У Серафимы Викторовны язык прилип к нёбу.

– Где мой сын?! – повторила Слёзкина и взвела курок.

Рыбина хватанула ртом воздух.

– Славик у Изольды Ниловны, – пришла на помощь учительнице Ирочка Зернова.

– Я была в медпункте, его там нет! – не отрывая взгляда от мушки, сказала Инесса Сергеевна. – Куда дела моего мальчика, признавайся!

– Я никуда его не девала, – промямлила Серафима, к которой, наконец, вернулся дар речи. – Он сам…

– Ну, что, я тебя предупреждала. У меня единственный сын, и я не позволю делать из него неврастеника!

Качнув стволом, дантистка показала учительнице на выход. У Рыбиной задрожали колени, и она застыла, не в силах двинуться. Затихший класс с ужасом наблюдал за развитием драматической сцены. Кто-то из мышат всхлипнул. Инесса Сергеевна выдвинула вперед нижнюю челюсть, ссутулилась и в момент из матери-одиночки преобразилась в тюремного пахана. Широко расставляя лапы и переваливаясь с боку на бок, она обошла вокруг Серафимы Викторовны.

– Выходи!

– Я буду жаловаться директору! – взвизгнула учительница.

– На том свете Директор только один – Всемогущий, и у него к тебе много претензий, – мрачно откликнулась Слёзкина. – Не могу же я расстреливать на глазах у детей. Выходи, сказала!

Рыбина выскочила из класса и, по-женски раскачивая слабыми плечами, побежала по коридору. Слёзкина, подмигнув мышатам, глубже натянула шляпу и бросилась вслед.

Дуся ворвалась в номер пробежала мимо Дорофея, раскладывавшего карты на столе, и хлопнула дверью в ванную.

Мурлыга привстал на стуле.

– Что с тобой?!

– Потом расскажу, – донеслось из-за стены, послышался стук, сбрасываемой обуви, шум бегущей воды, затем гудение фена.

Через некоторое время в коротком платье брусничного цвета, плотно облегающим её гибкую фигуру, кошка опять появилась в гостиной. Её тонкую, длинную шею украшало красное коралловое ожерелье, уши оттягивали клипсы. Большие тёмные очки, высокие каблуки-шпильки и густой слой тёмно-малиновой помады на губах вернули Цаце «звёздный» имидж.

– Как погуляла? – спросил Винт.

Дуся плюхнулась на стул напротив.

– Пока одни картинки перебирают, другие фартовые дела делают, – она сняла очки, и звёздный имидж сразу улетучился: оплывший правый глаз был похож на щёлку, синяк просвечивал сквозь толстый слой пудры.

– Где это тебя так отделали?

– В ментовке.

– Как же ты туда умудрилась попасть?!

– Тиснула для практики кошель у одной чурки с ушами… но что-то не срослось… лягавые повязали и в контору. Боялась, что смоют макияж, и загремлю на полную катушку за все прошлые дела… Но, как видишь, облапошила ментов и слиняла.

– Везуха.

– Не то слово. Большой фарт попёр! Слушай…

Рассказ о кладе, запрятанном в подземелье, Дорофей воспринял недоверчиво.

– Однако эта байка может оказаться старческим бредом.

– А если, правда? Триста двадцать семь килограммов золота это миллионов девять хрустов, как минимум! Идиотами быть, чтобы такой шанс не испытать.

– А как же второй раз не стреляем?

– Из всякого правила есть исключения, – Дуся встала. – Начнем с астронома.

Неизвестно, чем бы закончилась гонка преследования по школьному коридору, если бы Серафима Викторовна не заверещала. И откуда у неё только взялся такой голос?! Это был не испуганный мышиный писк, а визг недорезанного поросёнка. От этого истошного вопля во всех классах наступила тревожная тишина. Учителя, объяснявшие уроки, смолкли и застыли на своих местах с открытыми ртами. Мышата притихли и испуганно заморгали глазёнками.

Хомячков, который наливал чай в свою любимую фарфоровую чашечку, выронил чайник, упал на четвереньки и забился под стол, откуда наблюдал, как тёмное пятно пролитой заварки расползается по ковру.

Учительница пения Клеопатра Захаровна Норушкина трижды опасливо перекрестилась. Медсестра Изольда Ниловна, не жуя проглотила сырник и, чтобы не подавиться, запила половиной стакана валерьянки. Преподавательница зоологии Зинаида Альбертовна Запечкина, залезла на стеллаж с экспонатами и спряталась за банкой с заспиртованной камышовой жабой.

– Что за безобразие?! – закричала заведующая учебной частью Елена Николаевна Сколопендра, сухопарая мышь с вытянутой лошадиной мордой. – Что за безобразие?! – повторила она и высунулась в коридор.

Голос завуча мог заставить содрогнуться любого сотрудника школы, не говоря уж об учениках, которые боялись Сколопендру больше, чем самого директора. Однако и Елена Николаевна, увидев пистолет в лапах разъярённой Слёзкиной, не на шутку испугалась. Лошадиная челюсть тут же втянулась обратно, хлопнула дверь, повернулся ключ в замке.

Из спортзала выскочил учитель физкультуры Юрий Иванович Крыс. Он бросился наперерез дантистке, схватил за плечи и обезоружил.

– Как вы додумались ворваться в школу с оружием?! – закричал учитель физкультуры, одной лапой удерживая возмутительницу спокойствия, а другую, с пистолетом, отводя от неё подальше.

– Спокойно, Юрий Иванович, без экстремизма, – Инесса Сергеевна избавилась от недружественных объятий, достала из сумочки помаду и стала подкрашивать губы. – Где вы видели оружие? То, что вы отняли, всего лишь игрушечный кольт, который я купила в детском магазине…

Крыс сконфуженно оглянулся по сторонам.

– Но предупреждаю вас, Юрий Иванович, ведите себя осмотрительнее… к следующему разу я достану настоящий.

Ни пронзительный визг Серафимы Викторовны, ни топот ног на втором этаже, ни хлопанье дверей – не проникли в каптёрку под лестницей, где спал после успокоительного укола Славик Слёзкин. Его разбудил газетный шелест. Открыв глаза, малыш обнаружил, что дверь в коморку кто-то притворил.

В комнатушке царил полумрак, тусклые лучи испускал настенный светильник, и белая крыса в толстых очках, устроившись под ним в кресле, с истёртой бархатной обивкой, читала газету. Это, конечно, была Магдалина. От страха у мышонка онемели лапки. Он поводил головкой из стороны в сторону и услышал сиплый, но доброжелательный голос.

– Проснулся?

Над Славиком нависла большая белая голова. Красные крысиные глаза светились в полутьме.

– А я нарочно прикрыла дверь, чтобы крики тебя не разбудили. Там, наверху, какой-то скандал.

«Может, мне снится?» – подумал мышонок и сжал веки с такой силой, что в глазах поплыли цветные круги.

– Просыпайся, просыпайся, – хрипела крыса, – сейчас будет звонок на перемену, тебя начнут искать, полезут и сюда, а мне нельзя попадаться на глаза.

Первоклассник осмелел и разомкнул веки.

– Ты, белая крыса Магдалина?

– Была белая, а теперь седая, – грустно призналась крыса.

– Ты меня съешь?

– Зачем?

– Не зачем, а за что! – сказал мышонок. – За то, что я пишу левой, когда все пишут правой.

– А мне то, старой крысе, какое дело до того, какой лапой ты пишешь?!

– Правда? А Серафима Викторовна очень злится.

– Дура, твоя Серафима Викторовна, прости меня малыш, что тебе так говорю, – крыса плюнула на пол и растёрла подошвой. – Ну, давай, к своим друзьям, а мне надо прятаться. Только тс-сс, – Магдалина приложила коготь к губам, – никому ни слова, что меня здесь встретил, а то мне каюк.

– Что тебе?

– Каюк, говорю. То есть не жить больше в этой коморке, а куда мне ещё податься на старости лет?

– А маме можно сказать?

– И маме нельзя. Она, хоть и дантист, но царя в голове не хватает… заходи, буду рада. Могу даже сказку рассказать. Старая Магдалина знает много сказок.

Так, у маленького мышонка появилась тайная подруга. Магдалина жила в подвале очень давно, ещё с тех времен, когда в двухэтажном здании из жёлтого кирпича не было никаких мышат, а стояли столы, накрытые зелёным сукном, вертелись рулетки, со стуком сыпались игральные кости.