— Пожалуйста, — бормотал он, изнемогая от её рук и губ. — Пожалуйста.

Он и сам не знал, о чем просил, слова просто вырывались на свободу, и когда Лиза оказалась, наконец, под ним, а под её спиной оказалось его пальто, она ответила на все его просьбы:

— Я никуда не уйду. Не бойся.

И грохот прибоя разорвал голову Тимура изнутри.

— Тим, может, я умираю?

От неожиданности он едва не расплескал кофе и изумленно уставился на маму.

— Что?

Она улыбнулась.

— Уж очень много ты в последнее время носишься со мной. Звонки, визиты. Столько внимания, Тим, как будто я смертельно больной человек.

От облегчения он рассмеялся.

— Полагаю, что с тобой все хорошо. Просто мои сыновьи чувства не в меру разыгрались.

— Разве с тобой случаются чувства, Тим?

Он ответил не сразу, сосредоточившись на пироге с мясом, который испекла к завтраку мама.

Была суббота, и родительский дом пах вкусной едой, чистотой и детством.

Среди этого умиротворения не хотелось заводить сложных разговоров.

— Мам, а ты знаешь Скамьину?

— Лизу? — без всякий раздумий сразу отозвалась она. — Конечно. Они с папой вместе работали. Бедная девочка.

— Бедная девочка?

Мама отставила свою чашку и, склонившись вперед, внимательно на него посмотрела.

— Что это ты вдруг вспомнил про Скамьину? — и поскольку он продолжал молчать, спросила в лоб: — откуда ты знаешь, Тим?

— Я видел их с папой, когда был маленьким.

— Вот как. Хочешь еще кофе, Тим?

Она была совершенно спокойной.

Он длинно вздохнул и тоже постарался не поддаваться волнению.

— Почему ты сразу не развелась с ним, мама?

— Твой папа… он позволял каждой своей женщине почувствовать себя неповторимой. Богиней. Маленькой девочкой, о которой заботятся. Самой прекрасной в мире принцессой. Это уникальный дар, сильнее любого наркотика.

— Какая пошлость, — поморщился Тимур, раз и навсегда решив, что никогда не поймет женщин. Что за сладкая вата у них в голове?

— К тому же, — мама подлила ему еще кофе, — он был красивым и, согласись, отлично вписывался в интерьер этой квартиры.

Помимо своей воли Тимур рассмеялся.

— Лучше бы ты породистого кота завела.

— Не говори глупостей, — отмахнулась мама, — разве от кота у меня получились бы такие прекрасные дети? Я ведь правда любила его, Тим.

— А Лиза?

— И Лиза тоже его любила. Твой отец был занят тем же — любовью к себе. Можно сказать, что мы жили в гармонии, — в её голосе послышались саркастические нотки.

— Почему она пришла на похороны, мама? Как она посмела?

Вопрос, который глодал его вот уже несколько дней, вырвался на волю сам, без всякого участия Тимура.

— Ах это, — мама рассеянно отломила кусочек пирога, — я её пригласила.

— Ты пригласила папину любовницу на его похороны?

— Слишком странно звучит? Пирог получился суховатым, да? Тим, это немного запутано.

— Мне кажется, я уже утратил способность удивляться. И пирог нисколько не сухой.

— Понимаешь, в чем дело, — мама вздохнула, — Руслан умер ровно посредине между моим домом и домом Лизы.

— Ты что, линейкой измеряла? — не удержался Тимур. — И вообще, откуда ты знаешь её адрес?

— Ну, Тимур, — снисходительно, как будто разговаривала с маленьким ребенком, протянула мама. И он как-то сразу осознал наивность своего вопроса.

— Ладно. Он умер между вами, как символично. И что из этого?

— Мне было ужасно важно узнать, к кому он шел в момент своей смерти: ко мне или к ней.

— Что? — чувствуя себя дурачком в театре абсурда, переспросил Тимур.

— Ну потому что если он шел к ней, это значило, что он уходил от меня. А если шел ко мне, значит, в итоге возвращался ко мне. Я как будто победила, понимаешь?

— Нет, — честно признался Тимур. — Это что-то слишком женское, а я безэмоциональная деревяшка.

— Я позвонила Лизе и спросила её, куда шел Руслан. И она сказала — ко мне. Лиза разговаривала совсем как робот, Тим. Я подумала — раз уж мы делили его живого, то что уж теперь мертвого делить. И попросила её прийти на похороны. Она сказала, что это будет уже слишком, а я ответила, что в самый раз. В конце концов, у меня была семья, и дети, и муж, а она все праздники проводила одна. Бедная девочка. Кто же знал, — добавила мама, — что ты все похороны глаз с неё не спустишь. Ты даже в лице переменился, когда её увидел. А потом и в автобусе сел с ней рядом. Зачем, Тимур?

— Кто знает, зачем я это сделал, — пробормотал Тимур, думая о том, как сильно с тех пор изменилась его жизнь.

— Тим, — мама встала и обняла его за плечи, уткнувшись острым подбородком в его макушку. — Давай навсегда забудем про эту историю. Давай жить так, будто твой отец мне никогда в жизни не изменял и как будто он был самым лучшим из мужей.

— Было бы хорошо, но вряд ли у нас это получится, — неохотно сказал Тимур, радуясь тому, что мама сейчас не видит его лица.

— Почему это?

— Потому что Лиза и дальше будет мелькать перед твоими глазами. Туда-сюда, туда-сюда, — и он помахал рукой перед своим носом.

— И зачем ей это делать?

Как же ему хотелось ничего не отвечать на этот вопрос. Есть пирог и пить кофе, и болтать о всякой ерунде, но нельзя же было вечно прятать Лизу от всех. Хоть и очень хотелось.

— Ну… потому что она переехала в мой дом, — медленно, как перед дулом автомата, произнес Тимур, — и даже немного в мою квартиру. Так получилось.

Он физически ощутил как потяжелели, окаменели мамины руки на его плечах.

— О чем ты говоришь, Тим?

Как же объяснить то, чего он и сам еще толком не понимал?

— Тимур, — требовательно позвала мама и отошла от него, — посмотри на меня.

У неё было бледное и строгое лицо.

— Ну мы просто живем вместе. Ничего такого.

— Прямо сейчас, — сказала мама, — я очень хочу закатить истерику, но не могу выбрать, из-за чего это сделать в первую очередь. Из-за того, что ты живешь с женщиной — ты, самый дикий дикарь на земле, или из-за того, что Лиза Скамьина решила остаться в семье. Остаться в семье! — и мама хрипло расхохоталась.

— О, господи, — тревожно наблюдая за ней, проговорил Тимур, — надеюсь обойдется без валерьянки и всего такого?

— Скажи мне, ребенок, в этом мире мало других женщин? Или это гены в тебе проснулись? Или ты какой-нибудь извращенец?

Что примечательно — мама не спросила ничего нового. Такого бы, о чем он не спрашивал себя сам.

Чувствуя себя под градом её пулеметных вопросов, как под обстрелом, Тимур потянулся за еще одним куском пирога. Разговор предстоял долгим. Неприятным. Противным.

И никакая эмоциональная деревянность не спасет его в этот раз.

Разговор с матерью так сильно измотал Тимура, что ему смертельно захотелось увидеть Лизу.

Копошащиеся черви неудобных вопросов в его голове требовали дезинфекции.

Субботний университет бурлил, как обычно.

По расписанию у Лизы был перерыв, но на кафедре её не было.

Заведующая полудремала, меланхолично щелкая мышкой допотопного компьютера. И совершенно не обращала внимания на женщину, энергично копающуюся в сумке Лизы.

— Простите, — сказал Тимур, подходя ближе. — Это не ваше.

Женщина стремительно обернулась. Узкое мрачное лицо, покрытое густой сеточкой морщин. Опущенные уголки губ. Седые волосы, тщательно собранные в сложную прическу. Очень красивая.

— Что? — спросила она отрывисто.

— Вы воруете?

Завкафедрой встрепенулась.

— Тимушка, — ласково запела она. — Как хорошо, что ты пришел нас навестить.

Тимур резко дернул к себе сумку Лизы, из рук женщины выпала увесистая связка ключей — от двух квартир сразу. Он наклонился и поднял её.

— Что здесь происходит?

Завкафедрой встала из-за стола и подхватила Тимура под руку.

— Не обращай внимания, — посоветовала она, — это дела семейные. Давай лучше выпьем чая.

— Семейные?