С чувством радостной благодарности встретила лосиха своего спасителя. Прижимаясь друг к другу, отправились они к кислому ключу, чтобы принять целительные ванны. Быстро заживают раны на звере. Поправились лоси.

Наступила зима, надолго засыпав землю мелким рыхлым снегом. Лоси вышли из заболоченных лесов на широкие поймы рек, где в изобилии росли молодые ивы и осины. Ветвями этих деревьев животным предстояло питаться всю зиму. Вскоре у Сохатого отпал один, а затем и другой рог. Он стал комолым, похожим на лосиху.

На пойме паслось еще несколько лосей. Иногда они сходились вместе, образуя небольшие табуны. Утрата рогов отнюдь не обезоружила Сохатого, и когда на него однажды напали волки, он отбился от них копытами.

Безмятежно протекала жизнь лосей среди белого безмолвия. Но вот появились охотники. Завидя мирно пасущихся лосей, они издали открыли огонь из винтовок и вели его до тех пор, пока один из великанов не падал, сраженный пулей. Лоси слышали звуки далеких выстрелов, но полагали, что это лопаются деревья от мороза. На другой день под пулями погиб весь табун. Затем к этому месту подошел вездеход, и люди увезли мясо в поселок.

Весной лосиха ушла от Сохатого. В густых зарослях молодого лиственничника у нее появилось двое телят. Вначале лосята отлеживались, чувствуя себя неуверенно на длинных гнущихся ногах, но через несколько дней они окрепли и легко следовали за матерью. Не каждая собака могла бы теперь догнать их.

Лето приносило Сохатому изобилие кормов, но его мучительно донимал гнус. Полчища комаров звенели над ним по ночам, покрывая спину серым как пепел налетом. Утром с восходом солнца комар утихал, но вместо него назойливо липла едва видимая мошка. Она забиралась в уши и ноздри, разъедала оголенную в пахах кожу. К полудню мошка спадала, и на измученного Сохатого пикировала армада крупных кровососов — слепней. С низким гудением вились они вокруг зверя, больно кусая его. И тогда, сорвавшись с места ночной стоянки, Сохатый опрометью бежал к ближайшему озеру. С каким блаженством погружал он изъеденное тело в прохладную воду и подолгу нежился на мелководье! Отдохнув от назойливого гнуса, Сохатый принимался за сочные водяные растения. Особенно он любил мясистые толстые корневища кувшинки и нежные пряди стрелолиста. Насытившись и вдоволь накупавшись, он уходил в лесную чащобу до следующего дня.

Вряд ли какой другой зверь смог бы пройти по этим вязким болотистым местам, но широкие копыта Сохатого удерживали на поверхности его грузное тело, и он почти не проваливался.

Как ни донимал гнус, а к концу лета тело быка налилось жиром, темно-бурая длинная шерсть залоснилась. С отросших за лето пудовых рогов слезала омертвевшая кожа. Сохатый, чтобы избавиться от зуда, бодал кусты и молодые деревца, обламывая ветки и обдирая кору.

Когда наступила осень, он снова стал оглашать лес тяжелыми вздохами и стонущим мычанием. Разве могло выдержать сердце лосихи, услышавшей столь жалобные призывы? Нет, нельзя было отказать этому страстному зову! И она пришла. Снова бродили они вместе, и Сохатый оберегал ее от опасностей.

Случилось, что ранним утром Сохатый с лосихой вышли на лесное озерцо, чтобы полакомиться сочными травами, и набрели на табор геологов. Люди обрадовались, что звери сами пришли к ним в руки, и открыли стрельбу. Первая же пуля смертельно ранила Сохатого. Как будто понимая, откуда грозит опасность, бык заслонил своим огромным телом лосиху и, повернув великолепную гордую голову, увенчанную огромной короной рогов, к подходящим людям, смотрел на них затуманившимся взором. А охотники все посылали и посылали в него пули. Когда опустели магазины их винтовок и наступила зловещая тишина, лосиха ринулась в сторону, густые кусты заслонили ее. А Сохатый по-прежнему стоял на том же месте, и тонкие струйки крови из глубоких смертельных ран стекали по его груди.

В далекую, затерявшуюся в буреинской тайге деревушку Чекунда весна приходит с большим опозданием. И тем желаннее она людям, истосковавшимся по освобожденной от снега земле. К самой околице подступают молодые лиственничники. В мае зеленая прозрачная дымка окутывает ажурные ветви деревьев с нежными пахучими хвоинками, а на пригорках вспыхивают ярким розово-фиолетовым пламенем цветущие кусты рододендрона.

В эту пору, пока не поспела земля для посадки картофеля, мужское население деревушки отправляется на рыбалку и охоту на гусей. Худяков, лучший промысловик Чекунды, считает весеннюю охоту баловством, но постоять на гусином перелете тоже не прочь. Позвав свою любимую лайку Пургу, Худяков закинул за плечо тяжелую двустволку и направился на берег реки. Столкнув в воду плоскодонную лодку, он положил в нее ружье и, взяв в руки двулопастное весло, быстро поплыл вниз по течению. Спустившись километров на десять от деревни, он заплыл в тихую протоку и, найдя пологий берег, пристал к нему. Вытащив лодку и взвалив на плечи увесистый рюкзак, побрел в сторону лесистых озер, на которые садились гуси. Лишь поздним вечером добрался он до осиновой релки, где намечал поставить палатку и переночевать.

Ночью Худяков слышал гоготание гусей, мелодичный посвист свиязей и предвкушал удачную охоту.

Утро задалось туманное. Гусь не летел, и Худяков не сделал ни единого выстрела. Выйдя на релку, он нарвал сухого прошлогоднего вейника, постелил его на влажную почву, прилег и не заметил, как уснул. Тем временем туман развеяло, проглянуло солнце. И вот уже пронеслись стайки шилохвостей, а за ними потянул и гусь. Так бы и проспал Худяков перелет, если бы не табунчик пискулек. Налетев на охотника, гуси подняли громкий галдеж, Худяков быстро вскочил на ноги, прицелился. Раскатистые выстрелы потрясли утреннюю тишину. Один из гусей, отделившись от стаи, начал снижаться и, пролетев не менее километра, сел на марь. Не будь с Ходяковым собаки, он и не пытался бы искать гуся, но у Пурги не уходил ни один подранок.

Каково же было его удивление, когда из-под носа снующей челноком лайки вдруг выскочил лосенок и, неуклюже прыгая на длинных гнущихся ногах, побежал в сторону леса. Пурга мигом догнала лосенка и, схватив за шею, повалила на землю.

— Не тронь! — грозно крикнул хозяин и бросился спасать малыша.

Когда Худяков прибежал к месту происшествия, Пурга лежала на лосенке, высунув язык и виновато виляя хвостом. Взяв собаку на поводок, охотник хотел было оставить в покое поверженного звереныша, но, увидев на его шее кровоточащую рану, засуетился. Лосенок не стоял на ногах, голова у него клонилась к земле. Жалко стало охотнику беспомощного теленка, перевязал он ему рану и, взвалив на плечи, понес к палатке. Приехав домой, передал малыша на попечение жены, а та, разыскав в комоде старую соску, налила в бутылочку парного молока и покормила Лоську.

Жена Худякова, очень любившая животных, охотно ухаживала за Лоськой и выходила ее. Рана зажила, и теленок всюду следовал за своей новой матерью. Накушавшись, Лоська подолгу лежала где-либо в тени, никому не мешая. Все обитатели двора — корова, кошка и собака — вскоре привыкли к этому безобидному долговязому существу и обращались с ним с той снисходительной уступчивостью, какая бывает у взрослых животных по отношению к малышам.

Больше всех привязалась к Лоське Пурга, оберегавшая ее от соседних собак.

Росла Лоська очень быстро. Хорошо зная своих хозяев по звуку голоса и запаху, она не обращала внимания на посторонних. Но когда кто-либо из незнакомых людей подходил к ней близко, пытаясь погладить по шерсти, Лоська прижимала длинные уши к шее и норовила укусить или ударить передней ногой. В дом она никогда не пыталась заходить, но в кухню, стоявшую рядом с домом, ее беспрестанно влекли острые и аппетитные запахи. Она очень любила лук и чеснок, ела хлеб, а однажды, воспользовавшись отсутствием хозяйки, не побоялась зайти на кухню и, сбросив крышку с кастрюли, съесть теплый суп вместе с вареной уткой.