Редмид почувствовал себя круглым болваном. Он встал.

— Ладно, что же нам тогда делать?

Тапио рассмеялся.

— О, мы сразимся бок о бок с мышами и жуками. Главное — не рядиться в герои. Может быть, Эш отчаянно борется с самой сутью зла, а мы его совсем немного отвлечем, и это кончится победой тьмы.

Редмид вцепился в столешницу.

— Серьезно?

Тапио помотал головой.

— Нет, брат. У меня отвратное настроение. Послушай: к западу от Внутреннего моря все пришло в движение. Приближаются орды, которые больше армий, и это лишь малая толика происходящего. Мы, жуки и мыши, можем опираться лишь на то, что видим. Некоторые танцоры стараются на нас не наступить и даже подбирают, заботливо переносят к стеночке. Другие давят при первой возможности. — Он вздохнул, поднял бровь и посмотрел на Редмида исподлобья. — Но разве вы, повстанцы, не становитесь подозрительными, когда кто-нибудь заявляет, что борется за доброе и правое дело?

— Так поступает церковь, — кивнул Редмид.

— Не только — все подряд. Стоит распре перерасти в войну, как каждая сторона объявляет противника демоном. — Моган повернулась к Тапио. — Разве нельзя договориться с этим Шипом? Или просто создать союз и использовать его как щит? И да, я согласна насчет запада. Кто-то разворошил там все муравейники.

— Когда пламя лизнет нас, мы помочимся на этот костер. Что касается Шипа... — Тапио пожал плечами. — Наверное, стоит попробовать.

— Нам-то поздно, — возразил Герааарх. — Он на нас напал. Сейчас по всем лесам охотятся на наших детенышей.

Моган наблюдала за Тапио.

— Ты хочешь этого, — сказала она.

Он улыбнулся — криво, отчасти самокритично, с насмешкой и скорбью.

— Я не мессия, — ответил он, — но полководец весьма неплохой. Воевать с Эшем? Нас не забудут в веках!

Герааарх заворчал:

— Ни ты, ни песни твои не спасут ни одного детеныша и не прокормят голодного медведя зимой!

Теккисмарк снова издал скрежещущий звук.

— Мое-то племя, когда воюют сильные, всегда идет на растопку! Занятно будет сражаться за тех, кого мы выберем сами.

Тапио, казалось, был поглощен созерцанием своих мокасин.

— Я уверен, что ваше племя всегда воображает, будто имеет выбор.

Рот Теккисмарка раззявился, и на секунду выскочил грязно-лиловый клювоязык.

— Нет! — каркнул он. — Это люди питают такие иллюзии! Мы покоряемся волнам известий и ничему больше. — Он прищелкнул хитиновыми когтями на тонкой кисти. — Направляясь сюда, я был против войны с Шипом. После нашей встречи я готов воевать. Мой народ явится, когда наступит весна и размягчится водная твердь.

— Мой народ уже воюет, хотя многие еще этого не понимают, — прорычал Герааарх. — Но мы потеряем Эднакрэги к весне. Куда нам податься? И как? Мощь Шипа растет с каждым днем, и он собирает людей и других существ отовсюду.

Тапио почесал подбородок, и этот жест пришел в забавное противоречие с его томным эльфийским достоинством.

— Для захвата Эднакрэгов Шипу — до чего же приятно произносить это имя вслух — придется воевать с людьми, а люди, как нам известно, бывают отличными воинами.

— Единственное, на что они способны, — сухо заметил Теккисмарк.

— Берлоги у них уютные, — сказал Герааарх.

— Ему в любом случае придется выдержать несколько крупных боев, чтобы взять ваши горы. Нам некуда спешить. Он еще не скоро доберется до нас, — сказал Тапио. Он затряс головой, двинув ею из стороны в сторону — нечеловеческий жест. — Ему понадобится год, может быть, два. И по меньшей мере три до того, как восстание перекатится через западные хребты и затопит нас.

Моган покачала гребенчатой головой.

— С каждой победой его силы будут прибавляться, — настойчиво заявила она. — Уже сейчас Эш прислал ему что-то чудовищное. Созрев, оно станет исключительно мощным. — Она помолчала. — Что, за восстанием на Западе стоит Эш?

— Мне льстит, герцогиня, что ты спрашиваешь меня об Эше, как будто мы ровня. Я понятия не имею о его намерениях. Как и о том, что случилось на Западе, где действуют силы, с которыми я, спасибо Тар, никогда не связывался. — Тапио многозначительно кивнул. — Но о войне и людях, друзья мои, вы судите совершенно верно, и нам, возможно, есть смысл сражаться, как люди. И как Дикие. Возьмете меня в главнокомандующие?

— Жаль, что мой брат не дожил, — улыбнулась Моган. — Но — да.

Другие поочередно кивнули. Теккисмарк издал странный звук, и всех омыло запахом миндаля.

— Он поднимает волну согласия, — пояснила Моган.

— Хорошо, — медленно проговорил Тапио. — Если Шипу так уж хочется связаться с человеческой армией, то у нас есть горы против него.

— Мы можем объединиться с людьми, с которыми он воюет, — подал голос Нита Кван.

Все повернулись к нему.

Голова Моган дернулась, как поплавок, и послышался звук, как будто два дюжих молодца работают двуручной пилой. Герцогиня смеялась.

— Вступить в войну и объединиться с людьми, — сказала она мягко. — Это можно. Мы, последние свободные народы на Западе, заключим с нашими угнетателями союз против своего же сородича.

Тапио перехватил ее взгляд.

— Да, — кивнул он. — Это можно. — Он положил на ее руку свою. — Победа в войне обычно достигается при компромиссе между желанием и поведением по образу и подобию тех, кого презираешь.

Впоследствии Билл Редмид не вспомнил ни голосования, ни даже обсуждения. В памяти осталось лишь то, как появилась Тамсин, принесшая с собой аромат корицы и мяты, а потом все вдруг очутились в зале, танцующие: люди, ирки, медведи, Стражи и один боглин.

Женщины выстроились посередине в круг и начали танцевать против часовой стрелки, сперва поворачиваясь наружу, к мужчинам, а потом — внутрь, друг к дружке, упоенно жестикулируя и выгибаясь, тогда как мужчины кружили, как голодные волки, в противоположном направлении — прихлопывая и поворачиваясь в такт. Редмид обнаружил, что снова танцует с Бесс, а она улыбнулась, и он проникся к ней любовью — взял за руку, а Бесс ответила крепким пожатием и упорхнула, как только мелодия ускорилась и устремилась вверх — слева была Моган, легкая на ногу, справа — Тамсин с ее чарующей улыбкой.

Мужчины покинули большой круг и образовали малые, чтобы окружить центральный женский десятком мелких своих. Редмид очутился позади незнакомого темноволосого коротышки, который беседовал с Тапио, а тот шел следующим. Кружки распались в линию, и Редмид снова поймал за руки Бесс, а Тамсин за спиной рассмеялась.

— Как в старые добрые времена, — сказала она. — Все барьеры сметены, и все танцуют.

Ее смех подхватил коротышка, отиравшийся рядом, и из его ноздрей вырвался дымок.

Случается, что делу может помочь только традиция. Безразличие короля — она не сумела найти слово похлеще — могло перерасти в нечто худшее, но ведь и правда сейчас Рождество, а он — великий рыцарь, хороший король и супруг. Привычка быть добрым мужем на Рождество удержала его от действий ужасных, а дальше и день настал.

Королева разослала союзникам дюжину писем. Поскольку война между ее и галлейцев прислугой шла чуть не в открытую, она приняла меры предосторожности, усвоенные на юге при отцовском дворе, и ее подготовка подверглась испытанию.

Началось с мессы, ее посетили леди Альмспенд, леди Эммота и еще десять фрейлин, все в темно-красном бархате и жарких, как огненный дух, горностаевых мехах.

Мессу служили в большом Харндонском соборе, построенном шестью поколениями торговцев шерстью, златоделов, рыцарей и королей. Шпиль возвышался даже над королевским дворцом; центральное окно с витражом, живописавшим муки святого Фомы, считалось одним из красивейших в христианском мире, а когда первые лучи зимнего солнца падали на восточную стену с великолепным изображением Христова Рождества, люди могли легко вообразить, будто они вживую наблюдают сие событие.

А за дверями собора, на площади, томилась в ожидании дюжина оруженосцев-галлейцев, да еще двадцать альбанцев, которые подражали им, как мартышки, вооруженные жезлами и ведрами с грязью. Они отирались у Королевского креста, воздвигнутого бабкой короля по случаю рождения его отца.