Александра Васильевна краешками губ улыбнулась, но не рассмеялась.

– Барин! Что это вы там рассказываете? – донесся из кухни крик Марьи Евграфовны.

В тот же миг, влетая в столовую, она с разбегу вспрыгнула на плечи к сидевшему у самых дверей Бобоше, а потом совершенно непостижимо для всех, как белка, очутилась на спине у Михайловского.

– Бобоша! Стакан вина! Налейте мне вина! – капризно вытянув пухлые губки, командовала «мадам». – Барин, держитесь! За здоровье присутствующих! Почему мне никто не аплодирует?

Она собиралась продолжить свои акробатические этюды, но запротестовала Александра Васильевна, перепугавшись, что белка в любой момент может оказаться на ее спине:

– Не надо, не надо больше, Марья Евграфовна! – с расширившимися от ужаса глазами запросила она. – У меня даже голова закружилась, глядя на вас. Бедный Николай Константинович, – чуть успокоившись, обратилась она к Михайловскому, – вам ведь, наверное, тяжело?

– Что делать, Александра Васильевна! Начинаю привыкать понемногу… Брачные узы – все-таки узы! – философски заявил Михайловский.

К вечеру в тесную дачу набилось много новых гостей, и гатчинских, и приезжих. То и дело назывались более или менее известные имена сотрудников разных газет и журналов. Кто-то объявил, что приехал Демерт, но «весьма свиреп» и бродит по парку с Минаевым.

– Ну, теперь дело будет… – тихо проговорила Александра Васильевна и поднялась, чтобы выйти в парк.

Стало душновато, и мы с Бобошей, чтобы освежиться, тоже вышли на воздух. Откуда-то из-за деревьев доносились странные звуки – не то мычание раненого зверя, не то похоронное пение…

– Это Демерт поет, – проговорила Александра Васильевна, стоявшая недалеко от нас.

– Нет, это просто ветер, – уточнил кто-то. – Начинается буря, видите, как деревья качаются. Сейчас дождь пойдет.

Действительно, накрапывало, и слышались, приближаясь, удары грома. Мы с Бобошей и Александрой Васильевной поспешили под прикрытие балкона.

Смутные звуки песни донеслись вновь.

– Ну, конечно же, это Демерт! – уверенно заявила Александра Васильевна. – Страшная сила у человека, губит он ее только зря.

Звуки были уже совсем близко, даже раскаты грома теперь не заглушали их, и можно было разобрать слова:

Затем в сумраке появились и приблизились две фигуры. Одна из них – с изрытым оспинами лицом, в золотых очках, в мягкой войлочной шляпе и теплом осеннем пальто, несмотря на июльский день, – опустилась на ступени балкона. Он, Демерт! Действительно, был свиреп, смотрел на всех исподлобья, видимо, мало кого узнавая. И тихо бурчал:

– Мазурики!.. Канальи!..

– Не надо, Николай Александрович! – увещевала его вышедшая навстречу именинница. – Здесь все свои. Вот и Александра Васильевна здесь.

– Какая такая Александра Васильевна? – зарычал Демерт. – Не надо мне никакой Александры Васильевны!

Стало весело.

– Вот и прекрасно, Николай Александрович! – с улыбкой говорила ему Марья Евграфовна. – Вот и прекрасно! Вы уж и жену Глеба Иваныча забыли. А когда-то клялись в верности к ней…

Демерт поднял голову, вглядываясь в вечерний сумрак. И вдруг расхохотался:

– Матушка, Александра Васильевна! – Разглядев, наконец, ее, не вставая со ступенек, Демерт передвинулся к ней, встал на колени и, поймав ее руку, начал осыпать поцелуями. – Ей-ей, не узнал. Простите, матушка!

– Да не расстраивайтесь, Николай Александрович! У всех бывают неприятности. Берегите себя! И у Глеба Ивановича бывают неприятности… – увещевала Александра Васильевна.

– Глеб Иваныч? – Будто что-то вспомнив, Демерт поднял глаза на Александру Васильевну. – Где он, Глеб Иваныч? Дайте мне Глеба Иваныча! Дайте мне Глебушку! Не хочу с мазуриками! – то трезвея, то хмелея вновь, бранился он. – Разбойники! Палачи! Душат… Прямо за горло. Расстрелять! – вдруг выкрикнул он и запел, отбивая руками в такт словам барабанную дробь:

Все молчали. Всем стало жутко и мучительно тяжело.

Марья Евграфовна стала отпаивать Демерта чаем с именинным пирогом, но поднять ему настроение так и не смогла.

Приехал извозчик, заблаговременно заказанный то ли Демертом, то ли Минаевым. Но Николай Александрович уехал один, отказавшись забрать Минаева с собой.

Дождь лил вовсю, хотя гроза прекратилась. Пролетка была без верха, но Демерт дождя не замечал. Сев в пролетку, он вновь запел:

Колеса застучали, заглушив голос Демерта. И Марья Евграфовна допела:

– Чудак-человек… – допивая чай, заметил Дмитрий Минаев, – зонтик никогда не берет с собой. Купил при мне новый шелковый зонтик за двенадцать рублей и выбросил его в Фонтанку. Обременяет…

– И все-таки я его, господа, – подытожила Марья Евграфовна, – люблю больше всех. Он всех вас оригинальнее…

Михайловский заключительной картины, повергшей многих из нас в тоску, уже не видел. Испив чаю с именинным пирогом, который не лез в горло Демерту, он ушел в кабинет. Наверное, продолжил изучать Спенсера.

Александре Васильевне на ночлег отвели самую лучшую комнату.

Мы с Бобошей решили заночевать на балконе, в копне свежего сена, предвкушая благодать воздуха, пробитого грозой, и зелени, омытой дождем.

…Августовский номер «Отечественных записок» открылся распоряжением управляющего министерством внутренних дел от 19 июня 1872 года о первом предостережении журналу за напечатанную в седьмом номере статью Н. А. Демерта «Наши общественные дела».

«Душат! За горло берут!» – вспомнилось мне. И Александра Васильевна, видимо, с подачи Михайловского, знала об этом.

Наутро хозяева и заночевавшие гости собрались на балконе за чаем. Были предложены напитки и покрепче. Мы с Бобошей не посмели отказаться.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.