— Вот уж не ожидала тебя из тайги в такую непогодь! — всплакнула жена Худякова, обнимая обсыпанного снегом мужа.

— Скажи спасибо Лоське, а то бы еще долго плутал по мари. Ну, как без меня поживала?

— Да что мне в теплой избе сделается? Тут тебя ожидает охотовед из соболиного рассадника.

После горячих щей и чая Худяков беседовал с охотоведом. В разговоре выяснилось, что рассадник приступил к опыту одомашнивания лосей и просит продать ему Лоську. Худяков задумался. Жаль ему было расставаться со своей смышленой лосихой, но он понимал всю важность затеваемого дела. Ведь если охотоведам удастся приручить нескольких лосей, то приплод от них потом раздадут охотникам. Как облегчится тогда освоение отдаленных угодий!

И старый охотник согласился.

Человек, одержимый охотничьей страстью, с наступлением осени словно заболевает. И если он не может выбраться с ружьем на утиный перелет или сходить на зверя, им овладевает безысходная тоска, и никакая работа не идет на ум.

Случилось так и со мной, когда ранняя пороша неожиданно застала меня в городе. Посмотрел я в окно на выбеленные снегом улицы, и мою душу охватило беспричинное беспокойство. Отложив в сторону все дела, я накинул на плечи пальто и направился в охотничье управление к знакомому инспектору. Привычная обстановка комнаты охотоведов показалась теперь мне праздничной. Словно впервые увидел я старые охотничьи трофеи, развешанные по стенам.

— С кем бы, братцы, на охоту в тайгу сходить? — обратился я к своим друзьям.

— Есть тебе хороший компаньон, — ответил старший инспектор. — Егерь Добров отпуск взял, на кабанов собирается. Присоединяйся. Да ты, кажется, еще не знаком с ним.

И он подвел меня к сидевшему за столом егерю. Я был очень рад столь быстрому решению важного вопроса и стал расспрашивать Доброва, в какой район и когда мы поедем, много ли в тех краях зверя, но егерь оказался малообщительным, куда-то торопился и не разделил моих бурных восторгов. Тем не менее условились выехать через два дня.

Под неодобрительным взглядом проводника мы едва протиснулись с неимоверно большими рюкзаками в вагон и заняли места. Теперь я мог внимательно рассмотреть своего спутника.

Лазарь Добров не походил на заправского охотника. Худощавый, низкого роста, казавшийся безразличным ко всему окружающему, он молча смотрел в окно. Широкое, с монгольскими скулами лицо, покрытое редкими оспинками, можно было назвать некрасивым, если бы не большие карие глаза, глядевшие на мир с детской наивной добротой. У него даже не имелось собственного оружия, и на охоту он ехал с казенным, весьма сомнительной исправности карабином. На высказанное мною удивление Добров усмехнулся:

— Застрелить зверя можно и из водопроводной трубы, главное — подойти к нему близко.

Не было с ним и обычной для охотника лайки. Добров не признавал охоту на крупного зверя, особенно на кабанов, с собаками.

— Они нужны начинающему или слабому охотнику, — говорил он. — Напуганный лаем кабан уходит далеко, а без собак я к одному и тому же табуну по нескольку раз в день подходил и каждый раз стрелял по выбору.

В пути Добров рассказал, что ехать придется до станции Алчан, а оттуда добираться пешком к его палатке, поставленной еще осенью на Леденевом ключе. На станцию прибыли ночью, дождались рассвета и тронулись в лес. Палатка стояла недалеко. К обеду мы были на месте. Ожидавшее нас жилье имело скорее комбинированный характер, низ его представлял собой сруб из тонких сухих еловых бревен, поверх которого была натянута армейская четырехместная палатка. В середине помещалась жестяная печка, стоявшая на двух больших камнях.

В начале охоты всегда испытываешь избыток сил, неизвестность волнует, становишься разговорчивым. Спать не хочется, и я незаметно вовлекаю Лазаря в беседу. Мне не терпится скорее узнать, как он стал представителем неумолимого охотнадзора.

— Третий год пошел, как служу егерем. Поначалу думал, что не справлюсь. Охотники, знавшие меня, посмеивались: «Мягковат, а в этом деле и сила, и характер нужны крепкие». Вот и решил начальник управления проверить меня. Вызывает как-то к себе и говорит: «В селе Полетном живет Роман Хмелев. Промышляет на Золотом ключе. Опасный браконьер. Незаконно держит нарезное оружие, торгует мясом запрещенных к отстрелу зверей. Разоблачи и составь протокол».

Выслушал я задание, на автобус — и в Полетное. Охотничий сезон заканчивался. Было время вывозки мяса из тайги, потому Хмелева не было дома. «Попробую отыскать его зимовье», — решил я и, чуть свет перейдя Кию, подался на Золотой ключ. Сперва попадалось множество следов. Это подростки ходили за рябчиками и белками. Затем следы исчезли, подъем стал круче. Лишь к вечеру достиг Золотого. Но где находится барачек Хмелева — вниз или вверх по течению, на правом или на левом берегу — кто его знает. Решил подниматься вверх. Пристигла ночь. Разыскав сухой кедровый пень, поджег его, вскипятил чай, поужинал, подтащил к костру широкую щепу от полусгнившего кедра, лег на нее, как на лавку, и уснул. Какой сон на морозе у костра, сам знаешь.

Утром, согревшись чаем, снова вышел на поиски. Вот и след человека. Но куда и зачем он шел: на охоту или с охоты? Шагаю по следу, присматриваюсь, пересекаю звериную тропу. Вижу, что шедший впереди охотник интересовался кабаньими следами, ощупывал их рукой — проверял свежесть. «Ищет зверя, за ним идти бесполезно», — решил я. Долго еще пришлось бродить по лесу. Следы охотников встречались, да все старые. Совсем измучился. Ну, думаю, опять под кедром придется ночевать.

Но тут попадается мне свежий человеческий след — глубокий и частый. Отпечатки лосиных олоч, перевязанных веревками, выступали на снегу четко. Значит, несет тяжелую котомку. Иду за ним. Смотрю, на валежине снег вроде вздуло и ствол дерева кровью испачкан. Ясно, мясо несет. Вот и пустился его догонять. Много остановок сделал незнакомец, отдыхая на поваленных деревьях, много километров прошел я за ним и лишь к исходу дня вышел на торную тропу. Завела она меня в густой ельник. Смотрю — высокий лабаз, а на нем мешки с мясом, продукты разные. Значит, зимовье рядом. И точно, как вышел из ельника, увидел крохотную бревенчатую избушку, приткнувшуюся к самому косогору. Скинув рюкзак и карабин, открываю дверь, вхожу, осматриваюсь. На лавке сидит грузный мужчина и подшивает олочи. Здороваюсь.

— Здорово, здорово, — отвечает хозяин. — Как барачек мой нашел, к нему ведь затесок нет?

— Охотник охотника всегда найдет.

— Говоришь, охотник, а охота ведь закрыта, почто в лесу-то бродишь?

— Хмелева ищу.

— Чего его искать, к Хмелеву ты и попал.

— Я — егерь Добров, пришел проверить твои документы, посмотреть добычу.

Светло-серые глаза Хмелева сузились:

— Давай пообедаем, а там и проверять будешь. Только проверять нечего, все по закону добыто. Лицензии у меня имеются.

Поставил он на стол две алюминиевые миски, разлил горячие щи с жирной кабаниной, отрезал два толстых ломтя черствого белого хлеба.

— Может, рюмашку пропустишь с мороза?

— Не пью, — отвечаю, — а вот от щей не откажусь.

Ели молча. Спокойствие и гостеприимство хозяина начали колебать во мне уверенность, что Хмелев — злостный браконьер. «Может, клевещут на него соседи, завидуют удачливости на охоте?» — думалось мне. После щей пили чай, долго, не торопясь. К чаю вынул я из рюкзака кулек с конфетами и предложил хозяину:

— Угощайся, московские.

Но Хмелев отказался. Отодвинув кружку с недопитым чаем, он достал с полочки клеенчатый мешочек и протянул мне:

— Проверяй.

Смотрю — охотничий билет в порядке, лицензия на двух кабанов.

— А где разрешение на нарезное оружие? — спрашиваю.

— Зачем оно, нарезного оружия у меня нет.