Несмотря на то, что я продолжал ощущать вину за свою слабость, мне стало немного легче от того, что все остались живи.

Я думал о словах Ямадо и ментально соглашался с ними. Однако мои чувства были диаметрально противоположными. Простить себе то, что случилось с самураем, было очень трудно. Мой план подвел — и это была моя вина. Она давила и угнетала. Убежать из-под этого пресса было очень трудно.

За вечерним столом, на котором отсутствовали Ямадо и Спартак, ощущалось напряжение. Все мы прекрасно понимали, что к подобным обстоятельствам оказались не готовы. Это все было непросто. Чудовища обрушились на нас, как снежная лавина. Предпосылок совсем не было, потому этот удар сильно пошатнул настрой гильдии. В тренировках все, казалось, намного проще, но на практике выяснилось, что наших сил все еще было недостаточно, чтобы обходиться без потереть. И даже несмотря на то, что никто не умер, меня терзали мысли о судьбе самурая.

Почему все это происходило? Что это за игра такая? Это так называемая виртуальная сублимация?!

К черту! К черту! К черту все это!

Где мы оказались?! Почему нельзя вернуться обратно?! Что для этого нужно сделать?!

Я вышел подышать свежим воздухом и отправился к реке.

Сидя на берегу, я вспоминал бурлящую в ту ночь силу. Это было второе ее проявление. Ненависть и злоба, вызывающие у меня приступы радости, были так похожи и не похожи на все то, что я испытывал раньше. Это чувство притягивало и отталкивало одновременно. Однако отчетливее всего я ощущал страх перед чем-то неизвестным и темным что, казалось, постепенно проникало внутрь меня.

Что это за сила? Что значат все эти сны? Как это все связано?

Были и другие мысли. Убийства, множество убийств. В ахинее и панике я совершал их неосознанно и необходимо для спасения своей шкуры. Я проливал кровь. Пока это были не люди, а чудовища, но я чувствовал, наступит момент, когда мой меч обратится против человека.

Что тогда? Что будет значить убийство другого человека в этом мире?

— Ужасно выглядишь, Поднебесный.

Ко мне подошла Регер. Она впервые после нашей первой встречи показалась в маске.

— Регер… — жалко я взглянул на свою пассию.

— А что? — девушка сняла маску и присела рядом. — Ты надеялся увидеть кого-нибудь другого? Сочувствую, но нет. Это всего лишь я.

Я натянуто улыбнулся.

Откровенного говоря, я был несказанно рад видеть Регер. Одиночество никогда не нравилось мне. Особенно тем, что имело свойство притягивать тяжелые мысли. С Агатой я чувствовал себя всегда хорошо. Она понимала меня как никто другой, пускай и проявляла свою заботу очень нетипичным образом.

— Ты был бледен за столом. И сейчас тоже. Мне уйти?

— А ты уйдешь?

— Нет. Мне нравится тебя мучить, Поднебесный.

— Я заметил.

— Знаешь, — Регер говорила тихо, немного неуверенно, — я завидую тебе.

— Завидуешь?

— Да, — кивнула Ада. — Завидую.

— И почему же?

— А ты никому не расскажешь? Боюсь, это секретная информация.

В игривости Регер чувствовалась родная теплота.

— Секретная? — решив подыграть любимой, украдкой переспросил я. — Не расскажу.

— Меня к тебе направили. Я посланец.

— Посланец?

— Угу-угу, — кивнула Агата.

— И что за послание Вы мне принесли?

— А я не знаю, — Ада поджала губы. — Этого мне не уточняли.

В конце концов, мне не удалось сдержать смех. Ее умение притворяться инфантильной девчушкой всегда забавляло меня.

— Зачем она тебе? — я взял примереть маску.

Я специально задал ответвленный вопрос. Агата любила тянуть диалоги, вытягивать инициативу из собеседника. На этом ментальном поле брани она была и провокаторам, и защищающимся. И мне это было хорошо известно. Регер хотела, чтобы я был самым заинтересованным лицом, чтобы единолично спрашивал и интересовался. Понимая данные обстоятельства, я атаковал несвязным вопрос, делая вид, будто нераскрытая тема меня совсем не интересовала.

— Нравится, — ответила Регер.

Односложные ответы — это был конек моей возлюбленной, ее особая тактика. С теми, кому важна симметрия в диалоге, такой подход не работал. Но я был другим. Регер всецело отдавалась мне. «Делай, что хочешь, — негласно провозглашала она, — а я буду реагировать». Общаясь с Агатой, нужно было уметь выстроить диалог таким образом, чтобы ее реакции приносили удовольствие — вот секрет общения с этой чудной девушкой. Регер была подобна лире, задевая струны которой, я получал звук. Мелодия и ее качество, в таком случае, полностью зависели от меня.

— Вот как… — я взглянул на Агату. — Ну не тяни уже! Кто же подослал тебя ко мне?

Правда, в конце концов, я всегда сдавался. Немного подразнив свою пассию, я самостоятельно цеплялся на ее крючок. Мне нравилось дарить ей эти победы. Осознание того, что Регер могла чувствовать мою глубокую заинтересованность в ней, радовало меня.

— Ты что, — девушка покачала головой, — хочешь, чтобы я выдала тебе конфиденциальную информацию?

— Хочу!

— А что мне за это будет?

— А чего ты хочешь?

— Нет-нет, — помахала пальцем Агата. — Так не пойдет, Поднебесный. Ты предлагай.

Я ухмыльнулся и задумался. Идея пришла ко мне довольно быстро.

— Давай я поцелую тебя?

— А ты хочешь?

— Не знаю даже… Конечно хочу! Но это случится не сейчас. Думаю, найдется более подходящий момент.

Стук от бушующего сердца отдавал в голову. Мое предложение вызывало дикое, но приятное волнение. О поцелуе с Агатой я мог только грезить, но теперь, когда мы оказались вместе, эта мечта могла осуществиться.

Нет! Она обязана осуществиться!

— Ну, Поднебесный, заставить тебя я не могу.

— Ну и? — с долей легкой пошлости во взгляде посмотрел я на свою пассию. — Ты — то хочешь?

— Не знаю.

Руки девушки немного дрожали, взгляд бегал, а щеки побагровели — и этим все было сказано.

— Все же… Кто направил-то? Не скажешь?

— Скажу-скажу, лишь бы еще какую глупость не предложил, — Регер сделала глубокий вдох. — Никто. Не знала просто, что сказать.

— А про зависть? Тоже тактический ход?

— Нет. Это правда. Но это не плохая зависть.

— Расскажешь?

— А ты хочешь?

— Угу, — кивнул я.

— Все беспокоятся о тебе.

Регер трудно давалось выражать свои чувства. Однако мне много и не нужно было.

— И ты тоже?

— Не скажу.

— Нечего завидовать. О тебе тоже беспокоятся. Конечно, — почесал я затылок, — может, не все, но кое-кто уж точно.

— Не знаю таких.

— О нет! Еще как знаешь!

— Нет, не знаю.

— У-у-у, — покачал я головой. — А как же я?

— А разве ты беспокоишься обо мне? — Регер кинула в меня хитрый взгляд.

— Беспокоюсь.

— Зачем?

— Люблю тебя.

Внутри бушевал настоящий пожар — огненный вихрь моих к Аде чувств. Сколько не говори ей «люблю», а каждый раз — как первый.

— Дурак ты, Поднебесный. Глупостями всякими занимаешься.

— Нет, не глупостями, а самыми важными делами.

— Не спорь со мной, Поднебесный.

— Буду!

— Говорю же, дурак.

Я, в который раз улыбнувшись, счастливо откинулся и засмотрелся на луну.

— Что — то случилось? Тебе нехорошо?

— Да, случилось. Но что-то хорошее, очень хорошее.

— И что же?

— А вот не скажу.

Девушка промолчала. Другого я и не ожидал. Регер не была такой настырной, как я. Мне было достаточно ее заботы. Заботы в ее поведении, в том, что она сидела рядом со мной и старалась отвлечь от тяжелых дум.

Мы разговорились. Вновь вспоминали прошлое, наши посиделки в голосовых чатах. Это было прекрасное время.

Я и удивлялся, и восхищался Агатой. Она оставалась неколебимой. Ее бесстрашие вселяло надежду и уверенность. Я сильно изумился, когда Регер подтвердила слова Руди о том, что в ту ночь она отбивалась сама. Моя возлюбленная была такой сильной…

Возвращаясь в трактир, мы наткнулись на Спартака.

— Я пойду, — Регер покинула меня.