессий.

В кротком голосе Эльстер был только приторный мед, не позволяющий усомниться в ее искренности, вернее в полном ее отсутствии. Уолтер не понимал цели ее вопросов и не особо стремился понять. Все же Эльстер явно раздражала Бекка, и у нее были для этого веские поводы. Но какое это имело значение, если с Беккой они навсегда расстанутся через несколько часов?

Уолтер понял, что не напьется, даже если будет продолжать в том же темпе до самой посадки. Прийти к отцу пьяным, в шинели и с девушкой-иностранкой, несмотря на все старания выглядящей крайне эпатажно, было не самой лучшей идеей, и он хорошо это понимал. Но ничего не мог сделать.

— Фройляйн, вы говорили моему брату, что знаете молитву от тревог. Позвольте попросить вас поделиться ею со мной — боюсь, после недавнего происшествия меня стали пугать полеты.

— Что вас напугало, фройляйн Честейн? Ваш брат — отважный и умелый боец, ни вам, ни ему ничего не угрожало…

— Меня напугало, что даже за запертыми снаружи дверями мы не будем в безопасности. Только подумайте…

«Далась ей эта дверь», — отстраненно подумал Уолтер.

Мысли о том, что Эльстер просто ревнует, у него даже не возникало. Он всегда нравился женщинам, но так и не привык сводить все к обязательной влюбленности. К тому же ему казалось, что Эльстер явно не желала никаких подобных отношений. Удивительно, что она вообще не прониклась к мужчинам отвращением. О том, что это было против ее природы и что создатели не заложили в нее возможность испытывать подобные чувства, он думать не хотел.

— Вы совершенно правы, фройляйн Честейн, я тоже ужасно испугалась, когда открылась дверь. Увы, я не столь хладнокровна, как вы. Хотела бы я обладать такой же поистине… механической выдержкой, но Спящему угодно видеть меня другой.

Уолтер играл в игру «не выдавай своих чувств, что бы ни услышал» с раннего детства. А вот за Эльстер он не наблюдал никакой «механической выдержки» и ждал, что она либо испугается, либо бросится на Бекку.

Но она только улыбнулась, взяв чашку с остывшим кофе.

— Молитва, фройляйн, — напомнила она. — Вы переоцениваете мою выдержку, не откажите нуждающейся в утешении девушке.

— Жаль, вы не верите в Спящего, фройляйн, говорят, так молитвы приносят больше… утешения. Слушайте. «В дыму мирских дорог, в их липкой паутине иду Я. Мир в душе моей, миром полны мои ладони, и сам я — мир…»

Уолтер слушал молитву и чувствовал, что каждое слово приближает его к противоположным мыслям. Бекка о чем-то догадалась? Обладала особой проницательностью, свойственной служителям Спящего, научившимся трактовать Его сны? Или это только случайность?

И молитва была странная. Он раньше не слышал такой, впрочем, кто знает, какие были приняты в Кайзерстате.

Эльстер слушала, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Если бы Уолтер не знал, как она относится к религии и служителям Спящего — решил бы, что слова Бекки и правда приносят ей утешение.

— Пусть Спящему снятся о вас только хорошие сны, — закончила Бекка и встала из-за стола.

— Спасибо вам, фройляйн. Пусть эта молитва принесет мир и вам, — отозвалась Эльстер, не открывая глаз.

Бекка торопливо вышла из столовой. Уолтер заметил, что она идет ссутулившись и часто одергивает рукава.

— Эльстер, что это было за представление?

— Прости я… потом тебе расскажу, ладно? — попросила она.

— А тебе не кажется, что у тебя многовато тайн? — спросил он, чувствуя, как изнутри нарастает царапающее раздражение. Не хватало только перформансов Эльстер перед встречей с отцом.

— Уолтер, не злись, я… тебе почти не вру. Правда. Бекка просто меня… пугает.

— Чем может пугать Бекка? Ты думаешь, она что-то знает? Откуда?

— Нет, я никому… Но она… Уолтер, как открылась дверь?

— Послушай, Эльстер… скорее всего дверь просто забыли закрыть. Плотно захлопнули и не заперли, и женщины, которые стучали, просто открыли ее.

— Да, ты, наверное, прав, — покладисто отозвалась она. — Прости, я переволновалась и мне мерещится всякое.

— Ты прости. Пойдем проверим еще раз вещи, скоро посадка… будь он проклят, этот Альбион, — примирительно сказал Уолтер, вставая и подавая Эльстер руку.

«Может быть, лучше было бы все же остаться и напиться. Отец все равно не будет рад меня видеть», — мелькнула малодушная мысль.

Он не поддался этому желанию.

…

Уолтер много раз видел приземление дирижабля со стороны. На аэродроме стояли причальные мачты, к которым с корабля сбрасывались тросы. Огромный и неуклюжий дирижабль медленно притягивался к мачте и стыковался с ней носом. На Альбионе его окончательно сажали позже, когда пассажиры уже покидали борт. В новой части корабля располагался выход, а причальные мачты были оборудованы лифтами.

— Сейчас в коридоре соберется толпа желающих поскорее покинуть корабль, как при эвакуации, предлагаю переждать, — усмехнулся Уолтер, услышав, что они причалили. — Давай-ка лучше с тобой поучимся делать первое, что необходимо для выживания на Альбионе.

— Что? — чуть испуганно спросила Эльстер.

— Надевать будь-она-проклята фильтрующую маску, — со вздохом сказал Уолтер, открывая саквояж.

— А где… ну для глаз? — Эльстер удивленно разглядывала матово-черную, абсолютно гладкую маску.

— Там изнутри оторви полоску ткани. Видишь?

— Но она же… затемняющая, а ты говорил на Альбионе туман… — Эльстер, оторвав полоску, приложила маску к лицу и оглянулась.

— Тут как в очках — специальная линза, позволяет видеть в полутьме. Некоторые предпочитают прилегающие очки со сменными окулярами и отдельно маску, но я всегда считал, что лучше закрывать лицо целиком. Туман такой… потом умываться замучаешься.

— А как же одежда?

— На одежду — плащ, на волосы — шляпу или платок. Я хотел купить, но в Лигеплаце такими не торгуют… нужны специальные, из скользкой, плотной ткани, которая не впитывает влагу. Маски я на корабле купил. Ничего, мы доедем до Вудчестера и пошлем кого-нибудь в лавку… ну или сходим сами, если отец примет нас совсем уж плохо. Прислони плотнее к лицу, вот эти штуки нужно вставить в нос, а вот эту штуку — в ухо.