Гастон почесал бороду и пожалел, что он не дома, в Галле. Тайком от своего благородного кузена он написал письмо отцу Констанции д’Эво, графу д’Эво, попросив ее руки. Возможно, совсем скоро ему придется вернуться домой, чтобы жениться на ней. А оказавшись как можно дальше от бесконечной погони за славой своего брата, он уложит жену в постель, опустит полог и проведет остаток жизни...

Перед его внутренним взором возник образ Констанции, погружающейся в ледяные воды озера. Недаром все трубадуры пели, что истинная любовь — страстная любовь — делает человека настоящим героем, и Гастон был вынужден признать, что воспоминание о ее обнаженном теле, готовом к прыжку...

— Стоять! — крикнул его кузен.

Выдернутый из грез граф Э увидел, что верховые королевские егеря захватили двух охотников. Молодые люди кипели от негодования за спинами своих пленителей. У старшего на запястье сидел ястреб.

— Кто дал вам право разъезжать вооруженными по Джарсею? — осведомился старший.

Капталь де Рут улыбнулся, словно святой на картине:

— Король.

— Лучше отправьте гонца за разрешением от моего дяди. — С юношеским высокомерием охотник подался вперед. — Вы тот самый чужеземец, да? Де Вральи? Вероятно, вам незнакомы наши порядки...

Лицо Жана де Вральи побагровело.

— Замолкни, мальчишка, — приказал он.

Но в ответ получил лишь смех.

— Это Альба, сэр, а не Галле. Теперь, — произнес юнец, глядя на королевских егерей по обе стороны от себя, — попрошу вас приказать этим замечательным людям отпустить меня, чтобы я смог вернуться к охоте.

— Повесьте его, — велел де Вральи егерям.

Старший из егерей, одетый в королевскую ливрею, заартачился.

— Милорд? — переспросил он.

— Вы меня слышали.

Гастон пришпорил своего коня.

— Троньте хоть один волос на моей голове, и мой дядя зажарит вас живьем, засунув ваш же хрен вам в рот, — огрызнулся парнишка с ястребом. — Кто этот сумасшедший?

— Вот это дерзость! Каков наглец! Повесьте его, — повторил де Вральи.

Егерь в ливрее глубоко вздохнул и выставил руку, сдерживая своих спутников.

— Нет, милорд. Только не без суда и надлежащего разбирательства.

— Я командующий короля в Джарсее! — взревел галлейский рыцарь. Гастон взял коня своего кузена под уздцы. — И он оскорбил меня! Что ж, хорошо, я вижу, куда вы клоните. Вы молоды, и у вас есть меч. Я окажу вам честь, предположив, что вы умеете им пользоваться. Я вызываю вас на дуэль. Вы оскорбили меня и задели мою честь, я не смогу жить дальше, не стерев этого пятна.

Юнец с ястребом вдруг осознал всю опасность сложившейся ситуации, и его лицо покрылось красно-белыми пятнами от страха.

— Я не хочу сражаться с вами. Я хочу домой.

Де Вральи спешился.

— Раз вы настолько глупы, что разъезжаете повсюду без доспехов, я сниму свои. Оруженосец! — позвал он.

На его зов явился Стефан и двое пажей с повозкой, и с капталя начали снимать доспехи: сперва латные рукавицы, затем наплечники, наручи, нагрудник с наспинником, сабатоны и, наконец, двухстворчатые наголенники.

Юнец с ястребом тоже спешился. Его спутник, очевидно, слуга, что-то прошептал ему.

— Да пошел он, — отмахнулся племянник графа. — Я не трус, да и меч у меня не какой-то прутик.

Гастон попытался усмирить своего упрямого и заносчивого брата.

— Кузен, — мягко начал он, — помнишь, сколько было неприятностей, когда ты убил оруженосцев сэра Гэвина?

— Разве? — удивился де Вральи. — Я их не убивал. Одного убил он сам, а второго, полагаю, ты.

Гастон едва сдержался.

— По твоему приказу.

— В любом случае никаких неприятностей не было, — пожал плечами капталь.

Граф Э аж опешил.

— Никаких? Разве ты не видел, в какое положение поставил короля перед его людьми в Лорике?

— То, что он слаб, меня не касается. Сегодня я лишь защищаю собственную честь и ничего более. — Он уже снял гамбезон и чулки, но все равно походил на сошедшего с небес ангела или, скорее, на падшего ангела. — А теперь не мешай. Защитить свою честь — мой священный долг. Ты бы поступил точно так же.

Гастон покачал головой:

— Я бы никогда не поставил себя в такое положение...

— То есть ты считаешь, что я сам виноват? Позволь сказать тебе, дорогой кузен, я так и не дождался от тебя той преданности, на которую имел все основания рассчитывать, будучи твоим сеньором.

— Может, ты и со мной драться пожелаешь?

— Ты сомневаешься, что я лучше тебя? — осведомился де Вральи.

Граф Э стоял неподвижно, прокручивая в уме с дюжину ответов. Наконец он кивнул и очень медленно произнес:

— Да, сомневаюсь.

В ответ де Вральи усмехнулся и положил ладонь на плечо кузена. Гастон вздрогнул. На губах капталя играла улыбка.

— Господь сделал меня лучшим рыцарем в мире. Но я не достойнее всех прочих, поэтому вполне естественно, что даже ты — тот, кто любит меня больше всего, — смею ли я сказать? — завидуешь оказанным мне милостям. Я прощаю тебя.

Гастон поклонился и отодвинулся осторожно, как только мог. Его руки дрожали.

Слуга о чем-то умолял юнца с ястребом, но тот не слушал. Скинув крестьянскую котту — как и большинство аристократов, отправляясь на охоту, он надевал простые неброские вещи, — парень остался в дублете из бумазеи, чулках и высоких сапогах. Племянник графа Тоубрея расстегнул ремень, бросил его на вытянутые руки слуги и обнажил меч.

Егерь в ливрее снова расстроенно покачал головой. В поисках союзника он окинул взглядом отряд чужеземцев, затем королевских гвардейцев и, наконец, остановился на графе Э.

— Милорд, — вежливо обратился он. Руки мужчины тряслись. — Без специального разрешения короля дуэли запрещены.

Гастон поджал губы.

— Как же королю удается предотвращать дуэли? — из чистого любопытства поинтересовался он.

Егерь наблюдал за приготовлениями.

— Они происходят все время, милорд, но я служитель закона и лишусь своей должности, милорд. Этот парнишка — племянник графа Тоубрея. Мои парни сглупили, задержав его, но эта дуэль — чистое безумие.

— Мой кузен отстаивает свою честь. — Гастон тщательно подбирал слова, с трудом разжимая стиснутые зубы. — Я сделал все, что было в моих силах.

Юнец встал правильно: чуть согнул ноги, чтобы центр тяжести приходился на бедра, одной рукой сжал седельный меч и отвел его под углом немного назад. Гастон знал эту защитную стойку — она выглядела неуклюжей, но позволяла физически более слабому человеку отразить почти любой удар более сильного противника.

Де Вральи взял свой седельный меч, обнажил его, отдал оруженосцу ножны, затем направился к вытоптанному пятачку буро-зеленой травы на пересечении дорог. Он приблизился к юнцу, вскинул над головой клинок и, как только парень оказался в пределах досягаемости, обрушил вниз. Племянник графа Тоубрея закрылся, взмахнув мечом снизу вверх. Однако удар де Вральи оказался ложным: его меч сверкнул по дуге и глубоко вонзился в незащищенную шею парня, мгновенно убив его.

Не сбившись с шага, капталь вернулся к оруженосцу и передал ему меч. Стефан тут же достал промасленную полотняную тряпицу и начисто протер лезвие. На его лице не дрогнул ни один мускул — с таким же выражением он мог бы вытирать с мебели пыль.

Слуга покойного упал на колени подле трупа и зарылся в грязь лицом.

Егерь в ливрее покачал головой.

Де Вральи начал облачаться в доспехи.

Королевский егерь последовал за Гастоном в конец колонны.

— Вы понимаете, что это означает, милорд? Вместо того чтобы просто взыскать с графа неуплаченные налоги, которые он бы непременно выплатил, ведь мы действуем от имени закона, он теперь поднимет своих приближенных и будет сражаться, вопрос чести не оставит ему другого выбора.

Гастон вздохнул.

— Полагаю, мой кузен будет только рад. Славная небольшая война, чтобы хоть как-то развлечься под конец лета.

Егерь снова покачал головой.

— Я отправлю к королю гонца.