– Ну извини, – спохватился Кирилл. – Я не так выразился.

– Будь добр, выражаться так…

– Маленький…

Она вырвала руку:

– Не заискивай! Терпеть этого не могу!

– Ты хочешь остаться?

– Да. Хочу. Мне нужен свежий воздух.

– Конечно, – Кирилл прикрыл глаза, но, уходя в себя, он еще ни разу не обрел мужество. Ничего не вышло и на этот раз.

Откуда-то из темноты пришло так спокойно, будто и жило в нем, безо всякой примеси страха и отвращения: «Вот оно наказание. Свершилось раньше преступления. Я хотел, чтобы она сделала шаг в сторону. И она делает этот шаг. Но – от меня. И во мне нет даже намека на силу, способную ее удержать…»

– Что тебя так расстроило? – смягчилась Арина. – Ведь все было хорошо.

– Хорошо…

– Мило! Я разговариваю с собственным эхом?

– Я люблю тебя, – вдруг сказал он, и Арина сморщилась от досады. Момент признаний уже прошел, и Кирилл не мог этого не чувствовать.

Немного подождав, он снова заговорил:

– Я боюсь даже думать, что рано или поздно наступит день, когда ты не откроешь мне дверь.

Заранее зная, что эти слова больно кольнут его, Арина хладнокровно, заметила:

– Этого не случится. Я живу в квартире, купленной тобой.

– Я подарил ее тебе.

– И все же в этой квартире дверь для тебя всегда будет открыта.

У него жалобно дрогнул подбородок:

– Не слишком обнадеживающе звучит.

– А ты хочешь обнадежиться?

– Я поехал, – он вдруг заговорил деловито, словно очнулся от забытья. – Пятнадцать минут до города и там еще… Мне необходимо успеть. Завтра куча дел, надо выспаться. Спокойной ночи. Ты позвонишь? Впрочем, не надо. У Лари мобильный телефон, разговор обходится дорого. Наверное, это неудобно. Ну все… Еще раз спокойной ночи!

Не успела она очнуться, как Кирилл уже шел к машине – высокий, летящий, элегантный даже в пуловере и джинсах. «Любимый!» – впервые захотелось ей крикнуть вслед, но он бы решил, будто над ним опять смеются. Ей представилось, как ребенком он жадно вбирал чужой обман, и красивые печальные глазки наполнялись ужасом. А после ходил, внимательно глядя под ноги, чтобы не раздавить жука-могильщика и не умереть.

Припав к стеклу, она сумела разглядеть: сейчас Кирилл шел, вскинув голову.

Перед тем, как заехать в ресторан, я остановился у набережной, потому что от скорости все бушевавшее во мне только усиливалось. Вечерний ветер оказался так мягок и сух, словно и не было двух дождливых недель, от которых Арина впала в депрессию, а я замыслил… Даже про себя я все еще не решался отчетливо произнести это слово. Моя маленькая рысь легко справлялась с любыми, мне же всегда было страшно сказать правду о некоторых вещах даже самому себе.

Я прошел вдоль черной решетки к лестнице, ведущей к пляжу, но спускаться не стал. Металлические перила были совсем холодными, хотя и сухими. Я взялся было за них, но через ладони в тело тотчас пробрался озноб и пришлось спрятать руки в карманы джинсов. Только сейчас я вспомнил, что не успел переодеться, задержавшись у Лари дольше, чем предполагал. Впервые мне предстояло появиться в «Ермаке» не в костюме и без галстука. И это лишний раз доказывало: все пошло наперекосяк.

И вдруг я почувствовал такое же облегчение, какое испытал несколько лет назад, впервые протестировавшись на СПИД. Мой зловещий план провалился…

– Ничего не вышло, – сказал я вслух, чтобы окончательно в это поверить, и как последний городской сумасшедший громко засмеялся от радости.

Едва различимая река отозвалась ленивым всплеском. До моих радостей и несчастий ей не было никакого дела. Я подумал, что кроме мамы, никому в мире нет до меня дела, но даже эта невеселая мысль, влившись в меня, не расплескала того восторга, которым я переполнился. Ведь сегодня сама Судьба объявила меня своим любимцем. Я попытался превратиться в негодяя, а она уберегла меня.

Больше не пугая прохожих, торопливо перебегавших от одного круглого, как луна, фонаря к другому, я вернулся к машине. «Ауди» послушно ждала меня, хотя я забыл включить сигнализацию. Беззлобно отругав себя за беспечность, я благодарно погладил еще не остывший руль и попросил отвезти меня к ресторану. По всем расчетам там уже наступал штиль, в который мне и хотелось угодить. Лари полагал, будто мне нравится красоваться перед посетителями, и язвительно называл меня «лицом ресторана». На самом же деле я часто выходил в зал, не справляясь с тревогой, которая бубнила в ухо, точно без меня там творится черт знает что! Хоть со мной, хоть без меня там все шло своим чередом, но я не мог не увидеть этого собственными глазами.

На этот раз я решил зайти со служебного входа, чтобы не шокировать публику своими джинсами. Узкий коридор был переполнен запахами кухни, и мне тотчас захотелось есть, ведь за столом Макс начисто отбил у меня аппетит.

«Ты совсем простодырый», – к чему-то вспомнились слова матери, и я ужаснулся: как я мог оставить Арину с этим бродягой?! Сжившийся со мной пессимист проворчал: «Попробовал бы ты забрать ее…»

Забыв зачем приехал, я присел на корточки, навалившись на стену, и, достав телефон, набрал номер Лари. Кнопки уворачивались из-под пальца, и несколько раз приходилось начинать заново, но каким-то чудом я все же дозвонился.

– Добрый вечер, Лари, – сказал я со всей вежливостью, на какую был способен в такой ситуации. – Извини, что беспокою. Как там Арина? Она не забыла прогулять пса?

– Они уже ушли спать, – безо всякого выражения ответил Лари.

Я едва не выронил трубку:

– Они?!

– Я имею ввиду ее с собакой. Тебя ведь они интересует?

– Да, конечно, – с облегчением выдохнул я.

– Ты где? В ресторане? Что-то тихо?

– По дороге, – солгал я.

– Долго едешь.

– Я успею. У вас все нормально? Может, что-нибудь привезти?

Было слышно, как Лари усмехнулся:

– Да не волнуйся ты так! У твоей женщины есть голова на плечах.

– Не называй Арину «моей женщиной», – попросил я. – Если она услышит, то придушит тебя.

– Ты дал ей много свободы.

– Я ничего ей не давал и не забирал. У нее все было и до меня.

Лари признался:

– Мне трудно тебя понять, котенок.

– Ладно, Лари, – сказал я, прекращая разговор, – спокойной ночи.

– И тебе, – пожелал он. – И не волнуйся. Работай.

Все, что я слышал от него все эти годы, было вот это – «работай». Но стоило мне начать работать, как я себе это представлял, то есть не перебирая ногами на месте, а двигаясь вперед, и Лари снисходительно ухмылялся: «Мальчишеские фантазии! Ресторанный бизнес – дело серьезное. Не витай в облаках».

«Ты бы еще призвал меня ползать у твоих ног!» – однажды вырвалось у меня. Несколько дней после таких слов я ждал увольнения, но вместо этого Лари выписал мне премию, хотя вообще-то деньгами он меня не баловал. Я обозвал его про себя «сукиным сыном».

Но сейчас я все равно был рад, что нашептанное августовским дождем, сорвалось. Я еще сидел в темноте, сжимая телефон, когда меня внезапно осенило: «Макс! Это Макс уберег меня своим появлением. При нем ничего не произойдет, это уж точно». Макс, на которого я злился весь вечер и проклинал по дороге. Мой первый и последний друг.

Я не рассказал Арине и сотой доли того, что связывало меня с Максом. Он был мне не просто другом и даже не братом. Но это я понял, только потеряв его. Как бывает в настоящей дружбе, Макс был частью меня, как я, надеюсь, был частью него. Когда мы расстались, я почувствовал: половина моей души умерла. Та самая, где жили первые мечты, настолько яркие и высокие, что последующим просто не суждено дотянуться до них.

Мы любили забираться на чердак нашей типовой «пятиэтажки», и там, сидя на пыльных балках, с которых свисали серые нити паутины, представляли, как однажды соберемся в дорогу. К этому делу мы подходили со всей серьезностью, на какую способны мальчишки. Мы обговаривали все детали, даже то, что уложим в свои котомки. Никаких котомок у нас не было, но Макс обещал украсть у отца немного денег на снаряжение. Ничего зазорного мы в этом не видели.