— От вашей дочки Гали. Бывайте здоровы, тетя Домна.

Надя отошла от окна и неторопливо направилась в степь. На подоконнике остался сверток. Домна Федоровна взяла его в руки — тяжелый, точно чугун. Наверно, патроны. «Серьезные дела пошли, — думала Домна Федоровна. — Ох, ребята, птенцы вы несчастные». Она боялась этого свертка и в то же время очень хотела, чтоб он попал в руки тех, кто стреляет по фашистам.

«Куда же его деть?» — гадала она. И нужно ведь, чтобы его принесли как раз сегодня, когда и без того у нее было так тревожно, так тяжело на душе. Среди бела дня нести по селу такое. Что за отчаянная девчонка! Куда же все-таки его деть пока? Под пол? Нет, в случае чего туда полезут в первую очередь. Клеть, курятник?

Тут Домна Федоровна взглянула в окно и поняла, что у нее нет времени раздумывать — к ним, стуча сапогами, со всех ног бежал кривоногий полицай Сидоренко, а за ним — еще два каких-то незнакомых полицая. «За Надей следили», — мелькнула в голове у Домны Федоровны страшная догадка. Она знала: Сидоренко всегда так врывался в дом, где предстоял обыск, — с ходу, чтобы никто ничего не успел спрятать. Как свора псов, мчались полицаи по улице. Видно, конец…

Она только и успела сунуть сверток в шкаф и прикрыть дверцу. Сидоренко был уже в сенях. Полицаи бросились — один к сундуку, другой в подпол, третий — во двор. Домна Федоровна изо всех сил старалась не смотреть на шкаф, но все-таки видела и не могла не видеть, что дверца шкафа отошла. «Господи, пронеси… — молила она. — Только бы Вася не вернулся! Только бы кто успел предупредить ребят!..»

Сидоренко вывернул из сундука все его содержимое и поднял на хозяйку красное, с набрякшими веками и злыми глазами лицо. И как ни страшно было Домне Федоровне, которая с минуты на минуту ждала возвращения сына, она невольно усмехнулась про себя: все, что было можно, она выменяла на продукты, и в сундуке ничего, кроме тряпья, не осталось. «Не удалось тебе здесь подлататься», — подумала она, спокойно выдержав тяжелый взгляд полицая.

Не было уже никакой надежды на спасение, вот затянется сейчас полицай раз-другой сигаретой, которую он не выпускал изо рта, и к шкафу. Куда же еще! Один только шаг, всего один…

— А где Василий? — неожиданно спросил Сидоренко.

У Домны Федоровны все замерло внутри, но она еще нашла в себе силы улыбнуться.

— Да все рисует, — махнула она рукой. — Вон крыша на хате прохудилась, зима на носу, а ему горя мало! Зальется на полный день в степь и знай себе малюет.

Полицай оглядел стены, увешанные Васиными еще довоенными рисунками, — теперь Вася лишь для виду брал в степь один и тот же незаконченный пейзаж, — и сплюнул на пол потухшую сигарету.

— Знаем мы таких художников! — сказал он, подморгнув второму полицаю, который вылезал из подвала, где лежали пустые рассохшиеся бочки из-под соленьев да немного угля.

У полицая были черные, словно у трубочиста, лицо и руки, и он ругался на чем свет стоит. Даже отмахнулся от предложенной ему Сидоренко сигареты, настолько он был зол, так не хотелось ему уходить отсюда с пустыми руками. И вдруг взгляд его задержался на приоткрытом шкафе.

«Теперь уж все, — подумала Домна Федоровна. — Скажу, что нашла узелок на улице. Только бы не вернулся Вася до того, как меня уведут…»

Сидоренко бесцеремонно отстранил рукой второго полицая и шагнул к шкафу, но в эту минуту на пороге хаты появился третий полицай.

— Эй! — крикнул он торжествующе. — Идите сюда! Тут недалеко велосипеды обнаружены. Скорее!

Сидоренко и его подручные выбежали на улицу. Велосипеды подлежали конфискации и попадали затем, как правило, в руки полицаев.

Домна Федоровна метнулась к двери, плотно прикрыла ее и прислушалась. Она понимала, что жизнь сына зависит сейчас от нее. Только от нее. Не раздумывая, она подбежала к шкафу, вынула сверток, подошла к плите, где стоял чугун с борщом, подняла крышку, вывалила патроны в борщ — они глухо всплеснули — и вновь опустила крышку. Бумагу она, скомкав, сунула в плиту. «Ну, кажется, нипочем им теперь не догадаться», — подумала она.

Вскоре полицаи вернулись.

— Что, Трофим Денисович, — обратилась она к Сидоренко, — невеселая у тебя должность?

— Должность как должность! — буркнул тот. — Не хуже других.

— Ну ищи, милый, ищи.

Когда Вася, который услышал про обыск, ворвался в хату, полицаев уже не было. В развороченной горнице недвижно сидела Домна Федоровна. Она была очень бледна.

— Нашли? — спросил Вася.

— Кабы нашли, я бы здесь не сидела, — спокойно ответила мать.

У Васи заныло сердце от нестерпимой жалости к ней. Сколько она из-за них страдает, не спит ночей. И ни единого упрека, даже сейчас, когда они перед ней так виноваты. Конечно, Надя поступила очень неосторожно с этими патронами, надо было сразу же отнести узелок в их тайник.

— Что же делать, мама? — виновато сказал Вася. — С обыском к нам еще ни разу не приходили…

— Что делать? — переспросила Домна Федоровна. — Перво-наперво патроны из борща вынуть. Может, им вовсе и нельзя там находиться.

— Из борща?!

Вася кинулся к дверям. Возле крыльца стояли Борис, Лена и Володя Лагер.

— Идите сюда! — позвал их Вася. — Скорее! Вы только послушайте…

С почтительным восхищением смотрели ребята на Домну Федоровну, когда та по обыкновению очень скупо рассказывала им про обыск.

— Ведь это надо — патроны в борщ! — заливалась смехом Лена. — Наверно, сам Каров и то бы не догадался! Тетя Домна, вы такой герой, прямо ужас!

— Может, и герой, — согласилась Домна Федоровна, — только ноги мои что-то совсем не ходят. Все подгибаются. — Она устало улыбнулась.

— И все-таки, ребята, — нахмурил брови Борис, — больше нам здесь собираться нельзя. И ничего приносить сюда больше мы не будем. Даже клочка бумаги, не то что патроны. Нужно что-то срочно придумывать.

— Я придумал, — ответил Вася. — Пещера!

Место для пещеры выбрали самое что ни на есть подходящее — в глухом углу под обрывом, густо заросшим невысоким кустарником. Обрыв находился метрах в двухстах от хаты Носаковых и от речки недалеко. Как после выяснилось, это было очень кстати.

Чуть не целый день спорили ребята о том, какой должна быть их пещера.

— Надо не меньше двух комнат, — говорил Моруженко. — В одной мы будем собираться, в другой хранить отрядное имущество…

— Постой, — прервал его Прокопенко, — мы что — хату себе подземную будем рыть? Нам штаб нужен. А ты — комнаты. Может, еще кухню заведем?

— А кухню, между прочим, надо обязательно, — сказала Варя. — Мало ли по скольку времени мы будем здесь сидеть. Может, еще придется и обед сготовить, и переночевать.

— Печку сложим, — насмешливо вставил Борис, — трубу повыше выведем, чтоб все знали, откуда дымком попахивает.

Простодушный Володя Моруженко, однако, принял его слова за чистую монету и добавил мечтательно:

— Стены досками обошьем, пол настелим.

— Кошечку заведем, — в тон ему снова вставил Борис, — клетки с птичками развесим.

— А ну тебя! — вспыхнул Володя. Их давняя ссора из-за кошки все еще порой давала о себе знать.

— Нам нужен штаб, — продолжал настаивать Прокопенко, — и оружейный склад.

В конце концов решили устроить большое и удобное подземное убежище. Подле входа — дежурку, а затем коридор, кухню и два зала.

На следующий день собрались все у обрыва. Сюда заранее были снесены лопаты и ведра. Но с первого же удара лопатой, которую Вася держал в руках, ребятам стало ясно, за какое трудное дело они взялись. Земля была вся прошита спутанными и крепкими корнями. Лопата отскакивала, кривилась, но не могла их перерубить. Здесь нужны были топоры.

С великим трудом за день прорубили они в корнях небольшое окно и выбрали лопатами землю. Земля кучей лежала на виду и поэтому, прежде чем копать дальше, пришлось унести ее к реке. Ведра с песком оказались такими тяжелыми, что девочки их нести не могли, им приходилось таскать по полведра.