"Не бойся", — вспомнил он слова Рассела. Но сейчас они мало чем помогали.

Феликс прошел к деревне, лишь с одним желанием — поскорее увидеть людей. Пройдя несколько домов, он, наконец, добрался до жилья витражника. Король хаотично дёргал колокольчик возле дома Жозефа. Раньше он всегда был сдержанным и размеренным, но в последнее время все время торопился, не мог ждать и минуты. Вайолет — жена витражника, спешно шла встречать его.

— Ваше Величество, ну зачем вы снова звоните в колокольчик? Вы можете заходить просто так. И вовсе не потому, что вы король. Знаю-знаю вы со всеми теперь на равных. Вы можете заходить когда угодно просто потому, что вы уже давно стали членом семьи, — они прошли по лужайке к дому, — Вы же целыми днями работаете в мастерской. Вы нам как свой. Знаете, мне так легко на душе сейчас от того, что я будто бы и не соврала в тот день Джейн… Мне действительно последнее время кажется, что у меня есть старший сын. И так как я и говорила Джейн — молчаливый и своеобразный, но тем не менее…

Феликс смотрел в глаза жены витражника, не решаясь её перебить. Она была слишком добра к нему, после того кем он был, после того, что он НЕ сделал для ее семьи.

Он ничего не ответил, лишь молча, отвел взгляд. Феликс вспомнил фразу, которую слышал во многих земных фильмах: "Они заменили мне семью" или "Они стали моей семьей". Он действительно проводил много времени в семье витражника, и ему приятно было слышать такие слова от Вайолет, но он не мог сказать подобных фраз. Никто не мог заменить ему семью, которой он никогда не знал. Все семьи уникальные, быть может, в них похожие горести и радости, но в каждой из них есть свои особенные моменты, свои шутки и воспоминания. Может быть, в его настоящей семье, отец каждый вечер выпускал бы из рук салюты, а мама пела бы какую-то, именно их собственную, семейную песню… Его уникальная семья была утеряна во времени, и ничто не могло её заменить.

Феликс вспомнил о Джейн. Так долго старался не думать о ней, но все же вспомнил. Вайолет напомнила. Ему захотелось, чтобы когда-то Джейн создала с мужчиной вот такую свою семью. Да, у нее есть родители, и есть семья из детства. Но он хотел, чтобы она, ни на миг не потеряла эту любовь и обрела ее и в своей дальнейшей жизни…

— Феликс, поработаете немного и заходите обедать, через час уже все будет готово, — перебила его мысли Вайолет.

— Конечно зайду, спасибо.

Он почувствовал себя неловко за то, что не ответил женщине на ее добрые слова. Вайолет даже спросила, зайдет ли он обедать, хотя он и так всегда заходил. Но ему, по-прежнему, было сложно выражать свои чувства.

Феликс спустился в мастерскую и поприветствовал Рона и Жозефа. Они как раз собирали последний центральный витраж для храма. Осталось доделать лишь его и несколько стеклянных шаров и можно считать, что храм Матери Природы полностью готов.

Король почувствовал привычный хруст стекол под ногами и в его душу пришел покой. Все-таки Джейн была права, витражное искусство — его призвание. В стенах мастерской все печальные мысли отступили и он уже не чувствовал себя одним из тех, кто упокоится на холме. Здесь он был самым живым на свете. Лучи солнца искрились в стеклах, которые лежали на столе, заливая всю мастерскую волшебным светом. Феликс воодушевленно принялся за работу, резал жёлтое стекло, которое сверкало на все стены мастерской как лимонное платье Джейн на свадьбе Рона…

Король поднял глаза, они с Роном остались в мастерской одни, Жозеф куда-то отлучился. Феликс почувствовал себя странно, оставшись наедине с Роном. Наверное, они остались только вдвоем впервые. Парень уже свободно общался с Феликсом по работе, но король все равно осознал, что нужно сказать Рону что-то важное. На самом деле он хотел бы прокричать над Великими Садами эту фразу, объявить ее по рупору над всем Айронвудом. Потому что каждый житель этого мира должен получить эти скупые беспомощные слова.

— Мне жаль, что я не спас ее.

Рон растерянно поднял глаза.

— Мне жаль, что я всех их не спас. Я просто думал, что сильнее всех вас и всегда вам это внушал. Но я не сильнее…

Рон растерянно перекладывал стекла с места на место. Не поднимая на Феликса глаз, он сказал:

— Я знаю, как вам жаль. Мы все видим, как много вы делаете для Айронвуда, и что с вами что-то происходит… — парень обратил свой взгляд на короля. — Нам незнакомы болезни, но, видимо, из-за траты сил вы болеете…

Феликс согласно кивнул.

— Тристан говорит, чтобы я остановился. Но я не могу. Может, я просто убежден, что искуплю свою вину, если отправлюсь вслед за ними?

В мастерскую вернулся Жозеф и разговор прервался, но Феликс был рад тому, что услышал от Рона.

Они снова принялись за работу, весело переговариваясь о новостях из дальних деревень. Феликс в очередной раз порезал руку при нарезке стекла, и даже обрадовался этому. Хотелось, чтобы работа казалась ещё сложнее, чем есть на самом деле. Видимо, он действительно слишком увлекся самобичеванием.

Феликс посмотрел на медные полоски в руках Жозефа. Это, он, король, придумал заменить ими привычные свинцовые прутья. В мастерской Рассела он узнал, что такое новшество уже было предложено в мире Джейн. Данная техника называлась по имени автора — техника Тиффани. Подумать только, ты придумал что-то уникальное, что до тебя никто не делал. В Айронвуде ни один житель даже не оценил этого. Им было безразлично, как он создавал окна и абажуры для ламп. Но человек с таким же изобретением, в мире Джейн, стал известен на весь мир. Даже сам Феликс, совершенствуя своё мастерство в новом для него мире, восхищался этим человеком. Они были так похожи. Тиффани, как и он, любил природу. В его работах можно увидеть любимую сирень, колокольчики, яблоню, стрекоз с бабочками.

В Айронвуде он вообще не знал, что люди могут быть охвачены теми же идеями, что и ты. В прошлые времена он также любил приходить в мастерскую к Жозефу и Рону. Но тогда они почти не говорили с ним. Между ними и королем всегда нависала социальная пропасть, чтобы они могли обсуждать с открытой душой прекрасные переливы стекол, которые лежали в их руках.

Их разговоры между собой были сухими и официальными. Феликс всегда уговаривал себя, что делает в этих стенах что-то будничное. Ведь никто не говорил ему, что тоже видит в стеклах этот потрясающий свет. Огонь, пылающий сотнями красок. С зелеными, синими, красными языками пламени. И вот они уже общаются втроём на будничные темы, но почти по-прежнему не говорят о витражах.

После окончания работы, Рон и Жозеф складывали оставшиеся материалы, а Феликс, словно завороженный смотрел на портрет Матери Природы. Жёлтые, зелёные отблески волшебно сверкали, озаряя все вокруг. Смотря на нежные черты созданной им же стеклянной женщины, он переставал бояться, чего бы то ни было. Страха не существует. Есть только свет.

Он достал кулон матери из кармана. Почему-то он все время носил его с собой. Надо же, вещь, которую он так не хотел видеть, теперь олицетворяла всю его семью и любовь. Будто он был не одинок, сжимая в руках, кулон матери.

Витражник с сыном разбудили его от чудесных иллюзий, приглашая к обеду. Феликс любовно укутал картину и отправился в дом. Удовлетворённые после проделанной работы, все сели за стол. Вайолет приготовила креветки с жареными лисичками, и все ели с большим наслаждением. Хоть за последнее время морепродукты перестали быть деликатесом, жители деревни все равно считали их самыми вкусными и ели почти каждый день.

Здорово, что у нас снова есть море, — блаженно сказал Жозеф, — ребятни теперь в деревне и не встретишь, все на пляже резвятся.

Феликс улыбнулся. Он и сам любил смотреть, как дети хохочут, когда плещутся в воде. И почему он так долго не хотел видеть людей у моря? Когда они там появились, ему даже стало легче на душе. Это место будто сразу превратилось в место для отдыха и веселья. И больше не было чем-то драматичным и болезненным.

— Помните, как я впервые обедал с вами? — вдруг спросил Феликс у присутствующих.