– Почему ты так жестока со мной? Я не смогу отплатить тебе за доброту, за доброту твоих родителей. Скажи мне только причину, почему ты сейчас меня избегаешь? Я ведь не дура, я все пойму. Я сумею перенести самую горькую правду. От того, что я не знаю, что произошло между нами, я очень страдаю. Ты от меня бежишь, как будто я больна проказой, но на моей шее не весит колокольчик прокаженных! Ты скажи мне, но скажи только правду, чтобы мне тебя забыть! Я забуду тебя и твой дом! Я…
Внезапно Лариса остановилась, и обернулась к еще говорившей Вере, стоявшей посредине лужи. В городе только что прошел обильный послеполуденный дождь.
– Вера, не ходи за мной. Моя мама сказала, что ты нехорошая девочка. Твоя мама сказала моей маме, что ты была в нехорошей связи с нехорошими мальчишками, и поэтому тебя насильно перевели в другую школу. Ты пришла к наш в класс, чтобы исправиться, и ты мне ничего не рассказывала об этом! Это нечестно! Я думаю, что… что … – Лариса запнулась.
Лицо Веры исказилось горем и ее стало колотить, как при высокой температуре. Она села на корточках у края тротуара и закрыла лицо ладонями, потом беззвучные рыдания сотрясали ее опущенные плечи.
– О, остановись мое дыхание, остановись навеки, – про себя взмолилось она, теперь смерть становилась для нее единственным утешением в жизни, но смерть оказалась глуха к зовущим ее. В могилах умерших нет прошлого, как нет и будущего, там нет боли, как и нет радости, и там Веру не ждали.
– Наверное, чтобы умереть, нужно выстоять очередь, как в Барнауле за маслом.
Эта печальная истина не утешала несчастную девочку. Горькие мысли, ядовитыми стрелами, пронзали ее сознание и пронзали насквозь, чтобы Вера погибла от этих пагубных мыслей, ведь, если нет на нее смерти, то как жить ей дальше?
– Если мама рассказывает обо мне, как об испорченной девочке, значит она сама продолжает думать обо мне плохо! Мама делает вид, что забыла ту жуткую ночь, и она до сих пор уверена в своей правоте. Нет на всем белом свете такой силы, чтобы убедить маму в обратном, так и незачем мне переубеждать Ларису в том, что я не виновата. Я обречена на бесчестие! … Может быть, мама мстит мне за то, что Саша ее ненавидит? Да, мама мстит мне, думая, что из-за меня брат уходит из дома. … Она всю жизнь решила держать меня в страхе, не спуская поводок. … И вот, теперь от меня отвернулась очень хорошая девочка, моя единственная подруга.
Эта последняя мысль была так мучительна, что Вера залилась слезами. Проклятие цыганки жило в ее жизни, еще до встречи с цыганкой, и оно, как тень, преследовало ее по пятам. Опять, как когда-то, сердце девочки страдало от отвращения к себе самой, и безнадёжность кувалдой стучало в висках. Все ее робкие попытки радоваться, беспечно, по-детски, как радовались другие девочки и мальчики, приносили ей только горечь и боль.
– Я уйду из дома, чтобы никогда больше не ходить в школу.
Как только это решение было принято, случилось непредвиденное…
***
Прошло три дня, после того, как Ларисе открылась страшная тайна Веры, но только сейчас, когда она стояла над плачущей подругой, ей стало жутко от того, что что ей предстояло совершить.
Еще совсем недавно, в конце марта, счастливая Вера подарила Ларисе на День рождения завернутую в газету книжку про девочку-разведчицу. За праздничным столом подруги сидели вместе, и Вера нахваливала каждое блюдо, приготовленное по китайским рецептам. Потом девочки оставили гостей, сидеть за столом и вести взрослые разговоры, а сами отправились гулять по улице. Они, как малыши, радовались весеннему теплу и плаванью проворных корабликов, которые пускал Коленька по ручейкам. К вечеру их позвали на чай с именинным тортом. Эти Ларисины именины были всем именинам именины!
В тот день, Вере разрешила мама ночевать в доме у Канариных. Всю ночь девочки прошептались, делясь самими сокровенными мечтами, а утром проснулись от звонкого пения птиц. Как им было хорошо вместе! Это было в марте, а в конце апреля, Лариса растерялась, когда мама по секрету рассказала ей, что произошло с ее подругой много лет назад, и девочка растерялась. Она дружила с Верой уже столько лет, они знали все-все друг о друге, и вдруг оказалась, что это не так!
– Пусть лучше гром грянет среди ясного неба, чем я поверю в то, что Вера – испорченная мальчиками девочка! – категорически заявила Лариса, но ее мама только покачала в ответ головой. Потом ночью девочка долго не спала, она отчаянно не хотела признавать новость о подруге за правду, любая новость может быть наговором, но зачем Вериной маме говорить о своей дочери неправду? К рассвету в ее сердце прокрались сомнения, и вопрос «а что, если …» сделал свое дело. Лариса поверила в то, что Вера только притворяется хорошей девочкой, и что с ней дружить не надо, но как хотелось ей оправдать свою подругу.
– А что, если над Верой в действительности надругались взрослые ребята? … Или заставляли делать постыдные вещи под страхом смерти? … Почему же Вера молчала столько лет? … Почему не обратилась в милицию? … Почему Верина мама не защитила свою дочку?
Лариса уже давно познакомилась с Вериной мамой, которая была совсем не похожа на ее строгую, но веселую маму. Если честно сказать, девочка всегда испытывала неподдельное облегчение, когда Верина мама оставляла подружек в покое и уезжала на дачу, потому что вопросы, которые она задавала, очень утомляли её. Иногда, Ларисе казалось, что Верина мама хотела выведать у нее больше, чем знала сама Лариса о себе и своей семье. В таких ситуациях девочка чувствовала себя не подругой Веры, а юной разведчицей из подаренной ей книге про войну. Обида девочки на Веру не зависела от того, какой характер имела Верина мама, а в том, что Вера скрыла эту историю своего позора, хотя Лариса всегда доверяла ей свои самые сокровенные тайны.
***
Теперь, когда неприглядное прошлое подруги раскрылось, Лариса со спокойной совестью могла оставить Веру плакать у дороги и пойти домой, как любая порядочная пионерка, но… она не смогла этого сделать.
Вера сидела на корточках, закрыв руками голову, словно ждала удара, и ее длинные тонкие косички печально свисали до самой земли. Какая-то непереносимая жалость к подруге вдруг охватила сердце Ларисы. Неподдельное горе подруги не могли затмить ни яркий солнечный свет, ни нежная зелень весенней травы. Лариса одернула свою школьную форму, привычно поправила черный фартук на плечах, потом заботливо обняла бедную девочку и помогла ей подняться на ноги.
Вера, судорожно всхлипывая, что-то горестно бормотала себе под нос, а ее слезы уже мочили отутюженный рукав школьной формы Ларисы, которая утешала ее, как смертельно больного ребенка. Внезапно Лариса поняла, что ее совершенно не интересует та жуткая правда, которая может причинять такие страдания, и она не позволит этой «правде» разрушить ее дружбу с Верой, которая что-то говорила и говорила себе под нос.
– Я н-н-не… Мне так… больно… Это не м-м-может… нет, мм-мама… я … не могу.
Лариса не стала слушать подругу дальше. Она приложила свой палец к шевелящимся губам Веры, аккуратным движением руки вытащила из бокового кармана фартука сложенный вчетверо носовой платочек. Этим чистеньким платочком Лариса заботливо промокнула глаза и нос подружки, и, глубоко вздохнув, крепко прижала ее к себе. В тот день Вера узнала, что такое настоящая дружба.
Незаметно пролетали школьные будни, каникулы, экзамены. Вера и Лариса сохранили свою дружбу, но с каждым годом подружки всё больше отдалялись от своих сверстников, как в понимании мира, так и в понимании дружбы и любви. Неразлучные подруги, Вера и Лариса, горели нетерпением осуществить свои надежды. Им так хотелось верить, что именно для этого и существует мир.
Прозвучал для выпускников последний школьный звонок, сданы выпускные экзамены, и получены аттестаты зрелости. О расставании ни Вера, ни Лариса не думали. После выпускного вечера Вера решила подать документы в медицинский институт, а Лариса – в университет, на химический факультет.
