Перечитывая последнее стихотворение, подумала, что было бы неплохо обзавестись дневником и записывать важные детали из моей новой жизни. Но вспомнив о запрете, разочарованно вздохнула и выключила телефон. Я не готова идти против вековых правил чужого народа. Но, возможно, когда-нибудь…

Беседка пустовала, дом погрузился в синеватую пелену сумерек: тоскливую и навевающую сомнения. Солнечный круг скрылся за темной полосой леса. Скрипнула металлом скамья и зашуршали сухие листья. А я поежилась от холода, накинула капюшон вязаной кофты на голову и присела на холодное деревянное покрытие.

Уставившись на свои ладони в шерстяных перчатках, пару раз сжала пальцы в кулаки, разгоняя кровь, и прислушалась. Где-то недалеко разговаривали две женщины, смеялся ребенок. И все равно одиноко. Я призадумалась о предстоящем ритуале.

У каждого народа на Земле есть обычаи, обряды, ритуалы, верования, но в большинстве своем — это устаревшие предрассудки или дань моде. Нынче модно венчаться; модно покупать традиционную одежду и надевать ее по любому поводу только ради хвастовства; модно праздновать все праздники подряд, особенно религиозные, при этом, не сильно разбираясь к какой именно религии они относятся. Мода уродлива и эксплуатируют все подряд. Я всегда скептически относилась к подобным вещам, хотя бабушка и упрекала, постоянно указывала на мою неправоту. Наверное, поэтому я сейчас полна противоречий. Значим ли ритуал «Сэнтеко», как говорят, или важно просто верить? И нужен ли он мне?

Я размышляла о ритуале, пока не услышала оклик: «Аврора!» Возле дома стояла Оливия. Девушка держала зажженную свечу и, слегка склонив голову набок, рассматривала меня.

— Привет, Олив. Мы сегодня еще не виделись.

— Привет. Не замерзла на улице?

— Нет. А который час?

— Не знаю. Но до сбора возле костров остались считанные минуты. Идешь?

— Да, — я поднялась со скамьи и, улыбнувшись, чтобы скрыть нервозность, весело добавила:- Я же одна из центральных героинь сегодняшней ночи. Как такое можно пропустить.

— Если не хочешь, тебя никто не заставит участвовать. Или в чем-то сомневаешься, но боишься спросить?

— Не боюсь. Да и спрашивать некого. Все заняты.

— Могу я попробовать ответить. Я проходила сэнтеко.

С вопросом я не затянула:

— Ты видела своего волка?

— Нет. Да, и никто не видит. Все происходит иначе. Ты видишь сущности других, а они тебя. Себя же можешь только почувствовать, понять, что на смену человеку пришел зверь. И даже, если твой волк не проснется, все равно появится связь с остальными. Очень похоже на погружение всех в единое сознание.

— Этого я не знала.

Было над чем подумать, но времени не осталось.

— Идешь? Или есть еще вопросы?

— Иду.

Возле трех огромных костров собрались все, кроме детей и подростков, не достигших положенного возраста для прохождения ритуала.

— Где мое место?

— На любой из шкур.

— Шкур?

И впрямь. А я и не заметила. Вокруг одного из костров не выставили скамьи, как возле остальных, а уложили куски темного меха.

— Я не замерзну?

— Нет, под ними деревянная основа, так что присаживайся. Не бойся.

— Ладно.

Я опустилась на ближайшую шкуру и протянула озябшие ладони к огню. Именно сейчас я чувствовала себя, как говорят у нас: «Не в своей тарелке».

Оглядевшись по сторонам в поисках Мари, увидела ее переговаривающейся о чем-то с Варганой.

— Почему Мари не подходит к нам?

— Ей запрещено участвовать в сэнтеко из-за ее «положения».

— Из-за малыша?

— Да. Она должна сейчас уйти, а ты постарайся не нервничать. Когда услышишь песню, тебе поднесут чашу с травяным отваром. Выпей его полностью.

— Зачем?

— Он поможет погрузиться в подобие транса. Ты думаешь, что нервничаешь одна? Но это не так. Оглянись вокруг и увидишь, что те, кому выпало в этом году проходить ритуал, тоже переживают, хотя и подготовлены в отличие от тебя.

Вокруг костра рассаживались подростки. Все соблюдали тишину, но на лицах читалась тревога, напряжение. Никто из присутствующих не обращал внимания на меня и остальных членов племени. В трудную минуту срабатывает защитный рефлекс, и чаще всего он выражается в привычном людском эгоизме, то есть каждый сам за себя. Исключение — страх за ближнего. Это когда уверен, что опасность ближе к тому, кого любишь сильнее себя.

— Сколько по времени займет ритуал?

— Всегда по-разному. Час, полчаса, некоторым хватает нескольких минут. У каждого возвращение в реальность занимает свое время. Звериная сущность просыпающегося оборотня непредсказуема. Иногда приходится возвращать насильно, но это в основном касается будущих альф. У них иное мышление, они ближе к ощущению животной половины себя, нежели человеческой. А для тебя сэнтеко пройдет быстро.

— Алекс долго возвращался?

— Да, поэтому его и окрестили вожаком.

Оливия замолчала, обдумывая что-то.

— О чем задумалась?

— Тебе кто-нибудь рассказывал, как произошло первое превращение Алекса?

— Нет.

— Ему тогда едва шестнадцать стукнуло. А все произошло в ночь ритуала, ровно через год после того, как он сам проходил сэнтеко. Это огромная редкость. Многие до сих пор не верят в его проигрыш Веркену.

— Вот так новость.

— Да, именно так и произошло. Я отсутствовала в ту ночь, чужих редко допускают к прохождению ритуала.

— А как Алекс проиграл Веркену?

— После смерти их деда место танухм занял отец Веркена. Конкурентов на тот момент не было. Он взял на себя роль альфы, чтобы поддержать равновесие и порядок в стае. И как только его сын начал превращаться, сообщил старейшинам, что хочет поставить его вместо себя. Если не ошибаюсь, это произошло примерно через два года после первого превращения Веркена. Но ему отказали. Все ждали, пока Алекс займет свое место в стае. Друзьям пришлось бороться. Веркен выиграл. Они оба в ту ночь потеряли много сил, друг друга хорошенько потрепали,

Призадумавшись над рассказом Оливии, я спросила:

— Интересно, а что чувствуешь при первом изменение в волка?

— Боль.

— И все?

— А что еще? Сама подумай. Твое тело неожиданно без предупреждения начинает менять свою структуру и полностью перестраиваться. Что почувствуешь?

Боль. Невыносимая и неизлечимая. Так их способность — дар или проклятие?

— Думаешь о том, как оборотни всю жизнь живут с болью?

— Да.

— Не знаю. Каждый объясняет по-своему. Алекс получает от превращений удовольствие. Он истинный альфа, его звериная часть сильна, как ни у кого другого. Ник избегает превращений без надобности, а Дон… — было нетрудно догадаться, почему она замолчала.

— Если не хочешь о нем говорить… Расскажи об Алексе. Ты знаешь его лучше, чем я.

Оливия улыбнулась:

— Спроси у него сама.

— Тогда точно никогда и ничего не узнаю.

— Не переживай. У вас вся жизнь впереди.

— У нас впереди две разные жизни. Именно поэтому я так о нем ничего и не узнаю.

— Аврора, запомни одну вещь. Как бы вы не отказывались от своей связи, она есть. И вам придется с ней жить, учиться контролировать. У вас одна жизнь на двоих, и расстояние этого не изменит. Я не могу представить, что такое жить с эмоциями другого человека, но мне бы этого хотелось. Многим бы пожертвовала ради одного — узнать, что чувствовал Дон, покидая семью.

— Ты все еще любишь его?

— Да.

Голос Оливии прозвучал тихо, но ее душа кричала.

— Тогда почему не борешься за свою любовь?

— Тебя это не касается! Это никого не касается, и никто не имеет права осуждать.

Оливия сжала кулаки, сдерживая негодование, а я ждала, пока она успокоится. Ей никто не мог помочь, кроме нее самой. В душевные переживания лучше не вмешиваться, чтобы еще больше не навредить.

— Извини за мой взрыв. Бесит, когда начинают упрекать или поучать по поводу Дона. Это наш обоюдный выбор, но многие не хотят понимать.

— Все нормально. Я не хотела тебя злить или вмешиваться. Ты права, это не мое дело.