Страх.

То, что я читал во взгляде каждого пациента, обращенном на себя. На дне этих раскосых черных глаз всегда плескался страх — целый океан. Мне не доставляет удовольствия это зрелище, и все же именно оно помогло мне.

«Грай» вырывает из сердца то, чему человек боится даже смотреть в глаза.

Сначала все пациенты видели меня и боялись смерти. В начале приема, вне зависимости от дозировки, и того, был ли в эликсир добавлен наркотик, пациенты слышали только далекие голоса, будто за стеной собралась не очень шумная компания. Эта же галлюцинация иногда появляется на протяжении приема.

Но потом, при систематическом употреблении я мог наблюдать совершенно иной результат — ужас перед смертью, пытками и насилием пришел, а потом сменился страхом не универсальным, но личным, потаенным.

Они говорили со своим страхом, слышали его, как тридцать четвертая пациентка — шум волн с картины!

Боялись своих матерей и отцов, соседей, любовников и любовниц, собственной нечистой совести, испытанного когда-то и похороненного в глубине души не пережитого. Я смотрел в их глаза, видел там страх, а не свое отражение, и был почти что счастлив.

А потом я заставил говорить сразу несколько чувств, оправдав название эликсира. Несколько капель опиумной настойки, и вся дрянь, какая только есть в душе, вспенивается грязью, словно воды Ретты в половодье.

И мне не пришлось даже думать, как обратить открытие в оружие.

То, чего они боятся, стыдятся, все свои грязные мыслишки, гадкие дела и порочные мысли они стремятся уничтожить.

Чаще всего кончают с собой — разве это не иронично.

…

— Так вот, что ты сделал, — горько усмехнулся Уолтер. — Ну конечно, я мог бы догадаться. Я боюсь стать похожим на тебя. Боюсь, что ты сошел с ума и убил Кэт — поэтому пытаюсь убить Эльстер. И слышу тебя. Я думал, что «Грай» заставляет говорить с мертвыми, но нет — я боюсь стать с тобой единым целым. Стать, как ты. Разве это не иронично, Джек? Скажи мне, разве это, проклятье, не иронично?

Джек молчал. Уолтер, обернувшись и убедившись, что Эльстер спит, вернулся к дневнику. Хотел пролистнуть еще страницы, но следующая запись буквально приморозила к себе его взгляд.

…

Кэтрин беременна.

Я счастлив.

Я в ужасе.

…

Не могу думать о работе. Впервые не могу сосредоточиться на текущей задаче. Я смотрю на свои формулы, на отчеты своих ассистентов, и у меня ощущение, что я разглядываю узор на бумаге — в нем никакого смысла.

Кэт еще никому не объявляла. Почему-то хочет держать это в тайне. Я прописал курс добавок и лекарств, сам их изготовил, проверил все несколько раз и все равно никак не могу избавиться от тревоги, от настойчивого чувства приближающейся беды.

Я сам себе противен. Веду себя как престарелая Идущая, но никак не могу взять себя в руки.

…

Кэтрин

Кэт

Кэтрин

Я в отчаянии. Мне не дают отпуск, разумеется, мне его не дают — эксперименты только стали давать устойчивые результаты!

Если я раньше презирал своих пациентов, то теперь я искренне их ненавижу. И я знаю это без всякого «Грая».

Проклятье.

Проклятье!

…

Я счастлив. Я должен быть счастлив. Я слишком много думаю о худшем — это поведение не врача, но скудоумного истерика. Мне мерзко даже смотреть на себя в зеркало, но я заставляю себя, каждый день.

Ради Кэт и нашего ребенка, которому я подарю Альбион без войн.

Но я не могу думать об этом. Не могу есть, не могу спать, не могу работать!

Я чувствую, что теряю ее.

…

Наконец-то мне удалось привести мысли в порядок. Отвратительная истерика, совсем несвойственное мне поведение. Наверное, я слишком долго общался с сумасшедшими, привык проникать в их разум, ловить все оттенки их безумия — и сам стал, как они.

…

Уолтер молча провел ладонью по страницам, будто надеясь, что прикосновение просочится в прошлое и Джек каким-то образом почувствует его.

Линии по-прежнему были идеально ровными, а почерк каллиграфическим, но из каждой фразы сквозило отчаяние.

Уолтер попытался вспомнить Джека после свадьбы — он казался счастливым. Утомленным, он действительно много работал и плохо ел, но счастливым. И Кэт выглядела вполне здоровой.

Проклятая привычка скрывать чувства друг от друга, не доверять даже своей семье!

…

Работа движется. Результаты опытов устойчивы и стабильны. У меня остались пациенты в резерве, мне обещали привезти еще, если потребуется. Но пока «Грай» кажется почти законченным препаратом, главное — понять, как немного удешевить его производство, впрочем, я уверен, в этом уже нет острой нужды. Он стабилен, надежен и не должен терять своих свойств месяцами даже в растворах. Его можно добавлять в большинство лекарств — он неохотно вступает в реакции.

Пациентка тридцать четыре стала для меня символом моего проекта, его олицетворением. Ребенок внутри нее рос вместе с моими успехами, и я начинал испытывать к ним обоим некое подобие сочувствия — знал, что ему не суждено родиться.

…

Уолтер перелистнул страницу. Джек писал о своем коллеге, который мешает ему работать и бестолковой ассистентке.

…

Тридцать четвертую пациентку приказал перевести под особое наблюдение. Не могу понять зачем, но что-то в ее поведении меня тревожит.

Приказал убрать из ее палаты все простыни и держать привязанной к кровати.

Результат устойчив — после прохождения всех этапов она сосредоточилась на главном страхе и главном желании.

Переводчик, с которым мы допрашивали ее для личного дела, сообщил, что ребенок от кого-то из альбионских солдат, но вначале она хотела его оставить и все время спрашивала, что с ним сделают после ее смерти. Я передал через переводчика, что никто не собирается ее убивать, и она разрыдалась.

Т огда это не вызвало ничего кроме отвращения.

Сейчас лежу без сна которую ночь, слушаю дыхание Кэтрин и думаю, что должен гордиться собой. Я создал нечто, побеждающее чувство, которое по праву считают неизбывной человеческой чертой — материнский инстинкт.

Я превзошел человеческую природу, страх и грязь взяли верх по моей воле!

Почему я не чувствую себя счастливым?

Кэт стонет во сне. Утром я спрашиваю, что одолевает ее — боль или ночные кошмары, но она всегда улыбается и говорит, что все в порядке. Я вижу, что она бледнеет и теряет вес.

Анализы как будто в порядке, но что-то в них мне не нравится. Проклятье, я не акушер, никогда не собирался этим заниматься. Она отказывается обращаться к врачу. Не могу понять, что за блажь, мы опять поссорились — она отказывается наотрез, предложила отвести ее силой.

Как будто действительно думает, что я на такое способен.

Я в ужасе — если она страдает на ранних сроках, надежды на счастливый исход почти не остается. Не представляю, что делать.