Сынхун растворился вместе с Сэнди где-то в районе уборных. Чжунэ ушёл танцевать сразу с двумя. По его движениям замечалось, что он хмелеет. Сынюн повернулся к Чонгуку.

— А ты что? Не любишь такие тусовки?

— Да нет, просто ещё не пообвыкся. — Он постарался не выглядеть надзирателем, и расслаблено стоял с открытым взглядом, скачущим по головам без разбора. — А ты?

— Я не очень люблю. Но за компанию хожу. С компанией приятно так проводить время.

— Только, по-моему, они не сохраняют цельности нашего кружка, — улыбнулся Чонгук. Сынюн коротко посмеялся.

— Ну, если найти стоящее, то и я из этого кружка соскочу.

Чжунэ вернулся с двумя девицами, попросил ещё три одинаковых коктейля. Из уборных вернулся Сынхун, застёгивающий вторую сверху пуговицу на цветной рубашке и механически приглаживая волосы. Сэнди позади него одёргивала подол. Чтобы не выделяться, Чонгук сдался и согласился выйти на танцпол с какой-то девчонкой, тесно прижимавшейся к нему не то из-за недостатка места вокруг, не то из-за недостатка стыда в себе. Она попыталась добиться от него чего-то на неизвестном ему языке — скорее всего, что-то из коренных, туземных диалектов, — но он только мотал головой. Девушка перешла на неплохой английский, но Чонгук изобразил, что очень плохо его знает, и вернулся к бару. Чжунэ снова не было, он продолжал обтираться о двух соблазнительниц под не слишком мелодичную музыку. Сынюн всё ещё попивал свой чай, а Сынхун осматривал публику своим узким прищуром, снабжённым усилителем яркости, чёткости и контрастов под названием «спиртное».

- Что, не срослось? — спросил Сынюн у Чонгука.

- Да, я не понял ни слова, что она говорила. Не владею местными наречиями…

- Да, это одна из проблем Сингапура. Никогда не знаешь, на кого напорешься.

- А где Сэнди? — спросил Чонгук у Сынхуна.

- Вышла позвонить кому-то, — пожал он плечами и, когда к нему подошла полуобнажённая в своём дискотечном наряде азиатка, был с лёгкостью уведён от бара в толчею танцующих.

Золотой понаблюдал за ним некоторое время. Парень отлично двигался, несмотря на высокий рост. Обычно высокие весьма нескладны, не очень гибкие и смешно смотрятся при попытке демонстрировать пластику, как их Рэпмон, но у Сынхуна такой проблемы не было. Чонгук отвлёкся и обратился к неизменно стоявшему у бара дракону:

— А чем ты занимаешься?

— В смысле, где работаю? — повернулся к нему Сынюн и с иронией сказал: — Занимаемся-то мы все здесь ясно чем. Мы называем это «бизнес», что бы мы ни делали — это бизнес, неважно, легальный или нет. Зачем уточнять? В своих кругах все всё понимают. Ты тоже теперь участник одного большого бизнеса. А работаю я в Таможенном Управлении Сингапура, в руководстве. Ну, знаешь, слежу, чтобы всё не декларированное и незаконно провезённое попадало к драконам, а не на утилизацию.

— А как на это реагируют власти?

— Я представитель власти, — улыбнулся Сынюн. — И я на это реагирую положительно. А ты чем в Сеуле занимаешься?

— Да я в основном дерусь. С образованием у меня как-то не сложилось.

— А-а… физическое подкрепление в наши ряды? Это очень хорошо. Одним умом дров не нарубишь, даже если знаешь, как держать топор и класть бревно.

Чжунэ снова вернулся за тремя коктейлями. Чонгуку хотелось сказать ему «хватит», но что-то его остановило. Он же ему не нянька, хочет напиться — пускай. Вырванный из беседы, золотой нашёл глазами Сынхуна. Он целовался с незнакомкой, но, было ощущение, что он тоже уже танцует с двумя, как Чжунэ, слишком близко к нему прижимались обе вертящиеся возле девицы. Так и оказалось. Вот он целуется с первой неизвестной, а вот уже со второй. В сцене появилась Сэнди. Чонгук невольно втянул голову в плечи, хотя стоял метрах в пяти от них. Сынхун получил пощёчину, чей звук не пробился сквозь музыку. Сэнди ушла. Сынхун снова целует первую неизвестную. Сынхун снова целует вторую неизвестную. Золотой тряхнул головой и, проморгавшись, отвернулся к бару, попросив ещё стаканчик рома с колой. Сынюн тоже видел всю разыгравшуюся картину, и глухо ухмыльнулся.

— Вот постоянно так происходит.

— Даже когда возвращается его девушка?

— Ты думаешь, она у него всегда одна и та же? С нынешней он месяц, кажется.

— А Сынхун тоже в управлении каком-нибудь работает?

— Нет, он участвует в родительском бизнесе, — Сынюн вспомнил свои же слова и, смущенно улыбнувшись, исправился: — В смысле, его семья — чеболи, у них торговля, настоящая, самая обыкновенная, правда, в огромных масштабах. Здесь, в Индонезии, на Филиппинах, в Корее, само собой. Они тут почти не бывают, вот Сынхун и кочевряжится, как вздумается.

— Ясно, в общем, за ним никогда никто не приглядывал и подобный образ жизни стал для него нормой. Он один в семье?

— Ты не знаешь? — приподнял брови Сынюн. — Ах, ну да, ты же новенький… Да там вся семейка не в ладах. У них деловые отношения, а не родственные. Старшая сестра… благодаря ей Сынхун на хорошем счету у Джиёна. Но ей до младшего брата тоже дела нет.

— А кто она? — Рядом шумно и как-то пространственно ощутимо плюхнулись тела, и Чонгук, поглядев, обнаружил спутниц Чжунэ, но самого парня с ними не было. Молниеносно обведя глазами всё помещение клуба, золотой увидел удаляющийся в сторону выхода силуэт молодого дракона. — Простите, я сейчас…

Чонгук испугался, что тот захочет сбежать, или приготовил ловушку, заманив врага в злачное место и оставив куче драконов на расправу. Мыслей и версий пронеслось много, но Гук сумел догнать Чжунэ быстрее, чем рассчитывал, когда тот вывалился из «Убежища», пьяный и покачивающийся.

— Эй! — окликнул его золотой. Тот выпрямил спину, словно в него вклинился не возглас, а пуля. Помешкав, он опять слегка ссутулился и, шатаясь, побрёл в закоулок потемнее, опираясь одной рукой о стену, чтобы не врезаться в неё при сильных заносах. — Эй, ты далеко?

— Отвали! — гаркнул Чжунэ, продолжая брести. Чонгук медленно пошёл за ним.

— Перепил?

— Отвали, тебе сказано! — Парень замолчал, но преследование не оставил. Минут пять они бесцельно удалялись от клуба, пока Чжунэ не нашёл тень под кронами деревьев, куда не попадал свет фонарей. За живой изгородью проезжали автомобили, но им было не видно прислонившегося к до сих пор не остывшей после дня, нагретой солнцем стене Чжунэ. Он закрыл глаза и вкопался. Чонгук стоял рядом, держа руки скрещенными на груди. Казалось бы, одно поколение, они оба примерно ровесники, но ощущение, что он взрослый мужчина, а перед ним взбалмошный мальчик. Возраст совсем не зависит от календаря, как и зрелость. Зрелость — это осознанность, даже не опыт. Возможно, у Чжунэ хватает опыта, немного в других сферах, но хватает. Однако это не помогает ему вырваться из какой-то подростковой безответственности и неприкаянности.

— Всё в порядке? — попробовал ещё раз Чонгук.

— Нет, блядь! — Чжунэ резко открыл глаза и яростно впился ими в золотого. — Нет, не в порядке! Как может быть в порядке? Я, блядь, человека убил, понимаешь?! Это я пришиб этого докторишку, которого ты вспомнил, я! — проорав, молодой человек сполз на корточки и спрятался в коленях, накрытых руками. Не ожидавший этого нетрезвого прорыва, Гук приблизился и тихо сел совсем рядом.

— Ты первый раз убил? — Чжунэ не шевельнулся, не поднимая лица. — Первый раз всегда трудно, согласен. Потом привыкаешь, потом уже пофиг.

— Если… если бы в драке, понимаешь? — наконец, вылез из укрытия взор дракона. Он не мог себе позволить рыдать, как баба, хотя видно было, что изнутри его душат слёзы. Они уже стояли в глазах, но не проливались. — Ладно в пылу кого-то замочить, но не вот так подкрасться и прикончить, рехнуться можно, господи, мне снится его лицо, как мне от него избавиться?! — Чжунэ начал раскачиваться, но остановился. Остекленевший взор уставился в никуда. В голове вертелся кошмар, который он пережил, но который имидж, бравада и гордость не давали из себя вырвать. Они с друзьями решили, что свидетеля нужно убрать, а нанимать кого-то для грязной работы — это заняло бы время, да и породило бы одного свидетеля взамен другого. Чжунэ вызвался сам, он не думал, что ему это трудно дастся. Он же дракон! Им всё ни по чём. Он никогда не думал, что живые люди могут быть такими пугающими, когда ты их убиваешь. Он никогда не думал, что смерть — это так отвратительно и неприглядно, что это не миг и забытье, а судороги, боль, страх, и самая ненавистная надежда в гаснущих глазах, какую он когда-либо видел, надежда на то, что ты выживешь, и всё обойдётся. Безнадежная надежда, когда ни один довод не может послужить защитой, умилостивить и отменить приговор. Это ужас, вящий ужас. Чжунэ показалось, что часть души того мужчины вселилась в него, а часть его собственной души умерла с ним. Есть мнение, что убийца и жертва остаются связанными навеки. Молодой человек не отказался бы от пары сеансов у психиатра, чтобы извлечь из себя подобие призрака, рисующего в ночные часы белёсую пелену на зрачках трупа, отвердевшие пальцы и синюшную кожу, расползающуюся из-под удавки. Страх и гнусное воспоминание порождали сны с окровавленными руками, хотя никакой крови пролито не было.