– Ну, давайте, с них и начнём.
– Хорошо, только тихо, чтобы мыши не услышали! – истёртым старческим когтем странный посетитель поманил майора к себе и, когда тот наклонился, доверительно прошептал:
– В моём доме живут сто восемьдесят три мыши. Можете не проверять. Всё точно, я посчитал.
Майор отклонился обратно.
– И в других домах живут мыши, что с того?
– Там пусть живут, а этих, из моего дома, накажите.
Рот Гапкина открылся сам собой.
– Как это?
– Ну, что я буду вам объяснять, вы лучше меня знаете… арестуйте, посадите в тюрьму, отправьте в ссылку, наконец.
– Кого арестовать: Иванова, Петрова, Сидорова, Стёпкина, Попкина, Горобкина? Говорите конкретно.
Кот хмыкнул.
– Разве я не достаточно чётко выразился? И Иванова, и Петрова, и Сидорова, и Стёпкина, и Попкина, и Горобкина – всех!
– За что, простите?
– Они не придерживаются геометрических фигур при ходьбе в полнолуние.
Недоумение нарисовалось на сморщенной физиономии начальника отделения.
– Да, господин майор. Вы удивляетесь, а на самом деле удивляться здесь не чему. Они не соблюдают правила, а от этого во Вселенной рушится равновесие, на земле вспыхивают вооруженные конфликты, у меня теряется память и наступает деменция.
– Что, что наступает? – не понял Филипп Павлович.
– Старческое помрачнение рассудка – деменция на медицинском языке. Она у тридцати процентов кошек и собак моего возраста. К вам, господин майор, тоже может прийти, чего я, конечно, не желаю, но даже с майорами такое тоже иногда случается.
Пегие уши начальника отделения приподнялись и тут же опустились.
– Спасибо, за то, что во время предупредили, – натянуто улыбнулся он.
– Не за что… если возникнут вопросы, спрашивайте. У меня большой опыт по этой части…
Майор тяжело вздохнул.
– Василий Феофанович, если у вас проблемы с рассудком, обращайтесь в поликлинику. А это Служба порядка!
– Я знаю, куда обращаюсь. Вы должны арестовать нарушителей, тогда движение небесных тел приобретет гармонию, конфликты прекратятся, наступит мир во всем мире, а ко мне возвратится умственное благополучие.
«Да, – Гапкин почесал затылок, – с такими учеными котами не соскучишься!»
Филипп Павлович попытался растолковать астроному, что даже при полной луне мыши могут двигаться по каким угодно траекториям, если, конечно, они не устраивают при этом демонстраций в неположенных местах и не мешают уличному движению. Все аргументы начальника отделения отскакивали от пенсионера Кошкина, как от стенки горох.
– Их надо обязательно арестовать! – настаивал он на своём.
В это время зазвонил телефон.
– Да, Мартын Глебович, слушаю, – сказал Гапкин в трубку, – Прибыть? Немедленно?! Что-то случилось? Не телефонный разговор? Понял, сейчас буду.
– Извините, – повернулся майор к астроному, – мэр вызывает, надо ехать.
– Так я ещё не рассказал про подземный ход! Я у совы Тарасихи купил вот этот футляр для телескопа… так вот за подкладкой я обнаружил…
– Потом, потом, потом, и про подземный ход, и про сову, и про футляр, и про телескоп, – заторопил пенсионера Палыч. – Поймите, мне некогда, мэр ждёт.
Когда Кошкин на негнущихся лапах и с опущенным хвостом покинул кабинет, Гапкин позвонил дежурному:
– Тут от меня посетитель вышел, у старика не всё в порядке с головой, кто свободен, пусть подвезёт его домой.
– Сержант Ломов может.
– Ломов, так Ломов. Если кто будет спрашивать, я поехал к мэру.
– А что делать с Васькиным?
– Он уже протрезвел?
– Вроде бы.
– Опустите, только предупредите, чтобы было в последний раз.
10. Каптёрка завхоза Хламкина
В медпункте, пахло йодом, валидолом, и ещё чем-то, чем обычно пахнет в медицинских помещениях. Изольда Ниловна – толстая усатая мышь пила чай с малиновым вареньем. Она только отломила кусочек своего любимого шоколада «Мышиная радость», когда услышала на лестнице тяжёлые редкие шаги, пыхтение и тоненькое подвывание.
– Это ко мне! – сказала медсестра сама себе, облизала ложечку, со вздохом сожаления отложила шоколадку на блюдечко, подняла свое большое тело с табурета и, прихрамывая на правую лапу, направилась открывать дверь.
– Ирочка, бедная девочка, зачем же ты его перед собой несёшь! – застонала медсестра, увидев как Зернова, спускалась по ступеням, прижав к животу Слёзкина. – Ты же можешь пупочек надорвать! Поставь его немедленно! Славик, мой хороший, ты же большой уже, иди к тёте Изольде своими ножками.
– Опусти его, Ирочка, он сам дойдёт. Тётя Изольда Славика любит. Славочка, ты же любишь тётю Изольду!? Ну, скажи, любишь?
– Люб…лю-ю, – сквозь всхлипы прошептал Слёзкин.
– Что там у вас опять случилось? – спросила медсестра Зернову.
– Слёзкин левой лапкой начал писать, учительница его ругала… он под столик залез… Серафима Викторовна разнервничалась.
– Ну, я тебя отпускаю, – медсестра погладила девочку по головке. – Мы со Славиком поладим. Мы же с тобой друзья? – обратилась она к мышонку.
– Д…дру…у…зья, – подтвердил дрожащий Славин голосок.
Изольда Ниловна завела первоклассника в кабинет, налила, ему чаю.
– Пей, мой маленький.
Остренькие зубки застучали о край чашки.
– Я… я… не м…м…могу.
– Успокойся, мой хороший, – Изольда Ниловна прижала дрожащую головку к своему мощному бюсту. – Сейчас мы маме позвоним. Ты хочешь поговорить с мамой?
– Угу…у.
Изольда набрала на мобильнике номер владелицы частной стоматологической клиники Иннесы Сергеевны Слёзкиной, пересадила Славика на жёсткую медицинскую кушетку, вручила телефон, а сама стала чем-то шуршать и звякать в холодильнике.
– Что с тобой? – донёсся из трубки истерический вопль Инессы.
– С…сера…ф…фима В…в. икторовна, – только успел произнести мышонок, как аппарат запел короткими гудками.
– Пообщался с мамочкой, вот и хорошо, – проговорила Изольда Ниловна, запихивая Славику в рот кусочек шоколадки, и, когда малыш её проглотил, быстро перевернула его на живот, приспустила штанишки и коротким, точным движением всадила кончик тонкой иглы в правую ягодичку.
– Не больно?
– Нет, – пропищал в подушку Славик, который даже не понял, что ему сделали укол.
– Вот и хорошо, мой миленький. Сейчас всё пройдет. Головка не кружится?
– У-у, – отрицательно замотал головой первоклассник.
– Прекрасно. Побудь здесь. А Изольде Ниловне надо отлучиться в буфет, проверить качество сырничков… Ты любишь сырнички?
– Не очень.
– А тётя Изольда их обожает, – хлопнула дверь, и шаги медсестры затихли где-то на другой стороне вестибюля.
Изольда Ниловна долго не возвращалась. Славику стало грустно. Он встал с кушетки, вышел из медпункта и побрел к лестнице. Чтобы попасть в класс, нужно было подняться на второй этаж, но мышонку вдруг представились злые глаза Серафимы Викторовны, вспомнился её противный визгливый голос, и вместо того, чтобы пойти вверх он побрел по выщербленным ступенькам в подвал.
Там, как знали ученики, находилась каптёрка завхоза Хламкина, в которой тот, якобы, хранил какие-то ценности. Конечно, каждому нормальному мышонку хотелось взглянуть на эти сокровища, прикоснуться к ним и, может быть, даже попробовать на зуб, но завхоз мог не беспокоиться за сохранность имущества: никто из школьников никогда не спускался по этой лестнице.
По школе ходили страшные слухи, будто в подвале живет белая крыса Магдалина, которая похищает и съедает маленьких мышат. Таинственного подвального полумрака боялись все ученики. Даже из четвероклассников редко кто решался сделать более двух шагов вниз. Как только подошва касалась третьей ступени, самый смелый выскакивал обратно, как ужаленный.
* * *
Успокоительный укол начал действовать, лёгкий туман, поплывший перед глазами Славика, отодвинул страх куда-то далеко, мышонок спускался всё глубже и глубже и совсем не думал об опасности.