Он вдохнул химическую вонь, яростно чихнул и, сунув запястье под жесткую струю воды, громким шепотом заорал:

— Витя?! Что ты мне подсунул?!

— Ну-у… феромоны такая вещь. Женщин привлекает, мужчин отпугивает, — Витя флегматично обрабатывал себе одеколоном запястья, локти, затылок и за ушами.

— Феромоны? — Кирилл выдрал руку из-под трясущегося от напряжения крана, и тот, чпокнув, с облегчением перестал извергаться. — Я тебе что, бабочка какая-нибудь? Или муравей?!

— Кирилл Юрьевич! — Витя шлепнул лапищей по груди и уставил на начальство умоляющий взгляд снизу вверх. Как-то оно само получалось снизу вверх, хотя начальство было не намного выше, а в плечах определенно уже. — Такая женщина! Такая женщина! Катерина свет Тарасовна! Она ж разве на меня без феромонов глянет?

Марцелев пригвоздил Комарова тяжелым взглядом:

— Я тебя уволю. То есть, разжалую. После конца операции.

И поскреб кожу ногтями.

— Она у нас по делу проходит, Витя. А может, даже по двум! Я тебе покажу, как с ней на посту курлыкать! И больше не говори, что это для пользы дела!..

— Как свидетельница проходит! — Комаров принял плиту начальственного взгляда на плечи борца и даже не покачнулся.

Марцелев стал тереть оскверненное запястье платком, что только ухудшило дело. Чихнул еще раз и первым покинул туалет.

За время концерта одеколон не только не выветрился, но, казалось, запах еще сильнее — словно фиалки ночью. Даже Бьянка, искусственный интеллект машины Марцелева, давно и прочно обиженная на хозяина и не подававшая голоса, отпустила несколько ехидных замечаний о «вкусах современных мужчин». «Современные мужчины» замечания проигнорировали и вломились в подъезд, оставив Бьянку рассуждать «о своем, о женском».

— Искусство всё же великая вещь, — продолжал Марцелев начатый в машине разговор. — Вот я практикантом ездил на задержание. Отелло так вжился в роль, что натурально стал душить Дездемону.

— А она?

— Врезала ему в живот коленом и каблуком сломала голеностоп. Молиться-то она на ночь молилась, а «лодочки» не сняла. Представляешь их венецианские «лодочки»? Гондолы! Сорок первый размер. И каблук. Красный. Пятнадцать сантиметров.

Кирилл, придержавшись за стену, мечтательно закатил глаза.

— Кирилл Юрьевич, — спросил Витя робко. — Вот у вас есть опыт в любви.

— Ну-у… — протянул Марцелев неуверенно.

— Вот что мне делать, если мне девушка нравится, а сама она на другого запала?

Кирилл прислонился к стене и задумался.

— Морду ему набей, что ли… А я тебя потом за противоправные действия арестую… — он растрепал волосы на затылке. — Только я не знаю тогда, она его лечить кинется или в суд — тебя спасать.

— Не могу я просто так… в морду… — пробурчал Витя.

— Ну, пусть он тогда валится в пропасть, а ты его спаси.

Комаров развел тяжелые плечи:

— Этот свалится, пожалуй.

— Да, — Кирилл пожевал губами. — Случай тяжелый. О! Это моя дверь.

Видимо, феромоны привлекали не всех женщин. По крайней мере, Юлечка, бдящая на посту с контрольным поцелуем и «женским» романом в читалке (истинный образец боевой подруги), нюхнув, поставила мировой рекорд бега по пересеченной местности. «Пересеченной местностью» послужил падаванский полосатый, тоже рванувший в бега. Кот орал, девушка чихала, Витя ржал, как ненормальный.

— В душ! — заорал инквизитор. — Нет, не туда! Там Юля! Туда! — и развернул Витю в другую сторону.

Когда Комаров вылез из душа, Кир, уже тоже покончивший с водяными процедурами, тщательно обнюхал его со всех сторон и мрачно изрек:

— Нет, это никуда не годится.

И погнал подчиненного на балкон.

— За что? — плюхаясь в пляжное кресло, прогнувшееся под ним, загундосил Витя.

— Берегу нервную систему кота. И временной гражданской жены, вернее, сожительницы, — Марцелев назидательно поднял палец. Приманил робот-столик с напитками и тоже откинулся в кресле, мрачно поглядывая на Виктора.

— Нервную систему кота тебе жаль, а меня нет? — Витя засопел.

— И еще мебель жаль. Ты такой накачанный, ей тебя долго не вынести.

— Издеваетесь, Кирилл Юрьевич…

— Просто делаю выводы.

Кир хмыкнул и налил себе колы.

— Знаешь, Витя, — понюхав запястье, сочувствующе заметил он. — А ведь я тебя отстраню от дела. Точно отстраню.

— Это еще почему? — возмутился Витя басом.

— А потому, что амуры в работе инквизитора исключительно вредят.

И Кир налил Вите второй стакан.

— Эх, — вздохнул широкой грудью Виктор. — Счас бы по пивасику. И рыбки копченой.

— Подпишу тебе отпуск, — Марцелев защелкал пальцами по браслету, — тогда и пивасик, и рыбка. Дома. Причем пиво — чешский «Козел».

— Прогоняете…

— О тебе забочусь.

Кир оставил в покое браслет.

— О твоем облико морале. Нет, я понимаю, Катерина Тарасовна ба… девушка видная, но жертвовать ради нее служебной репутацией?

Витя завел очи под лоб:

— Я бы пожертвовал. И между прочим, Кир Юрьевич, вы сами с этой Лилей полчаса наедине в лифте провели.

Кир взвился. Натурально, на метр над креслом, и рухнул, придавив его не хуже Вити:

— Балбес! Олух! Гамадрилов родственник! Я с девушкой в лифт обжиматься, что ли, полез? Да я исключительно в силу служебной необходимости!

Тут Витя гнусно захмыкал.

— Я операцию день готовил и продумывал! Мы могли получить все! А из-за твоих шур-мур что мы получили? Вот что мы получили! — и Марцелев сунул Комарову под нос внушительный кукиш. — Приперлась, панимаш, с апельсинами и этим… как его… Антиком. Тумбочком древне-греческим. Так ты что, завернуть ее не мог? Не знал, что начальство в лифте томится с прослушкой и проглядкой?

— Знал, — Витя покаянно кивнул бритой головой. — Ну не мог я ее завернуть. Она ж прет, как этот…. танк… экскаватор… карьерный. И вы же сами ей разрешение подмахнули!

На лице подчиненного изобразилась самая дурная, по мнению начальства, улыбка.

— А вы сами в лифте как? — поинтересовался Витя, одним глотком выпивая колу и наливая себе еще. — Понравилось? А можно кофе?

— Идиот! — Марцелев стукнул себя по лбу кулаком. — Самый настоящий! Сам вари! И пачку заберешь себе, и кофеварку, я этой вони больше не вынесу!

— Мытый я, — и Витя отправился варить кофе.

Нет, в якобы испорченном лифте с Лилей время они могли провести неплохо. Если бы не чувство долга и сожаления о загубленной операции. Причем, Лиля сожалела так же искренне, как и сам инквизитор, и дальше мимолетного поцелуя дело не пошло. Не считая момента, когда Чума кинулась Киру на грудь, прячась в лифте от Катерины. Девушки были знакомы по служебным делам, и представься Лиля при ней инопланетным офицером, Катерина подняла бы ее на смех и точно завалила операцию.

Вот так непредвиденности мешают работе.

В дальнейшем утро после концерта прошло, можно сказать, в тишине и покое. Падаванский полосатый зашился в библиотеку, Юлечка с ее аллергией не показывалась из спальни, а отважные рыцари, медленно задремывая после кофе, пребывали на закрытом балконе, и ветра весны и приключений их временно не тревожили.

Разбудил Марцелева звонок, верней, характерное такое покалывание в браслете, способное поднять и мертвого — если не отзываться, оно возрастало по амплитуде.

Кирилл протер сонные глаза, потратил секунду, осознавая, где и когда находится, и ответил на вызов.

Обычно вальяжный и флегматичный, Тарас Андреевич был вне себя. Или, лучше сказать, не в себе.

— Кир, я должен сделать признание. Я ф шоке и ни хрена не понимаю.

— Так! Стоп! Спокойно, — отозвался инквизитор, который и сам ничего не понимал.

— Может, тут медики нужны, — протянул Тарас и включил изображение. — Только он всё равно уже ушел.

Кирилл пригладил обеими руками светлые волосы, на миг продемонстрировав Котову свой затылок. И внушительно произнес, оглянувшись на всхрапнувшего Витька:

— А теперь еще раз, медленно, внятно и с самого начала.