Харита разулыбалась.

— Признавайтесь, Кирилл, душенька, кто у вас живет?

А едва услышав ответ, непосредственно воскликнула:

— Полжизни, чтобы пообщаться с падаванским полосатым! Ой, это говорится так, фигура речи.

— Откровенность на откровенность, — поглаживая котов за ушами, спросил сыскарь. — Как оно, бессмертие? Не тяготит?

— Ой, что вы! Жить — это так интересно! Столько всего еще надо увидеть, сделать, познать! Заглянуть в тайны мироздания и в тайны человеческой психики. Это такие глубины… сопоставимые в своей бесконечности.

— Простите, если я бестактен, к звездам вас не тянет?

Харита всплеснула руками:

— Да что там, все знают, что мою расу нарочно создали для покорения космоса. Тянет, еще как тянет. Но на земле я тоже нужна! Вот им, например, — она подхватила кота и прижала к груди. Рыжий свесил хвост и отозвался умиленным урчанием.

— Что-то ты бледный, Володя, — бросила она взгляд на тяготящегося компанией котов и сыскаря доктора Крутикова. — Бери-ка отпуск и к нам. Через неделю будешь, как огурчик.

Марцелев представил доктора зеленым и в пупырышки и едва сдержал неприличный гогот.

Рита весело ему подмигнула и поманила гостей за собой.

Это был не банальный кабинет, целый зал, тянущий на центр управления полетами или Вратами. Хромированные переплетенные трубки, ажурные решетки, занавески из хрустальных капелек. И под сводом его, похожим на крону дерева — ложе-ванна, как в реанимации. А по периметру ряд круглых кресел, выдвижной пульт и над ним экраны с радужным мерцанием ждущего режима.

Харита отечески похлопала по толстой трубе:

— А это наша Зиночка. Мнемозина. В честь эллинской богини памяти. Воплощенное совершенство.

— Спасибо, я знаю, что в честь, — усмехнулся Кир. — А для чего это… все?

— Аппарат для ментоскопии. Позволяет заглянуть в подсознание пациента и аккуратненько там прибраться, если требуется. Страхи, комплексы, врожденные пороки, бытовой мусор… Все это в виде образов выводится на экран оператора, просматривается, сортируется… В особых случаях психолог подключается напрямую и проводит психокоррекцию. Хотя обычно вполне достаточно просто рассмотреть корни проблемы. Немного громоздко, но действенно. Ой, вы не представляете, как полученная в детстве ментальная заноза иной раз мешает жить!

— Пожалуй, представляю. Вы хотите ментоскопировать Арсену?

— Совершенно верно. Чтобы вылечить, нужно отследить точку возникновения ложной памяти. И причину, почему сработал этот защитный механизм. Подсознание запоминает все, вообще все: форму яблоневой ветки и цвет туфель проходящей мимо женщины, на которые попал случайный взгляд.

— Обычно я смотрю на коленки.

Харита Львовна вежливо хихикнула.

— Так вот, в подсознании Арсены записано, что с ней произошло, и подсознание не умеет лгать. А когда причина болезни известна, то ее легче вылечить. Но видите ли, Кирилл…

— Юрьевич, — подсказал он вежливо.

— На процедуру требуется разрешение пациента или близкого родственника. А в нашем случае… Предупреждаю ваш вопрос: это совершенно безопасно. Точнее, опасно для психотехника. Бывают увлекающиеся личности. Но таких мы выпроваживаем сразу.

— Если это необходимо…

Рита перестала улыбаться.

— Это необходимо. И было бы лучше, если бы Володя так не тянул.

— Я не могу выписать пациента, не убедившись…

— Где я должен подписать?

Харита Львовна щелкнула по браслету:

— Просто говорите вот сюда.

Чувствуя себя женихом на свадьбе, Марцелев повторил за душеведкой положенную формулу и вежливо раскланялся, ссылаясь на отсутствие времени. Ему нужно было перед визитом Чумы отключить лифт и, украсив его табличкой «Ремонт», устроить себе место для прослушки. Но Крутиков следовал за сыскарем, как привязанный. И, наконец, решился.

— Кирилл Юрьевич. Рита… Харита Львовна в себе уверена и свято следует постулату: «Не навреди». И все-таки… Я просил бы вас…

— Не давать разрешения?

— Нет, совсем нет! — Крутиков ухватил Марцелева за рукав. — Позволить мне сегодня вечером взять Арсену в город, на концерт Кристиана Грэя.

— Что-о?!

— А что?

— Нет, ничего. То есть, почему именно туда?

— Она молодая девушка. Все молодые девушки в восторге от Грэя. Певец вернулся из путешествия по галактике, романтика дальних странствий, высота чувств. Люди, шум, атмосфера праздника, цветомузыка… Окунуться в жизнь… Это может спровоцировать шок и вернуть… мою пациентку к реальности.

— Шок, — Кирилл прикусил губу. — Это бу-удет.

— Так вы согласны? — Владимир Валерианович ухватил его за рукав. Марцелев важно кивнул:

— Хорошо, рискнем. Охрану я обеспечу.

Антон сидел за роялем в учебной комнате общежития и битых четверть часа терзал заковыристый пассаж для левой руки. Оголодавшая утроба глухо заурчала, напоминая, что время обеда давно миновало, и Калистратов подавил глубокий вздох. Через неделю экзамен по специальности, а тут такие события и вообще… в голове одна Арсена. Как там советовала писательница Котова, песню сочинить? Со стихосложением у Тошки никогда не ладилось. Теоретически можно было, конечно, сходить на поклон к Томусику…

Калистратов оборвал пассаж и двумя руками поставил мягкий аккорд. Помурлыкал под нос, а потом с досадой покачал головой. Не станет Тома сочинять, да если бы и стала, вряд ли результат Арсене понравится. Тут нужно что-то нежное и серьезное. И про космос…

Дверь скрипнула. В музыкальный класс просунулась любопытная физиономия Леденцовой.

— А, вот ты где. Я тебя битый час разыскиваю.

— М-м? — Антя поднял от рояля синие очи.

— Сосредоточься.

Катька сделала строгое лицо и, толкнув дверь, замерла на пороге. Калистратов продолжал задумчиво наигрывать.

— Антон! — Катька повысила голос и демонстративно приподняла над головой распущенные волосы, — ты будешь помогать или нет?

— А что сделать?

Леденцова вздохнула и постучала пальцем себе по лбу.

— Как минимум — восхититься. Антя, я тебе наряд демонстрирую, в котором на концерт собираюсь, а ты…

Девушка надулась.

— Извини.

Тошка поднялся из-за рояля и сфокусировал рассеянный взгляд на сокурснице. Стройную фигурку облегало глухое черное платье в пол. Единственным ярким пятнышком выделялся приколотый к груди нежно-фиолетовый цветок орхидеи.

— Гармонично, — одобряюще покивал Антя, а Катька прищурилась.

— Это всё?

А после, нехорошо усмехнувшись, медленно повернулась. Взору Антона открылась голая спина и весьма волнующий вырез, заканчивающийся значительно ниже талии. Калистратов от неожиданности шумно сглотнул и выдавил:

— И это. Эротично.

— Вот, — довольно заявила Леденцова и деловито поинтересовалась через плечо: — Лопать пойдешь?

— А то!

Анте как наяву представилась светлая студенческая столовая с витающим в воздухе ароматом супа и приправ. Все невзгоды временно отошли на второй план.

Друзья ненадолго вернулись в комнаты — Катька переодеваться, а Антон — забросить ноты. Дожидаясь подругу, Калистратов остановился возле полочки со старинными книгами. Нет, он, конечно, привык к электронке, однако очень любил бумажные издания. Потертые переплеты грели ладони, а шелестящие страницы немного напоминали звуки осеннего сада.

Тошка медленно провел пальцем по корешкам и остановился на томике стихов поэтов Серебряного века. Пусть там было не про космос, но отчего-то подумалось, что Арсена обязательно оценит затейливость и красоту слога.

И Калистратов решился. Сегодня он возьмет в Пантелеймона книгу стихов и попросит Арсену выбрать самый-самый. А потом положит на музыку и подарит.

Из коридора послышались шаги, и Калистратов, воровато ухватив с полки книжку, поспешно бросил ее в рюкзачок. Как бы приземлённая реалистка Катерина снова не обсмеяла романтичного приятеля. С неё станется.

— А мне билеты принесли, — возбужденно провозгласила Леденцова, появляясь на пороге, уже в джинсах и свитере.