Фонариком я осветил пробуренное отверстие. Ровное, монолит, без просветов и инородных вкраплений, оно напомнило мне ствол миномёта. Куда будет выстрел, если бросить туда мину? Если таким веществом была заполнена вся квартира — ровно, без пустот, как будто подогнали бетонный насос и сверху через специальные отверстия залили пустое пространство или заполнили расширяющимся материалом вроде пенополиуретана из баллончика (допустим, что проводился эксперимент), то куда делась мебель, телевизор, холодильник?.. А дверь?.. Или все вещи, окна, дверь распались на атомы и выпали осадком?
Залить бы в ствол горючее и поджечь. Что будет? Хоть чуть-чуть, грамм 50… Лить в шурф я побоялся, но поджечь очень захотелось, и, взяв несколько маленьких кусочков «вещества», я пошёл на кухню. Вначале пытался один поджечь обычной спичкой. Не горит. Ведёт себя как обычный камешек с дороги. Тогда я подлил растворитель из бутылки в тарелку из нержавейки, положил туда самые мелкие кусочки «вещества» и поджёг. Растворитель моментально вспыхнул сине-желтоватым пламенем.
Камешки не загорались, но потом, когда нагрелись (ацетон даёт температуру до 570 градусов), изменили цвет, раскалились и увеличились в размере. Растворитель догорел, а камешки не горели, но продолжали бухнуть. Я потрогал их кончиком ножа — мягкие. Они стали мягкими. «Пых-пых», — кажется мне, что они издают звуки, как каша в кастрюльке «пыхает». Пыхают и увеличиваются в объеме. Три маленьких кусочка объёмом примерно в 30 куб. мм увеличились в объёме и вскоре заполнили почти всю тарелку объёмом в 1300 куб. мм, то есть выросли в 30 раз!!! Когда температура снизилась до комнатной, они застыли сплошной твёрдой массой, переполнившей тарелку и сползшей в кухонную мойку. Не удержись я и подожги шурф, дом бы просто разорвало. Могло бы разорвать. Или к вечеру эта масса заполнила бы нашу квартиру, выдавила бы окна и дверь, поползла по лестничному пролёту вниз и наверх, где и застыла бы… Что меня только остановило от этого безрассудства, не понимаю?
Химик Дмитрий Николаевич Поклонов определил, что состав свечи не относится к изученным на то время химическим веществам. Не определялся. Может, и это вещество неизвестно современной химии? И его подо мной… подо мной… 180 кубических метров?! Открытие или смертельно опасная близость? Надо срочно съезжать, найти деньги и вновь снять квартиру. Сейчас это самое важное. Все эксперименты потом.
Через два дня мы опять съехали. Квартиру нашли удачно; детям стали уже нравиться переезды: мы как будто путешествовали, даже не выезжая из родного города. Итак, дети были в восторге, семья в безопасности, но мне от этого было как-то не по себе, стыдно. Стыдно за себя, за своё бегство… Мы тайно бежали, бросив других людей, которые остались и подвергались, может быть, смертельной опасности. Может быть. И вот это «может быть» было для меня единственным оправданием. «Может, подвергались, а может, и — нет, — успокаивал я сам себя, но сомнения брали верх. — А если подвергаются? А если с ними случится несчастье?» Ну почему я такой?
Дня три я долбил пол, собирая материал. Потом заливал большущую дыру бетоном. Когда бетон схватился, дней через пять я позвонил, и… приехали сапёры. Я особенно не надеялся на то, что будут ломать стену для того, чтобы войти в квартиру, а уж тем более очищать её. Но собака-сапёр, которую спецы привезли с собой, залаяла у стенки. Всех жильцов эвакуировали, дом оцепили. Начались работы.
Я был почти весь день у дома и наблюдал, как вначале вынесли куски бетона, а потом сапёры стали таскать мешки, грузить их в крытые «Уралы» и увозить в сопровождении дорожной полиции. Что же, выходит, я случайно сделал открытие? И ведь не выйдешь, не крикнешь: «Это я, я открыл!» Так вот и проходит мимо меня слава, останусь в безызвестности, но на свободе. На одной чаше весов — слава, известность, но вперемежку с разбирательством. Разбирательство? Суд? Там же на всё один шаблон — «виновен, без смягчающих обстоятельств…». Не буду торопиться. На другой чаше — прозябание в безызвестности, за то на свободе. «Тебе выбирать», — шепчет мне внутренний голос… Шутка. Теперь я спокоен, иду обедать, а с остальным разберёмся.
Вернулся только к вечеру. Оцепление уже сняли, работы остановили. В лаборатории выяснили, что «вещество», которым было наполнено жилое помещение, не относится к классу взрывчатых и относительно безопасно; заключение было не о составе, а том, что согласно принятой классификации взрывчатых веществ (ВВ), а все они делятся на: 1) инициирующие; 2) бризантные; 3) метательные; 4) пиротехнические, — то, что заполнило квартиру бабушки Милы, было «вещество тёмно-синего цвета неопределённого состава… Не ядовито. Возможно, содержит… но не взрывается».
Состав мы и сами определим попозже, главное — мы не взорвёмся, и дом не рухнет, квартиру-то вычистили чуть ли не наполовину.
Сапёры уехали, поручив управляющей компании заколотить дыру на месте двери. Дом был спасён. Вечером я зашёл с фонариком в разбитую квартиру, побродил по месту, которое, чтобы с ним ни происходило, осталось для меня домом нашей бабушки Милы — местом, где ещё недавно нам нравилось бывать и где мы были счастливы; и ещё выяснил, что никаких вещей, мебели, даже унитаза с ванной не осталось. Зачем им Там наши отечественные ванна и унитаз? Собрав ещё два мешка вещества, я вернулся к себе.
С бабушкой Милой мы не виделись недели две. Она ездила к своим в Питер, да и у нас жизнь была на перекладных. Соскучились все. Застал её в новом доме.
— Я буквально на минутку. Только кое о чём спросить у вас хотел. Буквально на минутку…
— Ну что, так и будешь в дверях стоять? Я слышала уж: «на минутку»… Дверь-то нужно закрыть? — Она, смеясь, за рукав затянула меня в квартиру и закрыла дверь. — Минутка подождёт. Мы пока с тобой чаем побалуемся. Извини, большего предложить не могу, холодильник пустой. Я ведь сама вчера только приехала. Никуда ещё не ходила. Всё по гостям, своих вот навестила. Когда ещё смогу. Как Лариса, Миша, Лизонька? Выросла уж агентка наша? Помогает расследование вести?
Я прошёл на кухню и сел у окна. Ну чай так чай. Неудобно, конечно, но и отказываться неправильно. Не по-русски это, без чаепития уходить.
— Чай, печенье, варенье — нынче небогат стол. Уж извини. Слыхал про пенсии-то? Да, крутит правительство. А что им, они богато там живут. Им денег хватает. А нет, так очередной какой-нибудь оброк придумают.
Знаешь, так жаль людей, с одной стороны, а с другой — хочется сказать: «Вот поделом вам. Где ваши головы были, когда выбирали таких? Не видели, что ли?» Я своих старух-подружек, что на лавочке заседают, вот как отчихвостила. Да что им, дурам деревенским, ничего не доходит. Они свои 10 тысяч получают, да дети помогают. Тем и живут. Но ведь голосовать-то по старой традиции идут. Ты знаешь, почему идут-то? А вот как было на выборах, на избирательных участках: концерт самодеятельности, музыка и, самое главное, продукты дефицитные продавали. Конфетки, колбаску, рыбку… Сейчас нет этого ничего, а всё равно прутся: «А вдруг чего давать будут?» Народ… Его легко купить.
А вас жаль. Будь я президентом, я бы молодёжи раз в год хотя бы на счёт перечисляла. Попробуй подними детей, если ты не олигарх. Такая страна богатая, а всё впустую уходит. То им футбол, то им хоккей. Какие деньжищи уходят на все эти развлечения… Не люблю я нашего президента. Не люблю. И не голосовала за него никогда. Не наш он. Не то чтобы совсем, а только вот тудема-сюдема. Ну смеёшься ты, думаешь: «Бабушка умом тронулась, в политику подалась». А я на поезде пока ехала, столько от народа понаслушалась… С либералами всё понятно, эти не крутят хотя бы. Им Россия как товар — как бы продать подороже.
— Ну да, к либералам у вас известный подход…
— Ты думаешь, раз батюшка мой следователем был, так и всё? Нет. Он русским был прежде всего. Русским солдатом. И Поклонов — прежде всего слуга Отечества, и полковник Романовский. И ты тоже — русский солдат. Все вы в окопы пойдёте, если что. У меня зять такой же. Да ему только дай, враз штык к винтовке и — в атаку. Я ему поэтому ничего и не рассказывала. Догадывалась, чем всё может закончиться. Ты — осторожный, исследователь, думающий… А он — хулиган и горлопан. Хотя тоже его люблю. Заговорила тебя, да? Ну соскучилась! Рассказывай, как там наши следовательские дела?
