«Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя»

Ф. Ницше

Прежде чем я начну рассказывать свою историю, мне хотелось бы сказать несколько слов о себе.

Сколько себя помню, внутри меня всегда бушевали три противоборствующие силы. И каждая из них желала покровительствовать надо мной единолично. Однако, то ли судьба решила немного подшутить, то ли так оно в жизни и должно быть, но каждая из сторон была обязательно зависимой от двух других и выходило, что в хаосе и неразберихе они формировали единое целое — меня.

Первая — рациональность, двигала меня везде и во всем искать причинность и закономерность. Вторая — ненависть, направляла меня порицать все, что противоречило моей жизненной философии. И третья — жалость, обрекала меня на любовь, доброту и сочувствие к людям.

Я ненавижу людей. Ненавижу за то, что они создали мир, в котором почти никто не старается понять жизнь, но каждый непременно гонится за удовлетворением индивидуальной потребности.

Мне жаль людей. Жаль людей потому, что в погоне за индивидуальным, они жертвуют желанием, мнением, имуществом и, порой, жизнью друг друга.

«Человек должен исчезнуть» — так говорит рациональность.

Я всегда боялся зайти слишком далеко, совершить ошибку, которую уже не смогу исправить. И вот я стоял перед выбором, не понимая, как должен поступить.

Пять месяцев назад было принято решение — измениться. Я хотел забыть свою прошлую жизнь, я старался и делал всевозможное, чтобы больше не возвращаться назад, вот только бороться с самим самом куда труднее, чем я ожидал.

У меня свело зубы, тело вскипало от ярости, все мое нутро вопило. Руки сжались в кулаки в ожидании заключительного слова моей головы.

Да пошло все к черту!

Удар!

Пошатнувшись от удара, Влад, мой одноклассник, упал на землю. Плененный гневом, я бросился добивать ублюдка. Его искривившееся лицо, преисполненное непониманием, болью и страхом, было лучшей картиной на сегодня.

Да… Это жгучее чувство внутри, разжигающее мою душу, наполняющее ее яростью, — как же я скучал по нему! Ничего мне не доставляло удовольствие так, как издевательства над людьми!

Я знал, хороших людей не бывает. Все люди — ублюдки. Степень ублюдочности определяется поступками. Влад был ублюдком, который точно заслуживал наказания. И вот оно настигло его. Наблюдая за его выходками со стороны, в глубине своей души я молил судьбу и надеялся, что когда-нибудь с ним произойдет какое-нибудь несчастье, но, не дождавшись кармического наказания, я сам сорвался выступить палачом этого ублюдка.

Однако все не было столь просто.

Постой, Поднебесный…. Что ты такое несешь? Что ты делаешь? Не ты ли обещал себе измениться? Не ты ли поклялся давать отпор чувствам и никогда больше не позволять встать ненависти над тобой? Неужели ты все так быстро забыл?

Отвращение пожрало ярость. Отвращение к самому себе.

Я оглянулся. Одноклассники стояли над нами, тихо переговариваясь. В их жадных глазах таилось желание видеть продолжение, они хотели больше шоу, больше насилия и шока. Лишь только когда я сам был готов встать с отключившегося Влада, они решили оттащить меня от потерпевшего, делая вид, будто пытаются помочь ему.

Лживые ублюдки…

Наконец к неподвижно лежащему на полу спортивного зала Владу подбежал физрук, который до этого безучастно отстаивался в сторонке. Оскаленно посмотрев в мою сторону, он скомандовал двум парням отнести моего одноклассника в медпункт. Когда парни утащили Влада, физрук подошел ко мне и начал сценично кричать.

Мне было все равно. Никто не смог бы отчитать меня сильнее, чем я сам. Меня тяготила вина за то, что я сорвался на Влада. В моих глазах он был ублюдком и мне правда казалось, что он заслуживал наказания… Но… Но это все бессмысленно! Мой поступок никак не мог повлиять на поведение Влада!

В самом деле, что проку винить Влада? Он рос с соответствующими понятиями, навязанными ему его окружением, а его окружению — окружением иного порядка.

В мире нет единичной вины. Люди могут сколько угодно обвинять конкретную личность, но пользы от этого будет мало. Нет вины убийцы, насильника или вора, но есть общественная вина: каждый злодей — злодей лишь потому, что общество позволило ему таким стать, а если быть точнее — люди сами воспитывают преступников. Общество будет пополняться девиантами до тех пор, пока в его основании будет сохраняться принцип индивидуализма.

Люди не рождаются злыми или добрыми. Ребенок подобен чистому листу, на котором окружение оставляет свой отпечаток. Кто-то будет воспитан гениальным математиком, кто-то учителем, медработником, слесарем, а кто-то карманником, насильником, убийцей.

Если обвиняющий в преступлении потрудится проследовать по причинам, которые привели преступника к его девиантному поведению, то он сможет обнаружить, они всегда находились в людях вокруг: в одноклассниках, которые издевались, в отце, который избивал, в матери-алкоголичке, которая осаждала обвинениями. Однако эти общественные элементы, окружающие девианта, также были подвержены насилию со стороны своего окружения. Возможно болен не каждый, но болезнь будет распространяться, покуда каждый не станет бороться с ней. До тех пор, пока каждый будет озадачен лишь собой, он будет страдать от окружающих и сам причинять им боль — даже своим бездействием.

Один человек не должен быть обвиняем в том, что его воспитали девиантом. Вина за это ложится на каждого из нас.

Понимая данные обстоятельства, я, бешенная псина, все равно срывался на других людей.

Я запутался и потерялся в своей ненависти. Я ненавижу всех, и, в то же время, мне жаль всех. Как я должен поступать? Что должен делать?

В попытках противостоять себе, я начал новую жизнь, однако вновь сорвался и дал волю своей ярости.

Выслушав получасовую лекцию от классного руководителя, я отправился досиживать оставшиеся занятия. Они пролетели невероятно быстро.

Влад оклемался еще до приезда скорой. Врачи диагностировали ему доброкачественный обморок, обусловленный испугом. Мне повезло. Но что, если бы я мог нанести Владу необратимый вред? Что, если бы я убил его?

Я всегда боялся зайти слишком далеко, совершить ошибку, которую мне не исправить, и я чувствовал, что когда-нибудь моя ненависть заведет меня за черту.

Выйдя из лицея, в который я недавно поступил, начиная жизнь с чистого листа, я вяло поплелся в сторону ближайшей остановки. На пути меня поджидал одноклассник Денис с прижившейся в нашем классе кличкой Пингвин. Ее придумал Влад, заметив на первом занятии по физкультуре чудаковатый бег Дениса. Кличка хорошо разошлась. Не успел коллектив нашего класса должным образом сформироваться с начала учебного года, как все уже знали, кого стоит называть Пингвином. Меня до одури это раздражало. Каждая сучка и каждый ублюдок считали своим долгом подшутить касательно прозвища Дениса. Терпеть это издевательство над порядочным парнем было трудно. К этому дню я не хотел разжигать конфликт и доказывать что-либо, а потому просто-напросто отмалчивался в стороне, надеясь, что когда-нибудь эти издевательства прекратятся.

— Спасибо тебе, — виновато взглянул на меня Денис.

— Да не за что, — прошел я мимо.

К чему была эта благодарность? Он подумал, что я вступился за него? Очередная глупая шутка Влада просто стала последней каплей. Нет ничего благородного в моем поступке, ведь я только и сделал, что спустил своего внутреннего Цербера позабавиться.

Стоило мне попасть домой, как меня встретила рассерженная мать.

— Классный руководитель звонил! — угрожающе сообщила она мне.

Я промолчал, не зная, что должен сказать. Скинув с себя верхнюю одежду и обувь, я молча направился к себе в комнату.