Никто из жителей Великих Садов не двигался и, кажется, все даже боялись сдвинуться с места или заговорить, как будто от одного шага мираж с королем исчезнет. Деян Великих Садов, тот самый, которого Феликс терпеть не мог, изрядно исхудавший, первым бросился навстречу королю:

— Ваше Величество, Ваше Величество спасите нас во имя Матери Природы, молю, — его лицо искажала скорбь.

Феликс столько лет видел надменные глаза Деяна, его гордость и показушное величие, что растерялся при виде мольбы этого человека. Он хотел что-то сказать, но его людям не нужны были слова, сейчас им нужна была только еда.

Феликс сел на ближайший пень возле дома швеи и начал выпускать из рук картошку, пшеницу, разные овощи и фрукты. Кто-то бросился к мельнице молоть муку, кто-то хватал овощи без разбора и бежал в свои дома за кухонной утварью, но большинство впивалось зубами во все то, что можно было съесть сырым. Вокруг царила метушня, все каким-то чудом не врезались друг в друга, не спорили за продукты, каждый брал понемногу. Никто не говорил ни слова, все были заняты делом, в воздухе Великих Садов витало счастье, оно отражалось с лиц всех жителей Великих Садов и от самого Феликса. Он был счастливее всех на свете, ведь его люди остались живы, не все, но кто-то всё же смог выжить. Они дождались его, дождались.

На мгновение он перестал делать продукты: ему нужна была секунда, чтобы передохнуть. Он посмотрел в небо, а потом на своих людей и снова глубоко вдохнул сырой туманный воздух: неведомая погода навсегда отложиться в его памяти символом того, как он обрёл свой народ и, наконец, стал его истинным королём.

Жители Айронвуда неустанно готовили в своих казанах супы, пюре, кто-то просто варил овощи, жуя при этом яблоки и груши, дети бегали вокруг, смеясь и кружась. И каждый человек в этот миг вглядывался сквозь эту странную дымку, пытаясь рассмотреть своего короля, своего спасителя, когда вдруг один из них прокричал:

— Король Феликс вернулся! Наш король вернулся!

И все как один подхватили этот клич, скандируя его, что есть мочи. А по телу Феликса растекалось тепло, наполнявшее его такими силами, которыми он никогда ещё не обладал. Вот где скрывалось все его могущество — в любви этих людей. Он смотрел в лица каждого из них: знал их имена, профессии, он всегда знал их всех. Они — не безликие тряпичные куклы, нет. Они — множество граней его воли и силы, они маленькие прекрасные стекла одного большого витража, и он зажжёт солнце над этим окном, чтобы оно всегда светилось и горело.

* * *

Король Айронвуда очень быстро устал. Как бы ему не хотелось восстановить счастливую жизнь своего мира за один день, задача все же оказалась непосильной. Ему определенно необходим отдых. Феликс прошёлся по парку: деревья стояли с отломанными ветками, на аллее валялись обломки мраморных статуй и скамей. Розы из драгоценных камней лежали вывернутые из земли, изумруды и алмазы были рассыпаны вокруг слегка прикрытые листвой.

Раньше он бы разозлился при виде подобной картины. Ведь было чувство, что твари напали на Верховные Сады буквально вчера. Никому даже в голову не пришло убрать эту разруху. Но сегодня он понимал: люди слишком долго жили под его полной опекой. Когда он исчез, они совсем разуверились. Настолько не верили, что выживут, что даже не пытались убрать хлам в парке. И это целых пять месяцев! Он поможет им. Но он сделает только то, что не под силу больше никому, а в остальном он научит своих людей справляться со своей жизнью самостоятельно.

Он прошел по аллее к озеру. Мелкие осколки мрамора хрустели под его ногами. Он осмотрел печальную картину некогда чудесного цветущего сада. Надо же — насколько его люди своим бездействием сделали его непомерно сильным. Он с самого детства умел делать всё, потому что больше никто не мог.

— Стивен, — он окликнул конюха.

— Да, Ваше Величество.

— Собери людей, мы должны здесь все убрать как можно быстрее.

— Но разве вы не….

— Я не буду тратить силы, нужные нам всем для пропитания на то, чтобы убрать мусор. Мы сделаем это своими руками.

И он нагнулся, подняв один из осколков, и откинул его в импровизированную кучку, затем проделал так с ещё одним и ещё одним. Конюх так и наблюдал за ним какое-то время пока, наконец, не рванул из парка, созывая людей отдаленным кличем.

Феликс в очередной раз нагнулся, но вместо осколка какой-то скульптуры в его руке оказалась небольшая мраморная сирень. Прекрасная ветка сиреневого цветка казалась настоящей, даже хотелось вдохнуть её аромат. Феликс покрутил её в руках: так странно — раньше он никогда не видел этой скульптуры. Она была сделана так совершенно, что с ней могла сравниться лишь знаменитая мраморная ива, которую создал когда-то отец верховного вельможи — Маркуса. Скульптор из Великих Садов не мог такую сделать. Может кто-то нашел утерянную скульптуру отца Маркуса? Кто знает. Наверное, эта сирень так и останется загадкой.

Держа в руках мраморную ветвь, Феликс невольно вспомнил песню Джейн, которую она пела в день прославления Отца. Вспомнил её саму, её запах… И в действительности нагнулся понюхать каменную сирень. На миг он даже поверил, что почувствует запах. Но, нет. Что-то внутри Феликса тихо кольнуло, и он резко вскинул голову вверх. На веранде его комнаты, во дворце, стояла Кассандра и смотрела на него. Он словно бы не видел её целую вечность, будто она лишь часть какого-то далёкого сна, где он был её женихом. В этот миг он как никогда осознал, насколько он стал другим. Он находился в своем родном мире, чувствовал его, пытался помочь его процветанию, но… больше не принадлежал ему по-настоящему.

***

— Где ты был? — Кассандра бросилась к нему, как только он вошел в свою комнату, и крепко обняла, по ее щекам струились слёзы. Он нежно обтер их рукой.

— Я был в другом мире.

Она отстранилась, в её глазах читалась боль. Наверное, более странно чем сейчас, здесь в своей комнате, в своем истинном доме он не чувствовал себя еще никогда в жизни. Повсюду лежали его вещи, стояли такие знакомые предметы. На него смотрела его невеста, которую он знал с детства. Но все это было будто из другой, чужой жизни. Он поспешил объясниться с ней:

— Твари бежали к нам, мы думали, что погибнем, — он сам не знал, почему начал оправдываться. — Я хотел спасти хотя бы Джейн и с последних сил открыл портал в её мир и… случайно попал туда сам. Одно из животных толкнуло меня в портал. Я не мог вернуться назад все эти пять месяцев. Потому что мои силы исчезли, видимо, они исчерпались в тот день.

Кассандра смотрела на него с каким-то странным, не присущим ей взглядом. Широко распахнутыми глазами, как у ребенка, будто она впервые его увидела. Пока он был в мире Джейн, ему уже начало казаться, что он никогда и не знал Кассандру, но вот он смотрит в её по-новому детское лицо и понимает, что обещал этой девушке жениться на ней. Он был её женихом, да, не любил, но был официальным женихом, по крайней мере, искренне был её другом. И во время той трагедии даже не думал о ней, не вспоминал. А она, должно быть, ждала его. Ждала, что он её спасет. А Феликс думал лишь о том, как спасти Джейн.

— А… — Кассандра, наконец, прервала тишину, но Феликс уже и так знал, что она скажет. — А ты знаешь, где я была тогда? Меня не нужно было спасать? Ты оказался в тот день на исходе сил возле неё, в свой, как ты думал, последний миг, ты был рядом с ней!

Она опустила глаза, нервно заламывая руки.

— Кассандра, я знаю — ты рассчитывала на меня. Прости, ты же знаешь, я никого не любил. А её полюбил. Это несправедливо по отношению к тебе, я знаю, но так вышло. Я и сам был не готов к подобному. Но благодаря Джейн я обрел свой путь, я понял, что мой народ — не груда нахлебников, что я способен на многое и без своих сил, и даже их у меня стало больше благодаря этому осознанию. Я счастлив, видеть тебя, счастлив, знать, что ты в порядке, что ты жива. Ты никогда не будешь для меня чужой, и мне жаль, что не я спас тебе жизнь в тот злополучный день.