— Ты открыла, понюхала и убрала?
— Да…
Он взял ее за руку и подвернул манжету платья. Открутил крышку с флакона и поставил его на пол, оставив в руках только тонкую кисточку, смоченную в маслянистой жидкости. Показал ее Эльстер:
— Видишь? Это совсем другие духи, не те, что в Кайзерстате или на Альбионе. В Де Исте помешаны на своих ядах. Они знают — то, что убивает в большой концентрации… — он провел кончиком кисточки по ее запястью, оставляя блестящий след и закрыл флакон, — по капле может быть лекарством.
Уолтер не мог заставить себя оторвать взгляд от едва заметных голубых ниточек вен на ее запястье. Духи растеклись по коже, раскрываясь верхними нотами — цитрусово-медовыми, золотыми и горячими. Где-то в сердце аромата чувствовалась горечь черного перца. Эти духи действительно были ядом, только отравляли не того, чьей кожи касались, а того, кто вдыхал.
А может, они были и вовсе ни при чем.
Кончиками пальцев он растер духи и опустил лицо к ее ладони, замерев так на несколько секунд.
— Так лучше? — спросил он, наконец поднимая глаза.
Эльстер медленно забрала у него руку и поднесла к лицу.
— Лучше, — улыбнулась она. — Теперь пахнет летом. У нас был сад, и там рос куст с такими белыми цветами, у нас их называли «братская любовь», а мужчина из Гардарики назвал… чубушником. Вот на него запах похож.
— Моя дорогая мачеха знает толк, — усмехнулся Уолтер, вспоминая, зачем он здесь. — Слушай, нам надо уезжать.
— Ты сегодня до лестницы еле дошел, — напомнила ему Эльстер.
— Неважно. Мне не понравилось, что сказала Бекка — она знакома с Унфелихом, к тому же, чтобы вернуться в Кайзерстат ей нужно, чтобы нашли убийцу. Если они объединятся — Унфелих получит тебя и сможет арестовать меня. Бекка возвращается в Кайзерстат лазать по домам, Унфелих пишет отчет в уютном кабинете — все счастливы.
— Бекка… Она мне помогала, пока тебя не было, — растерянно пробормотала Эльстер. — Когда тебя арестовали… Бекка каждый день ходила к тюрьме. Она сначала все разнюхала, с кем-то познакомилась, сделала какие-то фотографии, кого-то шантажировала, с кем-то договаривалась, я какую-то побрякушку на взятку отдала… а я спать не могла. И есть. И вообще ни о чем думать, Бекка меня потом пожалела, заставляла есть. И какой-то гадостью поила, пахла как ваши наволочки в Вудчестере, но я после нее засыпала. Бекка вообще-то хорошая, хоть и злая на всех.
— Почему злая? — спросил Уолтер, садясь рядом и обнимая ее за плечи. Она привычно прижалась щекой к его плечу.
— Она в армии служила Утешительницей, когда последняя война была. Сказала, что знает про «Пташек». Сказала, что… у нее в общем были причины. Бекка мне помогла чем сумела, но я думала, тебя там пытают! — ее голос сорвался. — Каждый день… Бекка говорила, что это не так, но она врала — ей неоткуда было знать. И когда она тебя привела… ты бы видел свои вещи! Столько крови… Уолтер, если бы ты там из-за меня сидел — я бы сразу сдалась, правда! Только бы тебя отпустили… но Бекка сказала, что если я сдамся — тебя повесят, потому что ты станешь не нужен. Она не станет… а может быть и станет. Я не знаю. Я устала всех бояться, — прошептала она.
Уолтер не знал, что сказать. Он не обольщался насчет Бекки — Полуночница вряд ли отличалась особой принципиальностью, к тому же ей совершенно незачем жертвовать своими интересами ради посторонних людей. К Эльстер она явно не успела проникнуться теплыми чувствами. Но объяснять это он не хотел.
— А ведь это я во всем виновата, — зло сказала она, отстраняясь. — Знаешь, почему я к тебе пришла? Потому что думала, что это будет справедливо. Потому что ты мне что-то должен. Всегда одни проблемы были от мужчин с деньгами и положением… а теперь ты можешь без руки остаться.
— Все со мной будет в порядке…
— Не ври, я все видела! Если ты сохранишь руку — это будет чудо. Я думала, ты меня привезешь на Альбион, я пересижу в доме твоего отца, прикидываясь немой дурочкой, а потом сбегу и начну где-нибудь новую жизнь, когда меня искать перестанут. Вместо этого ты просидел в тюрьме и можешь узнать, каково это, когда в руке шестеренки крутятся. Так нечестно, Уолтер.
— Эльстер, я сам так решил. Ты же не думаешь, что я когда в это ввязывался не понимал, что делаю?
— Зачем тогда? Почему ты меня не выдал, сейчас бы все было хорошо…
— Я людей убивал в Лигеплаце, забыла? — улыбнулся он.
— А все из-за этого подонка Хампельмана! — неожиданно воскликнула Эльстер, вскакивая с кровати. — Старый ублюдок, у которого неожиданно проснулась совесть!
— Ты была с ним знакома? — Уолтер наблюдал, как она мечется по комнате, явно ища глазами что-то, что можно разбить.
— Я была знакома с Марией. Ты не знаешь, какая она была! Умная, сильная, злая! Такая красивая…
— Фрау Даверс говорила, что она была сумасшедшей, — напомнил Уолтер, окончательно переставший понимать, что происходит.
— Фрау Даверс очень много знает! Удивительно, как фрау Даверс вообще жива до сих пор с такой осведомленностью!
— Эльстер замерла посреди комнаты, бессильно опустив руки. — И как я жива — не знаю. Ты прав, мне надо бежать…
— Нам, Эльстер. Нам надо бежать, — напомнил Уолтер.
— Да, да, ты прав… Но ты же не сможешь… тебе плохо…
— У тебя есть живые деньги? — спросил он, наклоняясь и поднимая с пола трость.
— Да, есть… немного.
— Отлично. В таком случае завтра поздно вечером спустимся, наймем экипаж и поедем на вокзал. А оттуда… хочешь в Эгберт?
— Эгберт? Это откуда был герр Даверс?
— Да. Там много маленьких деревень и не любят людей с Альбиона.
— Но ты с Альбиона, — напомнила Эльстер.
— Да, и я там в розыске. Тебе есть куда собрать вещи? Эльстер, перестань метаться, иди сюда, — он старался говорить уверенно, но на самом деле перспектива ехать в Эгберт пугала. В деревне он, если что-то пойдет не так, точно потеряет руку — хорошие протезисты предпочитали крупные города.
Он взял Эльстер за рукав, заставил сесть рядом, заглянул ей в глаза и понял, что слова бесполезны. Потому что, хотя она и сохраняла остатки самообладания, во взгляде читались только отчаяние и истерический ужас.
— Я боюсь одна…
— Я не собираюсь тебя бросать, — спокойно сказал он. Уолтер по опыту знал, что человека легко заразить своим спокойствием и уверенностью. А в том, что Эльстер он бросать не собирается, Уолтер был уверен.
— Так неправильно. Я… Уолтер, это все, все из-за меня! Я должна дальше одна…
У Уолтера не было никаких правильных слов для ответа. Потому что Эльстер боялась не зря — они на самом деле подвергали друг друга опасности. Он был слишком слаб, чтобы ее защитить и не имел больше даже призрачной надежды на помощь отца. У Эльстер вообще ничего не было, кроме краденых украшений с фамильными вензелями Говардов и Скалигеров, и брошенного Беккой револьвера.
Зачем они нужны друг другу?
У него не было ответа на этот вопрос. И все же Уолтер знал, что не оставит Эльстер на Альбионе. И в Эгберте не оставит. И может быть, не оставит ее уже никогда.
Потому что Эльстер никогда не взяла бы у его отца чек, потому что у нее желтые птичьи глаза, темное прошлое и человеческое сердце. Потому что настал момент, когда все сомнения стали пустыми.
— Ты никому ничего не должна, — тихо сказал он.
В воздухе сгущался медовый запах духов, раскрывшихся нотами сердца — черным перцем и флердоранжем. От этой отравы Уолтер не знал противоядия и никогда не хотел его искать.
— Что тогда делать?
— Ехать в Эгберт. Вместе.
— Зачем? — спросила она, поднимая на него взгляд. Глаза у нее были уставшие, а под отчаянием и страхом явственно проступала обреченность. Потому что не было правильного ответа на этот вопрос.
Но Уолтер не стал его искать.
Ни у одной женщины не было таких обжигающе нежных губ. Пускай для целого мира она будет подделкой, созданной, чтобы сводить с ума — так лишаться рассудка Уолтер был готов снова и снова.
