Зимою времени все-таки стало побольше. Можно было собираться просто так — посидеть и поговорить. И, конечно, вспомнить о славном Карове. Оказалось, что не один Вася думает о Карове, чуть ли не каждый готов был рассказать о нем историю.

Однажды Оля и Лена, пошептавшись, заявили, что у них тоже есть рассказ о Карове и они его сейчас прочтут.

— Только, мальчики, не мешайте, — сказала Оля. — А то еще начнете…

— Валяй, валяй! — сказал Володя Лагер. — Мы потерпим.

Даже в тусклом свете коптилки было видно, что Оля покраснела и волнуется. Читала она, запинаясь.

«Каров стал очень смелым партизаном, никто не мог сравниться с ним храбростью. Как-то раз на них напали враги. Каров со своими товарищами, которые тоже ничего не боялись, лежали в это время в лесу, в засаде. Увидев, что враги близко, Каров поднялся во весь рост. Он широкоплечий, высокий, глаза у него голубые, а брови соболиные. „Смерть фашистским оккупантам!“ — крикнул он так громко, что враги задрожали. В это время засвистела пуля, но Каров отбил ее прикладом своей винтовки».

— Что ты? — сказал в этом месте Толя Цыганенко. — Он ее зубами схватил!

Мальчишки захохотали все разом. Даже Надя с Ниной и те улыбались.

— Как вам не стыдно?! — закричала Оля. — Как вам не совестно смеяться над Каровым?!

— Да мы не над ним, — ответил Володя Лагер. — Мы над вами.

— Каров здесь ни при чем, — подхватил Володя Моруженко. — Он сроду пуль прикладом не отбивал. А ну, ребята, дайте я почитаю, — и он вытащил из кармана несколько листков бумаги.

Оля и Лена, очень красные и сердитые, спрятали свои листки.

— Не хотите, не надо, — сказала Оля.

Володя Моруженко начал читать. Он читал громко, с выражением. Голос его дрожал от усердия. Все насторожились.

«Сперва в мужественном отряде Карова все было хорошо, но потом пришла ужасная новость. Шесть человек и один самый мужественный старик, как наш Петрович, попали в лапы к врагу.

— Что же нам теперь делать? — говорили партизаны. — Как нам спасти наших товарищей по борьбе.

— Я знаю, — сказал Каров.

Партизаны убили одного фашиста и сняли с него одежду и сапоги. И вот Каров оделся в эту немецкую форму и вышел из лесу. Он знал, что его товарищей партизан привезли на допрос к самому генералу.

Гитлеровцы все в ряд сидели за столом, посередине — генерал, а перед ним стояли партизаны. Руки у них были связаны за спиной. „Говорите, где ваш отряд? — кричал на них генерал. — А не то мы вас замучаем!“ Но партизаны гордо молчали. Вот как было дело, когда вошел Каров в форме немецкого офицера.

„Здравствуйте, — сказал он по-немецки так правильно и хорошо, что даже генерал ничего не заметил. — Я к вам приехал издалека, из другого штаба. Что вы тут поделываете?“ — „Мы допрашиваем украинских партизан, — сказал генерал, — садитесь с нами“».

— Они его узнают? — шепотом спросила Лена, забывшая обиду.

— Нет, не узнают! — ответил Володя и продолжал: — «Партизаны ужасно удивились, когда они узнали Карова, но не подали виду. „А чего с ними возиться, с гадами? — сказал Каров. Это он нарочно так сказал. — Дайте их мне, я их всех расстреляю“. Но враги были тоже хитрые».

— Они его узнали? — крикнула Лена.

— Конечно, узнали, — вмешался Володя Лагер. — Они его узнали и кинулись на него, но он отбился и прыгнул в окно.

— А потом что?

— Застрелил часовых — да в лес к своим.

— А как же партизаны? Нет, он должен сперва… Ну, сделать так: он посидит, послушает, к чему приговорят партизан, и узнает, куда их повезут, а там…

— Эх, ребята, — задумчиво сказал Толя Цыганенко, — нам бы так! А? Раздобыть бы форму, а потом заявиться в какой-нибудь немецкий штаб…

— И сказать им: ди шуле, ди шуле, — улыбаясь, подхватила Надя. — Вы, ребята, не лучше девчонок.

— Слыхали новость? — спросил входя Борис.

— Какую?

— Ксана из села уехала.

— Куда?!

— С фашистами. Села с ними в машину, в грузовик, в эдаком полушубочке, в серьгах с пятаки, с какими-то узлами…

— Ты сам видел?

— Сам.

— Куда же она уехала? В Германию?

— А это ты уж у нее спроси.

Все примолкли.

— Теперь ищи карася в пруду, — сказал Борис.

— А куда она денется? — спокойно спросил Вася.

— В Германию уедет, вот куда! — ответил Цыган.

— Посмотрим, — сказал Вася.

В эту зиму было плохо с топливом, кизяк кончился, дров не было. Ребята решили отправиться в лес и на санках привезти хотя бы хвороста или толстых сучьев.

Накануне выпал снег, и санки катились легко, оставляя за собой две полоски. Выглянуло радужное солнце, от которого снежок слегка поблескивал.

Ребята, как всегда, вышли из села поодиночке и в разное время. Олю и Надю задержал у околицы немецкий солдат, но Надя так спокойно и убедительно сказала ему «вальде, холц», указывая на санки, что он пропустил девочек.

Далеко в степи ждали ребята с санками. Они подпрыгивали и руками отогревали уши.

— Пошли.

Не сговариваясь, все побежали, чтобы согреться. Бежали во всех дух, а когда Лена начала отставать, Вася вернулся, схватил ее за руку, и они побежали так быстро, что даже обогнали всех остальных.

Давно не было им так весело. Снежная степь ослепительно сверкала, ноги бежали сами собою — даже удивительно, до чего славно бежать, до чего легко дышать сейчас в степи. Лене казалось, что ей снится сон, что еще минута, и она полетит прямо по воздуху.

Степь была совсем ровная и ослепительно белая, только впереди чернел куст.

Лена оглянулась — их догоняли остальные ребята.

— Быстрей, быстрей, — задыхаясь, говорила она. — Догоняют.

Но Вася, напротив, замедлил бег, а скоро и вовсе перешел на шаг. Их тотчас нагнали остальные.

— Как ты думаешь, Борис, — спросил Вася, — что там такое?

— Это не куст, — быстро сказал Толя Цыганенко, — это что-то плоское.

— Какое же плоское, — возразила осторожная Оля. — Вон какая загогулина торчит.

— Айда посмотрим! — крикнул Володя Моруженко и побежал.

Но, пробежав шагов сто, ребята остановились. Теперь они поняли, что это такое. Медленно шли они вперед, почему-то стараясь не шуметь, хотя кругом не было ничего живого.

В снегу лежал мертвый немец. Одна согнутая в локте рука его торчала в воздухе. Шинель, и лицо, и даже пальцы на руке — все это было присыпано снегом. Кто убил его здесь, в степи? Партизаны? Немец казался костяным.

Ребята стояли не двигаясь. Они смотрели на костяное лицо с запавшими закрытыми глазами, на застывшую в воздухе руку, которая, казалось, просила о чем-то.

Борис подошел к мертвому, и все с испугом подумали, что он ударит его ногой. Но нет, он только хмуро смотрел на убитого.

Лена, не глядя, нашла Васину руку и уцепилась за нее. Девочки придвинулись друг к другу. Покровские ребята уже не раз видели смерть. Они даже видели смерть дорогих им людей. И все-таки этот мертвый в ненавистной серо-зеленой шинели, этот враг, лежащий в их родной степи, не вызвал у них радости. Они испытывали другое чувство — тягостное, мучительное, которому не знали названия.

— Нужно обыскать, — сказал Борис.

— Ой, Боря, не трогай! — прошептала Лена.

— Борька верно говорит, — решительно сказал Вася, отпустил ее руку и подошел к мертвому. — Вдруг при нем есть документы? Отнесем их Степану Ивановичу. Мало ли? Может, найдется что-нибудь важное?

Он наклонился. Девочки старались не глядеть и все-таки не могли не глядеть, как Вася обыскивает карманы. В одном кармане оказался бумажник с письмами.

Никому уже не хотелось в лес, но дело есть дело, и ребята отправились дальше.

Письма из кармана убитого были написаны разными почерками. Что там написано — ребята понять не могли. Даже старшие, изучавшие в школе немецкий язык. Кроме того, в бумажнике оказались фотографии. На одной где-то в саду, на дорожке, стоял мальчик, очень аккуратный и нарядный, в вышитом свитере и штанишках, застегнутых под коленками. На другой фотографии тот же мальчик, только поменьше, сидел на руках у старой женщины с большим лицом и пышной белой прической. Женщина сидела в кресле с высокой резной спинкой, переплетя пальцы на животе у мальчика.