Нита Кван и Редмид поклонились своим спутницам, еще державшимся прямо, и последовали за герцогиней через зал. Среди танцующих кружил огромный Страж, он ловко лавировал в этом мудреном водовороте, где сотня пар выписывала две разные фигуры.

В дальнем конце зала висел гобелен с изображением единорога, вышитый тысячью фей белой паутиной по ткани из паучьего шелка. Он был настолько легок, что трепетал на слабом ветру, а единорог казался живым, и Редмид подумал, что вот сейчас он сорвется с места.

Они прошли за него, и гобелен заглушил все звуки — и свет. С изнанки был тот же единорог, но в перевернутом виде.

Они пересекли широкую, освещенную факелами пещеру, вошли в другую и достигли тяжелой дубовой двери, украшенной бронзовыми полумесяцами, звездами и кометами. Моган бойко постучалась, и она отворилась.

За ней оказалась комната, которая могла бы быть господскими покоями в любом замке — сплошь забранная панелями из старого дуба, с дубовыми столами и стульями и с огромными бронзовыми канделябрами. В громадном очаге во всю стену ревел огонь — колдовской, сине-белый, а стены были увешаны амуницией и оружием. И головами. Две виверны, дюжина исполинских тварей, неопознаваемое чудище — и ряды человеческих голов.

При виде их Билл Редмид оцепенел.

— Добро пожаловать, добрые гос-с-сти. — Взяв Редмида под локоть, Тапио усадил его за большой стол. А сам обошел вокруг. — Лорд Герааарх из рода Голубики, сенешаль эднакрэгских медведей. Моган, герцогиня Западных Озер и повелительница Стражей земель Диких. Теккисмарк, маркиз Пятого Кургана и представитель улья Западных Боглинов. Нита Кван от сэссагов и, видимо, от других пришедших из-за Стены. Билл Редмид от повстанцев и, видимо, от других людей Альбы и востока.

Тут полетели вежливые протесты: Билл Редмид не чувствовал себя вправе говорить от лица людей, как и Нита Кван за своих, а Теккисмарк возбужденно прочирикал, что его улей — из числа самых ничтожных.

Тапио величественно простер руку.

— Я согласен, никто из нас не вправе говорить за всю расу. Однако время действовать, и, когда о нас сложат песни, мы станем их знаменем. — Он помрачнел. — Если только в грядущие дни вообще будет место песням.

Моган высунула длинный розовый язык, и воздух наполнился запахом жженого мыла.

— Ты сгущаешь краски, мой друг, — сказала она. — Кто бы ни победил, всегда найдется тот, кто сложит песни.

Мрачная гримаса Тапио преобразилась в улыбку.

— Нам с Тамсин придется выступить от имени ирков, хотя два древних народа не могут договориться даже о том, какое вино лучше и как целоваться со смертными. — Он сел, и на рубахе из оленьей кожи заплясали отблески диковинного огня. — Я согласен: покуда жив последний ирк, кто-нибудь да сложит песню. — Он скрестил ноги, длиннее, чем у любого из смертных. Штаны тоже были кожаные. — Но мы же здесь не для того, чтобы обсуждать превратности искусства? Некоторые из вас уже вступили в войну с Шипом или почти вступили. Остальные еще не решили, как быть, — на самом деле, один еще только осознает, ради чего мы собрались.

— И ради чего же? — осведомился Теккисмарк.

— Для того чтобы одолеть сущность, извес-с-стную как Эш-ш-ш, которой ныне одержим чародей Ш-ш-шип.

Медведь заворчал, затем сел, совсем по-человечески заложив огромные лапы за голову.

— Что здесь понимается под одержанием? — спросил он с кошачьим мурчанием.

Моган подалась вперед:

— Одержание противоречит Закону.

— Неужели? — прошелестел Тапио. — Когда это Эш-ш-ш уважал Закон?

Подался вперед и Билл Редмид. Он посмотрел на Нита Квана, обнаружил в его пустом взгляде такое же непонимание и обратился к Тапио:

— Да кто такой Эш? Какое отношение он имеет к Шипу? И что мне до него?

— И о каком законе идет речь? — добавил Нита Кван.

Тапио обменялся долгим взглядом с Моган. Герааарх выпростал когтистые лапы из-за головы и посмотрел на мужчин блестящими черными глазами.

— Не посвящайте в Закон людей.

Моган покачала большой головой.

— Почему? Мы стараемся, чтобы они не узнали лишнего о Законе Диких, пусть даже проживут среди нас, как сэссаги, пятьдесят поколений. — Она сделала паузу, и ее гребень резко и со щелчком распямился. — Закон запрещает нам уничтожать друг друга в периоды засухи и бескормицы. Его установили давным-давно, когда первые чародеи людского племени начали управлять стихиями непредвиденным образом.

— Как давно? — спросил Нита Кван.

Тапио поскреб голый подбородок.

— По человеческому исчислению — девять тысяч лет тому назад. — Он вопросительно посмотрел на Моган.

— До прихода людей времени не было, — сказала она. — Отсчитывать его бессмысленно, только тешить людское невежество.

— Была великая война, которая охватила всю землю, — очень тихо проговорил Тапио.

— Между людьми и Дикими? — услышал свой голос Редмид и прикрыл рот ладонью.

— Нет, — сказала Моган и уставилась на огонь.

Тапио подлил себе вина.

— Когда война кончилась, уцелевшие постановили, что впредь никогда не позволят власть имущим творить определенные вещи.

Моган все смотрела на пламя.

— Все, что победители совершили ради победы, было, конечно, объявлено вне закона, — сказала она. — Одержание. Некромантия. Небесный огонь.

— Эш был там, — добавил Тапио. — Эш — величайший из драконов и не выносит соперников.

Моган рассмеялась.

— У Эша нет соперников, но он видит врагов во всех нас, в каждом разумном существе, потому что понимает, на что способна мыслящая тварь, когда она обретает власть. Эш желает стать божеством. Или, может быть, Богом. — В ее смехе проступила горечь. — Мне насчитали полтысячи лет, и я повидала достаточно, чтобы знать: борьба с Эшем длилась долго и долго готовилась. Мой отец думал... — Она посмотрела на Тапио.

Герааарх встряхнулся и сел на корточки.

— Нам обещали! — напомнил он. — Обещали дать короля. Вождя.

Улыбка Тапио стала циничной.

— Разве не все мы ждали прихода мессии?

— Половина Диких думает, что это ты, — ответил Герааарх.

— Да, так говорят, — бросил Теккисмарк. — Ты и есть. Тот, кто избавит нас от ярма и сделает так, что все будут заниматься чем захотят. — Он свел предплечья, и раздался, как показалось Редмиду, тот же звук, какой производит крестьянин, когда натачивает косу.

На лице Тапио появилось отвращение.

— Я вам не мессия. Нам нужно спуститься с небес на землю и разобраться самим.

Моган тяжело уселась на большой дубовый стул, и тот коротко скрипнул — почти застонал.

— Нам обещали. Леди Тар дала слово.

— Тар — имя, известное мне, — сказал Нита Кван. — Его знают даже мои соотечественники в Ифрикуа. Но мы зовем ее Тарой. Великой Волчицей.

Гребень Моган уподобился щетке — все ости нацелились в потолочные балки.

— Тар не волчица, кухарь. Тар тоже из числа великих змеев. Дракон.

— Медведи зовут ее Первой, — вставил Герааарх.

Тапио отхлебнул вина и затянул мелодичную песню на иркском языке. Она потекла ровно и медленно, чуждая для человеческого уха, но в ней звучало величественное достоинство.

После песни ирка воцарилось молчание, и Нита Кван кашлянул.

— Значит, Тар — добро? А Эш — зло?

Тапио улыбнулся так широко, что обнажил все клыки.

— Там, снаружи, куча народа танцует по случаю Поля и объявляет победу света над тьмой. И в зале, несмотря на мою страсть к уборке, живут мелкие твари: мыши, крысы, даже какие-то жуки. Если танцор кого-нибудь раздавит в запале, то что обитает в нем — добро или зло? Провозглашая торжество света, они могут затоптать дюжину мышей и сотню букашек.

Моган вытянула длинную когтистую руку.

— А если мыши объединятся с жуками и создадут войско против танцоров — поймут ли они, за что воюют? А танцоры поймут?