Уже стемнело, и они, неплохо набравшиеся, лежали без света, уставившись в потолок, каждый на своей постели, разделяемые проходом с тумбочкой.

— Вернёмся к девушкам, — чётко и звонко сказал золотой, нарушив тишину. Они обсудили и футбол, и бокс, и фильмы, и даже отношение к глобализации и терроризму, после чего взяли перерыв. И вот, он кончился.

— Опять ты за своё!

— Я понял, наконец. Ты боишься быть отвергнутым, поэтому ни к кому сам не подкатываешь.

— Ничего я не боюсь!

— Боишься. Твоя репутация красавца держится на том, что ты потребляешь только изначально согласное. А если попытаешься проверить среди других, то обнаружишь, что там не производишь привычного эффекта. И это тебя страшит. Ты очень неуверенный в глубине души, и отказ тебя травмирует.

— Хватит бредить, я адекватный и понимаю, что всем мил не будешь.

— Но убеждаться в этом не хочется?

— А тебе не приходило в голову, что можно прийти в супермаркет, и понять, что абсолютно без разницы, что есть? Лишь бы не гадость какую-нибудь, а так — всё равно.

Чонгук услышал возвращение своей же метафоры и, изумившись, перевернулся на бок.

— Я думал, что такое бывает только в состоянии крайнего голода, но тебе оно явно незнакомо.

— Нет, представь себе, бывают люди, у которых просто нет любимой пищи.

— Потому что ты запросто её получаешь, сразу готовую, сделанную кем-то другим. А если бы ты научился готовить сам, и познал разницу между быстрым и долгим приготовлением…

— Ну, начинается, теперь я ещё в повара должен податься?

— Я всё ещё намекаю на то, что нужно самому добиваться девушек…

— Да понял я! Не дебил. Твоими же аллегориями с тобой говорю. Умник, блин, — проворчал Чжунэ. Полежав без слов, он негромко задал вопрос: — А у самого-то есть любимая? Еда.

— Нет. Мне не по статусу любить… еду. Вдруг кто другой сожрёт?

— И что же… голодаешь?

— Ну… регулярно пощусь.

— Не приветствую воздержание в чём-либо. Жизнь одна, если ограничивать себя в ней, то когда же наслаждаться и пробовать все радости?

— Если жить в радостях — они станут буднями. После воздержания всегда всё ярче, интереснее, вкуснее. Лучше реже, да лучше, чем чаще, да хуже.

— А я всё жду, что ты сейчас Хайяма вспомнишь с его «лучше быть голодным, чем что попало есть».

— Ты читал Хайяма?

— Представь! Я не такой простофиля, как ты думаешь.

— Я не думаю, что ты простофиля, но мне кажется, что ты мог бы быть лучше, чем есть.

— Для кого и чего? Чонвон, у меня обеспеченная жизнь, есть друзья, есть деньги, есть секс. Для чего мне становиться лучше?

— Для самого себя.

— Я сам себя устраиваю.

— И ты абсолютно счастлив? — Чонгук ждал, что Чжунэ в очередной раз наспех что-нибудь ляпнет, пошлёт, обзовётся, ответит вопросом же, но повисла новая тишина. Дракон не нарушал её так долго, что оба почти забыли, на чём застопорился диалог.

— Слушай, — надумал Чжунэ заговорить, так и не дав ответа, — а ведь трус-то ты, а не я. Это ты не хочешь иметь любимую еду, потому что страшишься бояться за неё.

— Возможно, — не стал спорить Чонгук. — Но я хотя бы способен отпустить страх и окунуться в это, просто не даю себе это сделать, а ты… мне кажется, что ты и не мог бы полюбить, добиваться, добиться…

— Я? Не мог бы? Пф! — хмыкнул Чжунэ, завертевшись в темноте. — Была бы достойная кандидатура…

— Трудно заметить достойную, когда ты их вообще не рассматриваешь.

— Не рассматриваю — это не значит, что в упор не вижу.

— Так что, какая-то на примете всё-таки есть?

— Ну нет, так, иногда попадаются привлекательные, такие, вдувательные, знаешь.

— Но они не подходят первыми, и ты не шевелишься?

— Ну да.

— Лень?

— Имидж.

— А-а, ясно. Святое, — с сарказмом поддел Чонгук. — Имидж зажравшегося козла, конечно, именно то, над чем стоит трястись. А то ещё примут за нормального парня…

— Кому нужны нормальные парни? Все тёлки хотят козлов, Вон, скажи, что не считаешь так?

— Считаю. Да, ты прав. Тёлки хотят козлов, Чжунэ. А девушки — нормальных парней. Теперь пазл сошёлся, спасибо.

— Пошёл ты!

— И тебе сладких снов, — пожелал Чонгук, переворачиваясь на другой бок. Что за дуралей! Вроде есть зерно здравомыслия в мозгах, но используется странно, перемалываясь в гордыню и эгоизм. Однако, ради друга Чжунэ пошёл на сделку с совестью, на убийство, приехал сюда, рискуя собой. Ради близких он на многое готов, забывая и о трусости, и о гордости. Его можно было бы переманить на сторону добра — золотых, только тут печеньками не обойдёшься, нужно что-то весомое. Найти бы ему девушку хорошую, такую, которая бы крышу ему сорвала, но при этом была бы порядочная, умная, справедливая. Да где такую взять? Нашлась бы такая, Чонгук бы сам влюбился, пожалуй, а то хорошие-то попадаются, а вот такая, чтобы крышу снесло — нет.

Рядом слышалось похрапывание, и Гук сам задрёмывал, но неудовлетворение от очередного прожитого дня мешало спать, несмотря на выпитое. Нервы не расслабились, разум отказывался отдыхать. Всё в голове рубилось мелко в какой-то салат: драконы, Сингапур, Элия, девушки, зло, добро, Аяксы, ложь, правда, Джиён, Сынхён, золотые, бесконечное море вокруг, пальмы, вино, дискотеки, Сынхун и Сынюн, Раффлс, «Убежище»… Чонгук сел, дотянувшись до пульта от кондиционера и добавив прохлады. Налив себе воды в бокал, который забыл помыть перед сном от виски, парень подошёл к окну. За ним простирался город-государство, весь в огнях, миллионы фонарей и лампочек, ночная суета, пьянки, гулянки, приезжие, уезжающие, шумные тротуары с компаниями, идеальные дороги, набережные в иллюминации и вывесках своих круглосуточных заведений. И только Сингапурский пролив, чёрный и безучастный, бездушный, глубокий и пугающий, как сам Дракон. Чонгук замер, озарённый. Пролив! Джиён… завтра… не только завтра, но и регулярно плавает на своей яхте. Яхта! Она выходит в пролив. Аяксы всегда остаются на берегу и стерегут его тут. А в проливе нет камер, нет слежки, ничего нет, никаких свидетелей и любопытных, там, отплывая на приличное расстояние, можно делать что угодно, с кем угодно, прятать кого угодно. Как он сразу не подумал об этом! Чонгук вмиг протрезвел, хотя и не пьянел до той степени, до какой набрался Чжунэ. Поднесясь к выключателю, он зажёг свет. Спящий некоторое время не реагировал, но потом, заворочавшись, недовольно пожаловался:

— Что случилось? Погаси!

— Погашу, чуть позже. — Чонгук набрал в мобильном интернете поиск карты Сингапура и, когда она, интерактивная, загрузилась, с предвкушением победы углубился в изучение акватории этого государства.

____________________________

Примечания:

* жареные побеги бамбука, завёрнутые в блинчики

**coup — удар, толчок, пинок (франц. яз.), произносится как «ку».

***разрешите войти, месье Удар? (франц. яз.)

**** мerci beaucoup — спасибо большое (франц. яз.), но если произносить членораздельно, как это сделал Сынхён, то получится игра слов «спасибо, красивый (beau) удар (coup)», или же "спасибо, красивый Ку"

***** Сингапурский слинг — легендарный коктейль, рецепт которого изобрёл именно бармен Раффлс-отеля примерно в 1910–1915 гг.

Почти до самого рассвета, отходя, чтобы умыться, натирая краснеющие от усталости и напряжения глаза, Чонгук штудировал многочисленные сайты и ссылки, подыскивая подходящее для укрывания Элии место. На яхте плавают туда, куда не приведёт дорога. Остров. Это несомненно один из островов Сингапура, но соответствующий запрос выдал список в пятьдесят наименований, плюс примерно десять искусственных земляных насыпей. Крупные и связанные мостами острова золотой отсёк и, перелопатив такой массив информации, какой не исследовал за весь последний год, определился и вывел некую формулу, по которой отобрал подходящие клочки суши. Конечно, ничего не мешало Джиёну спрятать Элию в какой-нибудь подвал чего-нибудь отвратительного, вроде нижнего борделя (ещё не видя его, Чонгук предполагал, что место не радует глаз находящихся там), но начиная примерно угадывать характер Дракона, пронаблюдав ту руку в перстнях, держащую сигарету, парень не поставил бы на то, что Джиён станет помещать кого-либо, кто ему нужен и к кому приходится ездить туда, где ему неприятно было бы находиться самому. Даже если это пятиминутные встречи, королю маленького государства захочется эстетического комфорта и лазурного пляжа в обозреваемой близости, а не потных портовых грузчиков и заводских труб среди запаха нефти и промасленных танкеров. Поэтому большинство искусственных островов отмелось сразу, они предназначались для промышленных нужд, максимум, для нелегальной торговли.